В воздухе после урагана словно разлилось какое-то успокоение…

Китаева с облегчением вздохнула, радуясь восстановившемуся порядку.

Решили даже пообедать.

За обедом хватились Кленского.

— Бедный… Наверное, он все бегает! — И Китаева рассказала, где она последний раз «своими глазами» видела журналиста.

Организовали поиски в ивовых зарослях по берегам Мутенки.

И вскоре нашли. Что-то бессвязно мычащего, дрожащего…

Кленский не давался, все пытался бежать дальше. Но его связали и транспортировали по приказу Корридова в лагерь. Несчастный никого не узнавал…

А к вечеру вернулся и Дамиан Филонов. Уставший от городской жары и духоты.

Из палатки Кленского между тем доносились стоны и мычание.

— Мы Владислава Сергеевича связали. На всякий случай, — объяснил Филонову Корридов. — Поймали и связали. Пусть полежит связанный, пока в себя не придет.

— Это как ломка у него сейчас! — со знанием дела объяснил Филонову и Миха. — Алкоголь выходит… Организм очищается.

— Бедный, у него были настоящие бредовые фантазии… — стала охотно объяснять Дамиану и Китаева. — На почве воспрянувшего застарелого алкоголизма, очевидно!

— Фантазии?

— На античные темы, такие изысканные… Такое вообразил!

— Будто мы быка можем растерзать… — пожаловались Прекрасные Школьницы. — Жертвенного!

— А мы — сатиры, и уши будто бы у нас лохматые! — возмутились студенты.

— А я, сказал, вообще фавн! — воскликнул пламенно Миха.

— Все — ложь? — усмехнулся Дамиан.

— Ну конечно!

— Просто пить надо меньше! — хором подвел итоги прошедшей в отсутствие начальства недели народ.

— А вы не?..

— Ну, может, немного и позабавились, — уклончиво ответил народ.

Китаева промолчала.

Когда Филонов заглянул в палатку Кленского, тот уже успокоился: лежал спеленатый и тихий. Видно, организм его слегка «очистился».

При появлении сыщика журналист широко открыл глаза:

— Дамиан?! Вы?

— Разумеется, я.

— Но… — изумленно уставился на него журналист. — Я думал, вас Корридов убил! Убил, а сам сбежал.

— Надеюсь, так подумали не только вы… К счастью, Кленский, пока еще до убийства дело не дошло.

— Куда же вы делись? Почему так необъяснимо исчезли?

— Вы хотите сказать: не прощаясь?

— Да…

— Думаю, что уже скоро все вам объясню. Пока могу только сказать, что мне срочно нужно было уехать.

— Значит, Корридов вас не убивал? — обрадовался Кленский.

— Нет… Хотя я специально спровоцировал его на резкий разговор. Это было нетрудно, зная вспыльчивость Арсения Павловича.

— Но вы подозреваете его по-прежнему?

— И не только его. Вы все под подозрением.

— Однако… Я так удивлен вашим возвращением!

— Удивлены не один вы… Корридов, кстати, уже тоже вернулся.

— Вот как?

— Я же уезжал для того, чтобы кое-что проверить… Но я хотел, чтобы преступник остался в неведении относительно истинных причин моего исчезновения.

— Вам угрожала опасность?

— Как и всем.

— Да-да… — пробормотал Кленский. — Все под подозрением, и всем грозит опасность.

— Верно.

— А вы, значит, просто уехали и теперь просто вернулись?

— Да, я вернулся. И надеюсь, не слишком поздно, — произнес непонятную фразу Филонов. — Ну, а как вы?

— Я?

— Как это вас, Кленский, угораздило? Такое впечатление, что вас отменно отдубасили!

— Видите ли…

— Этакие синяки на физиономии!

— Понимаете… — смущенно начал объяснять Кленский. — Бог Пан очень вспыльчив. А гнев Пана — это… ужасно. В общем, как выяснилось, у меня большие проблемы. Понимаете, Пан, кажется, приревновал меня К своей дриаде… Ревность божественных масштабов!

— Да, Пан способен на многое… — покладисто согласился Дамиан. — Может наслать тяжелый, давящий сон… Или внушить панический страх, и человек, испытывая ужас, бежит сломя голову, не разбирая дороги…

— Вы не поверите, Дамиан: так все и было, — печально кивнул журналист.

— Поздравляю! Грезы ваши, как отметили бы психологи, многоплановы и детализированы. Что характерно для личности интересной и значительной: с широким спектром увлечений и ярко выраженной потребностью в разнообразии.

— Спасибо, Дамиан, на добром слове…

— Да, Кленский, у интеллигентного человека с основательным гуманитарным образованием и белая горячка особым образом протекает. Не банально. Не какие-то там зеленые вульгарные чертики… Тут вам и сатиры, и вакханки, и сам Пан… Пить-то вам нельзя совсем, оказывается?

— Нельзя, — вздохнув, согласился Кленский. — Увы… Сорвался!

— Ну, хорошо хоть живы остались.

— Так вы считаете, я болен?

— Несомненно.

— Вообще-то… — Кленский обхватил руками голову. — Это действительно было похоже на болезнь. Наваждение какое-то! Мне чудились такие невероятные вещи…

— Судя по безумному состоянию, в котором вы находились, когда вас наконец поймали в лесу, так оно и было.

— Полагаете, краткое помрачение рассудка?

— Надеюсь, что краткое. Выбирайтесь-ка из своих пут… Давайте я вас развяжу! И идемте обедать — вам бульону надо крепкого.

Первой, кого Владислав Сергеевич увидел за столом, была Дашенька.

От неожиданности Кленский даже вздрогнул.

— Она жива? — обернулся он к Дамиану.

— Разумеется.

— Правда?

— А вы-то что вообразили, увидев эту милую девушку?

— Я подумал… Подумал: она, как Яша Нейланд!

— То есть?

— То да, то нет. То живая, а то…

И Кленский рассказал Дамиану о самой страшной сцене своих полночных блужданий по лесу.

— Ну, может, девица и впрямь принимала ванны в ночь полнолуния? — заметил Дамиан, выслушав рассказ. — Девушка поверила в легенду о чудодейственных купаниях в Купели Венеры. А вам показалось, что она мертва. Почудилось с перепою.

— С перепугу, — поправил сыщика, краснея, Кленский. — Может, все-таки спросить ее? — нерешительно заметил журналист.

— О чем? Жива она или нет?

— Была она там, в Купели Венеры, в полнолуние или нет?

— Если и была, вряд ли признается. Скромность девушек — главное препятствие в установлении истины. Это я вам как сыщик говорю.

— Но…

— Да хватит вам, Кленский… возвращайтесь в реальность! Ведь пока вы, очарованный дриадами, бегали по лесам, я, например, занимался делом.

— Каким, если не секрет?

— Теперь уже не секрет… Во-первых, сотрудниками нашего детективного агентства были собраны биографические и прочие сведения обо всех участниках экспедиции.

— Вот как?

— Да. А также составлены психологические описания, портреты…

— Тоже всех?

— Тоже.

— И меня описали?

— А как же! Сами же признавались, что это вы убили Яшу!

— Да это я так…

— Ничего себе «так»… Хотели отвести подозрение от Арсения Павловича?

— Конечно. Я всего лишь…

— Я не помешаю? — Кленского перебила подошедшая в этот момент к столу с какой-то кастрюлькой в руках Вера Максимовна.

— Нисколько. Вы очень кстати… Присаживайтесь! — любезно пригласил ее Дамиан.

— Благодарю. — Китаева села рядом у стола. — О чем беседа?

— Дамиан составил наши психологические портреты, — вместо сыщика ответил Кленский.

— Как интересно! Обожаю психологию… Это так увлекательно!

— Вы даже не представляете насколько, — хмыкнул Дамиан. — Итак, Китаева Вера Максимовна…

— Я?

— Именно.

— Что же вам обо мне известно?

— Не так уж мало. Вы, например, болезненно пунктуальны, скрупулезны. Чрезмерно чистоплотны и щепетильны. Неустанные заботы о нравственности подрастающего поколения. Налицо так называемые «качества праведника».

— А что, это плохо? — перебила сыщика Вера Максимовна. — Качества праведника?

— А что — хорошо? — парировал Дамиан. — Ведь, возможно, мы имеем дело с «защитным механизмом», давно известным в психологии. Человек не осознает своих действительных желаний и импульсов и заменяет их противоположными.