Прошло несколько секунд, прежде чем яркие пятна в глазах померкли, и Пройсс увидел, как несколько амстердамских полицейских бросились к грузовику и забились в кабину, а еще трое или четверо вцепились в борта. «Опель» взревел мотором и, проскрежетав сцеплением и разбрасывая из-под колес грязь, задним ходом покатил назад в Варффум.

Пройсс выпустил ему вслед всю обойму, все оставшиеся семь патронов, однако не похоже, чтобы он во что-то попал. Мункхарт прицелился и выпустил короткую очередь, но затем его автомат заклинило. Кремпель в темноте пытался нащупать запасной магазин. Вскоре фары сделались совсем крошечными, а луч света, свернув с дороги, упал на поросшую травой обочину. Все понятно, грузовик разворачивается. Еще пара секунд, и в темноте светились лишь красные точки задних габаритных огней.

Пройсс вновь ощутил в голове пустоту, как будто гнев спалил в нем все чувства и эмоции до последней щепотки и покинул его, как лесной пожар покидает полностью выгоревший лес.

— В машине есть запасная шина, — сказал Пройсс Кремпелю спустя какое-то время после того, как красные точки окончательно растворились в темноте. — Снимите бампер и поменяйте колесо.

Пройссу было слышно, как Кремпель и Мункхарт, сыпля проклятиями, оттащили с дороги тушу де Гроота, как они, пыхтя, снимали бампер, как возились в грязи с домкратом. Если не считать производимого им шума, то вокруг было слышно лишь кваканье лягушек. Сотни, если не тысячи лягушек словно в издевку над ним закатили многоголосый ночной концерт.

Трясущимися пальцами Пройсс зажег сигарету — пламя зажигалки заплясало, хотя не было ни ветерка. Пройсс согнулся и уперся ладонями в колени. В одно мгновение мигрень сделалась невыносимой, желудок стянуло тугим узлом, и его вырвало прямо на собственные сапоги.

Вторник, 27 апреля 1943 года, 8.00 вечера.

Маус шагал вдоль состава, и вырывавшийся из-под локомотива пар расстилался под его ногами. Небо быстро начинало проясняться, и на западе низко над горизонтом был виден полумесяц. Его света было достаточно, чтобы увидеть, как из кабины выпрыгнул Каген, а сразу за ним следом кто-то еще. Подойдя ближе, Маус разглядел, что этот второй — машинист.

— А вот и ты, — произнес Каген, обращаясь к Маусу.

— Мы уже приехали? — в свою очередь, спросил он, не спуская взгляда с рук Кагена. Но нет, «стэн» был перекинут через плечо. В лунном свете справа виднелся небольшой полустанок, но названия станции было не разобрать.

— Не совсем, — сказал Каген. — Машинист не знает, где здесь пути. Те самые, которые, по словам Йоопа, ведут к рыбному заводу на берегу.

Река выпрыгнула из локомотива и встала чуть в стороне. Маус ничего ей не сказал, опасаясь, что любое сказанное им слово только еще больше испортит их отношения.

— А разве здесь нет дежурного по станции? — удивился Маус и посмотрел на темное здание. Но там не светилось никаких огней, и, судя по всему, внутри было пусто.

— Вы пройдите по путям вперед, вдруг там впереди есть стрелка, которая переводит рельсы на ветку к побережью, — произнес Каген. — А я пойду, поищу кого-нибудь, кто хоть что-то знает.

— Хорошо, — согласился после небольшой паузы Маус. Машинист забрался в локомотив и, погромыхав там чем-то внутри, опустил им металлический фонарь — большой стеклянный шар с жестяным верхом и низом. Причем уже зажженный. Маус подождал, пока Река скажет, что она идет вместе с ним, но она продолжала молчать. Ему ничего не оставалось, как тоже закинуть за плечо свой «стэн» и взять протянутый машинистом фонарь.

Света фонаря было достаточно, чтобы, не спотыкаясь, брести по шпалам. И Маус побрел вперед.

Он поднял фонарь над стрелкой. От главной линии влево отходила железнодорожная ветка. Там север, сделал он вывод. Это ветка на Ваддензее. Они туда попадут. Он и чертовы евреи в товарных вагонах доберутся туда, куда надо.

Маус поставил фонарь рядом со стрелкой и, схватив железную перекладину, повернул ее на сто восемьдесят градусов. Затем потянул на себя. В следующее мгновение раздался щелчок. Снова взяв в руку фонарь, он на всякий случай посветил, дабы убедиться, что перевод стрелки сработал и теперь их состав поползет по ветке, которая ведет влево.

Он повернулся, готовый проделать обратный путь к темной станции, однако не прошел и пятидесяти метров, когда увидел, что на него движется светящийся глаз локомотива. Похоже, Каген и машинист сами во всем разобрались.

Состав полз вперед, в поисках стрелки, надо думать, и он посигналил им, поводив фонарем взад-вперед. Локомотив еще больше замедлил ход. Как только кабина поравнялась с ним, Маус ухватился за поручни и запрыгнул внутрь.

И тотчас понял, что что-то не так. Река сжалась в комок в углу, и на одной щеке у нее красовался свежий синяк. Вресье сидела рядом с ней на полу, в мундире убитого охранника, и широко раскрытыми глазами смотрела в его сторону.

Каген тоже явно его поджидал. В руках у немца был «стэн», и в лунном свете Маус увидел, что тот взведен. «Вельрод» был по-прежнему при нем, засунут за пояс брюк под плащом, а через плечо переброшен «стэн». Ни тем ни другим он не успеет воспользоваться. Альдер зачерпнул очередную лопату угля и, забросив его в топку, ловким движением захлопнул дверцу. Он почему-то избегал смотреть Маусу в глаза.

— Что происходит?

— Леонард, я пыталась его остановить… — начала было Река, но не договорила. Маус успел заметить, что пистолета у нее нет.

— Она закатила мне сцену, эта твоя краля, — произнес Каген и перевел ствол «стэна» в ее сторону, а потом на Леонарда.

— Что ты сделал, Пауль? — спросил Маус, обратившись к немцу по имени.

— Он открыл последние десять вагонов и бросил их на станции, — сказала Река. Синяк. Вот откуда он у нее взялся. — Он отцепил от поезда вагоны, Леонард. Я сказала ему, что нам не хватит лодок, что у нас больше народа, чем могут взять лодки. Я просто сказала, хотела проверить, в курсе он или нет.

— Нам все равно было всех не спасти, — попытался оправдаться Каген.

— И поэтому ты их бросил, точно так же, как ты бросил ее, — произнес Маус. Ему было все равно, как на его слова отреагирует палец Кагена, лежавший в данную минуту на спусковом крючке. — Ты, мерзкий ублюдок…

— СД гонится за нами по пятам, она сама мне сказала, — заявил Каген. А вот это нечто новенькое, подумал Маус. — Немцам придется остановиться, чтобы всех заново собрать, разве не так? Это даст нам выигрыш во времени. Ну что скажешь гангстер, как тебе моя идея? — и Каген поправил повязку.

— Бросить ее — тоже была неплохая идея.

— Предприми я хоть что-нибудь тогда в лагере, где бы мы сейчас с вами были? Когда вокруг, внутри забора, полно охранников и автоматы всех до единого направлены в вашу сторону. И как я должен был поступить тогда? Давай, подбрось мне идею.

— Леонард, извини, это моя вина, — произнесла Река из своего угла.

— Нам придется вернуться, — заявил Маус. — Нужно остановить поезд, задним ходом вернуться к станции и прицепить назад вагоны. Место в лодках найдется для всех. — Прошу вас, — добавил он с мольбой в голосе. Он никогда не говорил так, даже с Мейером Лански.

— Нет, мы покидаем Голландию, и те, что остались, сослужат нам службу.

— Остановите поезд! — повторил Маус, глядя на машиниста, но голландец даже ухом не повел. Тогда Маус шагнул к нему. В свою очередь, Каген поспешил продемонстрировать ему свои намерения — вскинул «стэн» и приставил дуло к его груди.

— Леонард, прошу тебя, — взмолилась Река.

— Раз уж ты приставил ко мне дуло, то почему бы тебе не нажать на курок, — спокойно произнес Маус.

— Нам друг без друга нельзя, — рассмеялся Каген, — иначе как же мы вернемся домой? Ты ведь сам так сказал.

И вновь воцарилось молчание, продлившееся с полдесятка взмахов лопаты, которой орудовал Альдер.

— Об этом мы поговорим позже, — первым нарушил молчание Маус и повторил свое требование. — Остановите поезд, — приказал он машинисту.