Смотрел, смотрел…

А на следующий день Корридов снял дерн и «прикопался» рядом, слева от загубленного раскопа.

Солнце заходило, в зарослях ив на берегу реки снова принялась кричать странная птица…

Работа на новом раскопе уже закончилась.

И Кленский не выдержал. Прихватив фотоаппарат, отправился на птицу взглянуть.

Кленский вообще-то любил поохотиться с фотоаппаратом. Это было еще одно его хобби. Если Яша Нейланд собирал малину, то Кленский часто в свободное от раскопок время бродил по окрестностям и по берегам Мутенки с фотоаппаратом. Правда, в связи с событиями последних дней такого желания как-то не возникало.

Но теперь, слушая эти волновавшие его отрывистые, резкие крики странной птицы — больше похожие на то, что кто-то хочет засмеяться или напугать, — журналист решил прогуляться.

— Как птица странно кричит, — заметил он Корридову, который встретился ему по пути.

— Куда это вы?

— Пойду поохочусь. — Владислав Сергеевич улыбнулся, показывая фотоаппарат.

— Ну-ну… — кивнул археолог.

Таких ив, как на берегах Мутенки, Кленский прежде не видел.

И дело было даже не в том, что были эти деревья необычайно стары, кряжисты и высоки. Дело было в особой причудливости их форм.

Легенда о людях, превращенных в деревья, или мифы о дриадах, чья жизнь связана с деревом, здесь приобретала пугающую достоверность. Природа на берегах Мутенки словно вплотную занялась очеловечиванием древесного материала. Изгибы ветвей и стволов так удивительно напоминали изгибы человеческих тел, рук и ног, что — особенно в сумерках! — казалось, будто к берегам потаенно струящейся по дну оврага речки сходятся превращенные.

Особенно удивительны были два дерева… Гигантские, что называется, в два обхвата. С мшистыми, покрытыми наростами зеленого лишайника стволами. Сросшиеся у корня.

Владислав Сергеевич решил отчего-то, что именно в ветвях этого раздвоенного, как Яшино сознание, дерева и пряталась странная птица.

Но, когда журналист подошел, крик смолк.

Кленский задрал голову, чтобы рассмотреть этого невидимого крикуна. Козодоя, или как там его…

Какая-то птаха и правда скакала по ветвям этого раздвоенного дерева…

Птичка была невеличка и даже красива. И Кленского удивляло, что такое милое создание может издавать такие омерзительные, отрывистые звуки.

Но, очевидно, кричала все-таки другая птица. Потому что после небольшой паузы отрывистые резкие звуки раздались снова, и откуда-то теперь со стороны.

И крик этот приближался, как будто птица перелетала с ветки на ветку, все ближе и ближе…

Владислав Сергеевич приготовил фотоаппарат. Он был уже уверен, что вот-вот увидит птицу в просвете между листьями.

И он бы увидел…

Но что-то отвлекло его внимание. Увы, он даже не успел осознать, что именно его отвлекло. Что-то попало в кадр, помимо синего неба, окаймленного зеленой листвой.

Он успел нажать на кнопку…

Но в то же мгновение резкий внезапный удар, словно этот самый козодой, увеличившись до гигантских размеров, железным клювом долбанул его по темечку, вывел его из реальности.

Когда Владислав Сергеевич очнулся, солнце уже село. Голова болела. Птица больше не кричала.

А фотоаппарат исчез вместе с тем, что могло оказаться там, на последнем отщелкнутом кадре.

Вот только что же там было?

Этого вспомнить Кленский никак не мог, как ни напрягал свою ушибленную несчастную голову.

Вернулся журналист в свою палатку уже в темноте. И сразу лег спать. Голова болела невыносимо.

Наутро, потирая распухшую, чугунную по ощущениям голову, Кленский попробовал рассказать Корридову о том, что с ним случилось.

— Меня, можно сказать, вчера ранили… — пожаловался Владислав Сергеевич.

— Работа сегодня не отменяется! — вместо сочувствия мрачно произнес Корридов.

Журналист даже обиделся. По сути дела, его чуть не убили. И он вправе был рассчитывать если не на сочувствие, то хотя бы на внимание.

Но Арсений Павлович не слушал его.

Между тем события, следуя одно за другим, наворачивались, как снежный ком.

И надо было, хочешь не хочешь, все-таки что-то делать…

«Положение складывается аховое…» — размышлял журналист, потирая время от времени ушибленную голову.

Кленский и не ожидал, что народ у них в экспедиции окажется такой рисковый! Даже наиболее благоразумная из всех, немолодая «наставница юных археологов», Вера Максимовна, и та не выказывала желания покинуть ставшее таким опасным Мширское городище.

Одна только радость — Яша не очень беспокоил… Справедливости ради следовало признать: кадавр вел себя не слишком навязчиво.

Однако и далее пассивно ждать, когда еще кого-нибудь убьют, или стукнут по голове, или загубят и новый раскоп, очевидно, не имело смысла.

Между тем было ясно: Алиса, вычислившая до сантиметра границу между двумя областями, и новое преступление, как и Яшин труп, «своим» признавать не захочет.

Впрочем, и соседняя область вряд ли захочет вмешиваться, опасаясь, в свою очередь, за собственную кривую преступности…

И тут Кленский вспомнил об «этом человеке».

Несколько лет назад — как раз в те времена, когда журналист Кленский вел в своей газете криминалистическую рубрику, — судьба и столкнула его с этим странным человеком по имени Дамиан Филонов.

Владислав Сергеевич писал тогда о весьма необычном преступлении: молодая девушка убила свою подругу. Причем на редкость изощренным способом. Доказать ее преступление было практически невозможно. Официальное следствие так и не смогло этого сделать. Преступление было раскрыто в результате частного расследования. И Дамиан Филонов имел к этому самое непосредственное отношение. У журналиста Кленского осталось тогда ощущение, что до истины докопался именно Дамиан.

Потом Кленский перестал вести криминалистическую рубрику и с той поры Дамиана почти не видел.

В журналистских кругах слухи про Филонова ходили самые удивительные. Одна газета даже однажды написала, что он связан с каким-то международным антипреступным картелем. Частной, но обладающей весьма большими возможностями организацией, «разветвленной, как Интерпол».

Впрочем, каких только слухов по Москве не гуляло…

Это было время легенд, а не биографий. Персонажи публичной жизни вели себя как знаменитые авантюристы прошлых веков: они сочиняли о себе настоящие мифы. Отделить правду от вымысла в их интервью было невозможно. Время от времени эти люди рассказывали удивительные вещи, потом исчезали, затем снова появлялись… Сообщали о себе сведения, которые нельзя было ни подтвердить, ни опровергнуть. Поскольку ни Мадонна, ни Брюс, ни львы объяснений давать не собирались.

Дамиан Филонов и был одной из таких загадочных личностей, засветившихся на московском модном небосклоне.

По слухам, за пределами Москвы, в провинциальной глубинке у Филонова был дом — убежище от суеты! — в котором он проводил немало времени…

По странному стечению обстоятельств археологический памятник, раскопками которого занималась экспедиция Корридова, располагался именно неподалеку от городка Мширы… Того самого, где и проживал иногда в своем доме шапочный приятель Кленского, «странный человек» Дамиан Филонов.

Увы, Дамианов телефон не отвечал.

Возможно, номер поменялся за то время, что Кленский им не пользовался. Зато у Владислава Сергеевича был адрес…

Правда, прежде Кленский дома у Филонова никогда не бывал. С Филоновым журналист встречался только в редакции.

И теперь, решившись на визит к Дамиану, Владислав Сергеевич гадал, как его встретят.

Журналист оказал когда-то Дамиану услугу… Мог ли он рассчитывать на ответную? Да и в Мшире ли сейчас Дамиан?

Оставалось полагаться на везение.

Вообще-то, кроме московских сплетен, Кленский мало что знал о Дамиане. Собственно, кроме них, больше и ничего.