Той ночью мистеру Томасу Доггеру тоже пригрезится сон-другой, однако в отличие от всех предыдущих эти прочно отпечатаются в памяти. Он увидит себя в общей зале «Герба», у бильярда, вот только будет он никаким не поверенным, а округлым и пузатеньким бильярдным шаром на зеленом войлоке. На бортике пристроилась сова — или, скорее, тварь, изрядно смахивающая на сову. Впрочем, ощущается в ней нечто отчетливо несовиное, особенно в глазах, что пылают зеленым огнем под нависающими светлыми бровями; в призрачно-белом лице, в неопрятных темных волосах, что торчат на ее голове во все стороны, и в премерзком, как мнится мистеру Доггеру, нраве. Выпустив когти, с пронзительным криком птица бросается на пузатенький шар. В этот самый миг мистер Доггер закричит во сне, резко сядет в постели и оглядится по сторонам. Сердце затрепещет у него в груди, точно крылья на ветру. Он критически оценит ситуацию, убедится, что решетки и ставни на окне в полном порядке. Нальет себе воды из кувшина у изголовья кровати. Выпьет — и вновь откинется на подушку.

Очень скоро мистеру Доггеру будет другой сон: на сей раз ему привидится, как по зеленому войлоку катается крохотный человечек в форме бильярдного шара, причем никто иной, как седовласый и румяный коротышка-доктор. А сам он, простак-провинциал Том Доггер, станет гонять превратившегося в шар клиента кием. Это видение понравится ему куда больше; опять же и к дремоте оно весьма располагает. Греза померкнет; поверенный уснет и проснется наутро освеженным и бодрым.

Несколько дней спустя после ярмарки ясные небеса, столь восхитившие доктора Твида, сменились небом иного плана: темные тяжелые тучи, точно грузные галеоны, мощным строем вторглись в бескрайнюю синеву, в то время как по лесистым холмам, над озером и деревней, цепочкой мчались всадники. Утро выдалось морозным и свежим — в самый раз для верховой прогулки, невзирая на предвестия дождя. В Талботской долине тут и там лежали тени от галеонов-туч — ни дать ни взять наброшенное на ландшафт живое лоскутное одеяло из сумерек и света. Свежее, морозное утро вроде этого, с грозными вздымающимися бастионами облаков, просто создано для коней и всадников — и всадниц тоже, ибо в конном отряде наблюдалась по крайней мере одна представительница прекрасного пола.

Во главе всадников на выносливом черном мерине скакал моложавый полноватый джентльмен, чье крохотное личико терялось под шлемом пышных волос: мистер Тони Аркрайт, шильстон-апкотский ветеринар, гордо продемонстрировав гостям недавно народившегося жеребенка, изящного красавчика по имени Юний, пригласил всех проехаться по округе. Друзей, этих энтузиастов седла и шпор, долго уговаривать не пришлось. И хотя рядом с лошадьми, ликующе тявкая, резво носились и собаки — в их числе крохотный бело-каштановый клубок энергии, мистер Забавник Далройдский, — выехали всадники не на охоту, не в погоню за стариной Ренаром-лисом, но лишь освежиться и проветриться, подышать свежим воздухом и полюбоваться великолепными горными пейзажами.

Среди помянутых энтузиастов были и сквайр Далройдский верхом на Меднике, и мистер Оливер Лэнгли на гнедой кобылке. Позади, на чистокровном гунтере, мчался капитан Хой в своем черном плаще для верховой езды, роговых очках и огромной шляпе с вислыми полями. Он уже поправился настолько, что мог приподниматься в стременах, хотя «укухаренная» нога по-прежнему причиняла ему боль, так что галопу его недоставало напористости и стремительности; сегодня он мог претендовать на звание не столько лучшего наездника в Талботшире, сколько самого отважного. Замыкали колонну доктор Холл, а с ним — мистер Тадуэй, деревенский бакалейщик, и мистер Кодди Бинкс, аптекарь и завзятый охотник. А среди них, подстраиваясь под упругую поступь Далилы, свободно и непринужденно гарцевала в седле единственная дама в отряде, мисс Маргарет Моубрей, в яркой амазонке: глаза ее смеялись, на губах играла улыбка — само воплощение юного задора и счастья!

Мистер Аркрайт кстати прихватил с собою лук и колчан, ибо славился по всей округе как меткий стрелок, гроза птиц. Свои таланты он не замедлил продемонстрировать, натянув тетиву и сбив в полете грача; один из псов тут же радостно сбегал за дичью. В самом деле, в обращении с луком мистер Аркрайт весьма преуспел: он играючи целился и стрелял с седла, вот как сейчас, причем на диво метко; спутники его и прежде не раз и не два имели возможность наблюдать сей врожденный талант воочию.

Друзья мчались по верховым тропкам и стежкам из тех, что поровнее, легким стремительным аллюром, поднимались на гребни холмов и спускались в долины. По обе стороны от них проносились ряды высоких сосен и елей и раскидистые дубы, псы весело резвились среди кустов и ныряли в подлесок. Повсюду вокруг нагорья пестрели бессчетными цветами и цветущими кустарниками несказанной красоты, каждый из которых радовал глаз по-своему. В лица всадникам задувал ровный, восхитительно прохладный ветерок, бодрящий и влажный; мисс Моубрей не преминула заметить, что вскорости пойдет дождь. А они все ехали и ехали вперед, мимо густых кущ, мимо сосновых рощиц, мимо укромных распадков и лощин. Тропа то выравнивалась, то вновь начинала петлять и виться, то вела прямо; всадники же старались по возможности не терять из виду Одинокое озеро и Талботские пики: предосторожность весьма разумная, в противном случае так легко сбиться с относительно безопасной дороги, заехать в самую глушь и, чего доброго, повстречаться с каким-нибудь недружелюбным лесным обитателем.

В какой-то момент, однако, чтобы сделать приятное гостю из Вороньего Края, всадники свернули к цепочке горных лугов, что скрывались за плотной стеной леса чуть выше и правее дороги. На одном таком лугу глазам открылась прелюбопытная картина: группа из трех взрослых мегатериев безмятежно кормилась травой, листьями и корешками, каковых вокруг было в изобилии. И хотя Оливеру уже доводилось видеть наземных ленивцев в городском зоосаде, молодой человек преисполнился благоговения при виде этих созданий в природных условиях. Он снова изумлялся их грандиозным, невероятным размерам, их мощным мускулам, перекатывающимся под плотной, поросшей густым и жестким мехом шкурой, их величественной манере держаться и безмятежному равнодушию к двуногим чужакам. Морды у мегатериев были вытянутые и тяжелые, с массивными челюстями и приплюснутыми квадратными ноздрями, с сонными глазками и крохотными ушами на самом затылке. Передвигались они неспешно и неуклюже, не выказывая интереса ни к чему, кроме пищи. Их губы и нос непрестанно шевелились, выискивая в земле клубни и прочие вкусности; выкапывали они добычу когтями. А когти-то, когти — такие длинные, и гладкие, и острые; а эти здоровенные, похожие на весла лапы, странно выгнутые внутрь!… Оливер восхищенно заморгал: зрелище потрясло его до глубины души. Шкура мегатериев, объяснил капитан Хой, покрыта бессчетными узелковыми утолщениями или хрящиками, что хищникам весьма не по душе; благодаря этим желвакам, а также гигантскому росту и силе, эти существа могут заниматься своими делами неторопливо и неспешно, никого не опасаясь. Оливер заморгал снова — и преисполнился еще большего восхищения.

По пути назад к верховой тропке всадникам встретились следы диких кабанов, тапира, вилорога и страшного волка, но, по счастью, ни тени тупорылых медведей. В кронах тут и там щебетали сойки, кричали грачи, тараторили белки, перестукивались дятлы, а с высоких склонов порою долетал свирепый рев незримого хищника. Оливер встревоженно осведомился, не грозит ли им встреча с саблезубым котом; он знал, что кошмарные чудища зачастую охотятся на таких вот лугах. Несколько раз Оливер любопытствовал вслух, не подкрадывается ли к ним незримо саблезубый кот, и признавался, что как городской житель ужасно боится этих хищников, равно как и тераторнов, невзирая на недавнее свое знакомство с мистером Шейкером. Капитан и прочие дружно его ободряли: лошади, дескать, абсолютно спокойны, а это — верный признак того, что никаких клыкастых чудовищ в пределах досягаемости они не чуют; при том, что нюх у них весьма тонкий.