— И слушать не хочу ваш бред.

— Нет, придется послушать! — Филонов схватил Арсения Павловича за рукав рубашки. — Я думаю о том, что…

Корридов резко, словно споткнувшись, остановился.

— Не советую вам надоедать мне, милейший! — побледнев от ярости, прошипел он. — Я иду работать! Понимаете?! И не мешаете мне!

— Мне жаль, но я не могу оставить вас одного! Просто вынужден составить вам компанию.

Они удалялись, перебрасываясь почти любезными фразами.

Кленскому стало не по себе. Все знали, что когда Корридов приходил в бешенство, то разговаривал подчеркнуто вежливо. Лучше бы тот ругался матом и размахивал руками, кричал, но не называл Дамиана «милейший»…

Их надо было остановить — во что бы то ни стало!

Кленский бросился к своей палатке. Торопливо достал со дна рюкзака фляжку, которую не доставал с самого первого дня своего пребывания в экспедиции, отхлебнул коньяку… Средство от стресса…

— Дамиан! Мне нужно поговорить с вами! — Кленский догнал археолога и сыщика на пути к раскопу и остановил Филонова.

— В другой раз!

Филонов был явно раздражен тем, что журналист его задерживает: Корридов тем временем быстро уходил вперед…

— Нет! Мне нужно поговорить с вами сию минуту! — настаивал Кленский. — Это очень важно!

— Даже так?

— Я слышал ваш разговор с Корридовым!

— И что же?

— Почему вы подозреваете только его?

— Не только.

— Вот именно… Прежде вы говорили, что подозреваете всех?

— Я погорячился.

— То есть?

— Всех, кроме вас.

— Кроме меня?

— Да.

— А вот это напрасно… — пробормотал Кленский. — Напрасно вы меня исключили из своего списка.

— Что это значит?

— Я хочу сделать признание.

— Черт! — Филонов схватился за голову. — Может, потерпите немного? Я вернусь — и вы сделаете свое признание.

— Нет, я хочу сейчас.

— Ну, слушаю.

— Это я убил Яшу Нейланда.

— Чушь какая-то! Вам-то с чего?

— Это не чушь…

— Не чушь?

— Нейланд и я… В общем, мы соперники. Я ревновал его к женщине…

— К мраморной? Божественные изгибы? Дивные очертания? — Сыщик засмеялся.

— Это не смешно. — Кленский крепко вцепился в рукав Дамиановой куртки.

— Да не мешайте вы… — Филонов отбросил руку Владислава Сергеевича. — Ба! Да от вас, кажется, коньяком попахивает? Идите поспите, отдохните — и тогда уж будем разговаривать.

— Нет!

— Отстаньте! Я не могу упускать Корридова из виду!

И Филонов бросился догонять археолога…

Спустя минут тридцать Кленскому стало окончательно не по себе. Дамиан и Арсений Павлович не возвращались.

Журналист поспешил к раскопу, но там никого не было…

Корридова в конце концов Владислав Сергеевич нашел у реки. Тот сидел у воды и щеткой тер костяной гарпун.

— Эта находка плохо вымыта, — не поднимая головы, буркнул он Кленскому. — Костяные вещи нужно мыть особенно тщательно. Их нужно мыть долго. Долго! И сушить в тени, чтобы не растрескались…

— Долго? — пролепетал вдруг похолодевшими губами Кленский.

— Да!

Показалось Кленскому или нет, но вода вокруг костяного гарпуна, который Арсений Павлович отмывал, оттирал в воде, была розоватого цвета.

Вдруг Корридов встал и сделал шаг навстречу Кленскому.

Тот испуганно вздрогнул.

— Дайте мне пройти! — буркнул Корридов. — Вы загораживаете мне тропу.

— Хорошо…

Владислав Сергеевич торопливо и послушно посторонился.

— Меня не будет несколько дней, — буркнул ему, проходя мимо, Корридов.

— Несколько дней?

— Да. Хочу побродить по округе… Сделать несколько шурфов. Археологическая разведка!

И Корридов ушел.

Наконец, немного придя в себя, Владислав Сергеевич побрел обратно в лагерь.

Филонов не появился ни к вечеру, ни на следующий день. Сыщик исчез.

— Куда он делся? — недоумевали археологи.

— Может, просто уехал?

— Я бы не удивился.

— С одной стороны, это похоже на стиль нашего непредсказуемого зеленолицего Дамиана…

— А с другой?

— Подозрительно!

— Слушайте, это просто безобразие… — возмущались Прекрасные Школьницы. — Такие мужчины пропадают. Надо наконец добиться, чтобы милиция вмешалась!

— Да подождите вы! — возражала Китаева. — Заявим и будем снова как дураки… Вдруг наш Дамиан просто рыщет, как обычно, по лесу? Ищет ищейка труп — и скоро вернется.

— Вы думаете? А вдруг с Филоновым что-то случилось?

— Что, например?

— Ну, например, мог споткнуться и скатиться в глубокий овраг, что окружает городище, и сломать при этом шею!

— И вообще: Филонова нет, Корридова нет…

— Когда, кстати, Арсений Павлович вернется?

— Сказано же, его не будет некоторое время. Он ушел в археологическую разведку! — терпеливо объясняла Китаева.

— А нам что делать?

— Работать! Я объясню, что надо делать. Не будем нарушать порядок. Командовать буду я, — почти радостно объявила она.

«Вера Максимовна выгораживает Корридова, — апатично думал Кленский, — Китаева предана ему, она его жалеет… Револьвер! Сыщик напрасно так боялся револьвера. Бедный Дамиан… Его убили иначе. Револьвер Корридову не понадобился. А потом Арсений просто сбежал… Надо что-то делать! Ведь это я привез Филонова сюда… Привез, получается, на его погибель…»

А на следующий день вдруг наступила, накатила эта странная жара.

Уже утром спозаранку — в семь часов — в палатке невозможно было дышать.

Кленский проснулся, задыхаясь в своем спальном мешке, в котором еще накануне ночью даже замерзал. И поторопился вылезти на травку.

Небо стало пронзительно синим. А в воздухе словно застыло какое-то напряжение. Возможно, от полного безветрия. Листья на молодой осинке рядом с палаткой даже не вздрагивали.

Владислав Сергеевич взял эмалированную кружку и пошел за водой, чтобы сварить кофе.

И вдруг, проходя мимо палатки с Прекрасными Школьницами, почувствовал себя странно… Сомнений не было: от палатки девушек явственно исходили флюиды сексуальности.

Возле палатки студентов Кленский споткнулся… Он наклонился. Из палатки высовывалась нога. Причем явно козлиная… Шерсть, копыто. Впрочем, нога тут же исчезла.

«Ну и шутки у молодежи…» — подумал журналист, поправляя очки.

А посреди рабочего дня студенты вдруг исчезли с раскопа… И вернулись лишь спустя часа два, нагруженные пакетами с соком.

Но оказался в пакетах не сок, а итальянское сухое вино, необъяснимым образом завезенное в деревню Корыстово, где все обычно пили только самогонку.

Студент Саша, самый некрасивый из всей студенческой троицы, со вздернутым носом и козлиными ушками, протянул Кленскому пластмассовый стаканчик.

— Воздадим почести Бахусу! — торжественно произнес он.

— Не пью! — строго отказался Кленский.

— Владислав Сергеевич, Бахус обидится! — ерничая, повторил свое предложение студент.

— И мы все обидимся! — жеманно захихикали Прекрасные Школьницы.

Принципиальность вообще выглядит глупо, а по пустякам и просто смешно. Принципиальность в данном конкретном случае и вовсе могла выставить Кленского идиотом.

Кленскому не хотелось быть ни смешным, ни тем более идиотом в глазах молодежи.

«Это всего лишь сухое вино… Почти сок! — подумал он. — Немного перебродивший сок… И пакеты такие же. И всего-то один стаканчик».

Владислав Сергеевич взял пластмассовый стаканчик из Сашиных рук и сделал глоток.

Вино из деревенского магазина было чудесным… Как будто и магазин был итальянским.

Стерлась грань между городом и деревней, между Европой и Мширским районом… И это было приятно.

Владислав Сергеевич отпил еще… И не отказался от следующего стаканчика.

Потом он отправился к себе в палатку и задремал. И сон был тяжелый, дурной, давящий, как будто кто-то накрыл журналиста подушкой.