Быстров уселся поудобней. Мечтательно посмотрел на портрет Ленина, висевший на стене, и только затем старательно вывел: «Из слов Рерихов можно понять, что их поездки по Индии, Тибету и Зап. Китаю — выполнение задач «махатм» и для выполнения задания махатм — они должны направиться в СССР, а потом якобы в Монголию, где они должны связаться с бежавшим из Тибета в Китай Таши-ламой (помощником Далай-ламы по духовной части) и вытащить его в Монголию, а уже оттуда двинуться духовным шествием для освобождения Тибета от ига англичан»[114].

Тайно или явно художник встречался с советскими дипломатами и другими функционерами почти каждый день вплоть до 12 мая. Англиканский миссионер, служивший в фирме «Фауст», мистер Этчес, любивший коротать вечера недалеко от сторожки Рериха, видел, как юрко проскакивали к художнику сотрудники советского консульства. Иногда Быстров посылал к художнику кого-нибудь из своих сослуживцев, как это было 20 апреля. «К вечеру пошел снег и в низинах, — писал Рерих, — и вся округа приняла зимний характер. Приходит Зенкевич. Говорит о темах, нам близких. Его странствия и приключения — это целое повествование»[115].

Товарищ Зенкевич — на самом деле драгоман генерального консульства А. Зинькевич — часто выполнял конфиденциальные просьбы резидента ОГПУ Быстрова. Не являлся исключением и тот визит.

Государственное Всесоюзное акционерное общество «Шерсть» было организовано из Всероссийского товарищества «Шерсть» на основании постановления от 16 марта 1922 года. Масштаб операций «Шерсти» расширялся постановлениями от 30 мая 1923 года и 10 сентября 1924 года. Основной капитал АО составлял 10 миллионов рублей. Начиная с 1922 года эта организация превращается в центральную заготовительную контору шерстеобрабатывающих фабрик, ведущую заготовки сырья как с помощью собственного аппарата, так и через местные организации на основе контрагентских договоров (Киршерсть, Туркшерсть, Бухшерсть, Казшерсть). До 1924 года АО оказывает сильнейшее влияние на рынок шерсти в СССР, ведя борьбу с частным капиталом — продуктом эпохи нэпа. К началу 30-х годов «Шерсть» превратится в монополиста и главного проводника оперативного регулирования сырьевого рынка. Особое место в деятельности общества занимали сопредельные с СССР страны Востока — Монголия, Западный Китай, Афганистан, Турция, Персия. По данным АО на 1924 год, из Синцзяна им было вывезено 75 тысяч пудов мытой шерсти. А в 1925 году эта цифра составила 207,9 тысяч пудов, что позволило считать вывоз сырья из Западного Китая занимающим первое место по отношению к другим странам Востока. И даже такой серьезный «специалист» в области мытой шерсти, как Я. Г Блюмкин, называл аппарат АО «одним из надежнейших»[116].

И действительно, роль «Шерсти» на Востоке по достоинству могли оценить только настоящие профессионалы. А такие были! Одним из них все в один голос называли Николая Ивановича Ивановского. В соответствии с постановлением Совета труда и обороны от 28 января 1925 года он был назначен правлением государственного Всесоюзного акционерного общества «Шерсть» директором его кульджинской конторы в Западном Китае. Район его деятельности составляли Кульджинский, Юлдузский, Бурталинский и Текеский округа Синцзяна. Веселый, отзывчивый начальник, строгий к нарушителям дисциплины и расхитителям народного добра, настоящий фанатик работы, он был одинаково любим как своими подчиненными, так и начальством. Да и как его было не любить, если ко многим своим положительным качествам, ко всем безусловным достоинствам Николай Иванович занимал еще один важный пост— он был уполномоченным Контрразведывательного отдела ОГПУ в Средней Азии[117]. Естественно, Николай Иванович не только любил ездить по своим округам, но и зорко следил за тем, что творилось в Западном Китае. Естественно, при таком начальнике все сотрудники аппарата Кульджинского филиала АО были не просто надежными людьми, а очень надежными. Что же касается других контор «Шерсти» на территории Синцзяна, то, учитывая звание кульджинского директора, они координировали с ним все свои действия.

Еще 2 апреля в Чугучак пришла телеграммой из Москвы трехдневная виза для экспедиции. Формально посыльный с телеграммой мог спокойно за сутки добраться до Урумчи, вручить ее адресату, который за оставшиеся два дня вполне достиг бы границы СССР. Однако местный китайский чиновник задержал ее аж до 2 мая и только тогда, уже просроченную, вручил советскому консулу в Чугучаке Кириллову. Тот передал ее уполномоченному акционерного общества «Шерсть» Князеву. Князеву пришлось спешно послать в Урумчи надежных сотрудников — Злоказова и Стрельцова. 3 мая они привезли просроченный документ Быстрову. Вечером того же дня Генеральный консул передал Рериху известие о получении визы и о том, что она, к сожалению, просрочена.

Однако художнику не следовало отчаиваться, тем более что он имел дело с человеком, кровно заинтересованным в том, чтобы Рерих попал в СССР. И вот 8 мая 1926 года в Урумчи, не без редактуры Блюмкина, художник пишет свое завещание.

«Настоящим завещаю все мое имущество, картины, литературные права, как и шеры американских корпораций, в пожизненное пользование жене моей Елене Ивановне Рерих. После же ея все указанное имущество завещаю Всесоюзной Коммунистической партии. Единственная просьба, чтобы предметам искусства было дано должное место, соответствующее высоким задачам коммунизма. Этим завещанием отменяются все ранее написанные. Прошу товарища Г В. Чичерина, И. В. Сталина и А. Е. Быстрова, или кого они укажут, распорядиться настоящим завещанием.

Художник Николай Рерих

Собственноручная подпись художника Николая Рериха совершена в нашем присутствии.

Драгоман генерального консульства СССР в Урумчи А. Зинькевич.

Делопроизводитель генерального консульства в Урумчи 3. Яковлева.

Настоящее завещание художника Николая Рериха явлено в генеральном консульстве СССР в Урумчи 8 мая 1926 года и записано в книгу духовных завещаний под № 1.

Консульский сбор по ст. 13 в сумме 17 лан 64 фына и 10 проц., т. е. 1 лан 76 фын в пользу РОКК, а всего девятнадцать лан 40 фын (19 лан 40 фын) взысканы по квитанции № 108.

Секретарь Генерального Консульства СССР в Урумчи П. Плотников»[118].

Этот удивительный документ адресован компартии, а если быть более точным, ее ЦК, чьим непосредственным представителем является политкомиссар экспедиции Блюмкин, сотрудник Спецотдела, подчиненного опять же ЦК. Любопытно и то, что одним из душеприказчиков Рериха, помимо Чичерина и Сталина, упомянут резидент ОГПУ Быстров. А секретарь Плотников, фиксирующий документ, находится в непосредственном подчинении Быстрова и также является сотрудником резидентуры. (Донесения, подписанные Быстровым и Плотниковым, хранятся в Российском государственном военном архиве.)[119].

Кроме того, была достигнута договоренность о том, что через 10 лет (включая в них 1926 год) Рерихи вернутся в СССР с результатами различных исследований. Речь шла о 1935 годе.

Завещание было составлено в трех экземплярах. Один из них остался у Рериха. Судьба двух других необычайно любопытна.

Седьмого сентября 1926 года Быстров переслал их заместителю председателя ОГПУ, начальнику Иностранного отдела (ИНО) Трилиссеру. Один экземпляр начальник ИНО оставил в отделе, а второй переслал «Буддисту» в Нью-Йорк. Вместе с инструкцией на случай непредвиденных обстоятельств— деньги ведь под экспедицию давались нешуточные.

Восьмого мая 1926 года генеральный консул Быстров сделал в дипломатическом дневнике запись: «Выехал в Москву художник Рерих с женой, сыном, тибетским ламой и мальчиком-тибетцем»[120].