Мао еще раз доказал, что обладает искусством обращения с людьми. Он умеет расположить к себе, угостить, непринужденно потолковать о самых отвлеченных предметах. Если Чжоу и Лю чувствовали себя скованно, то [251] Мао почти не замолкал, был весел и насмешлив. Он играл — это было ясно. А в этой игре полагалось внушить нам доверие.

В толстоватых губах Мао была улыбка, в прищуренных глазах добродушно ласкового хозяина. И лишь курил он больше обычного...

Он ни на минуту не оставлял меня без своего внимания. Лю и Чжоу усердно обрабатывали Андрея Яковлевича. Кан уделял свое внимание всем помаленьку.

Чжоу внешне отличается от всех. Он аккуратен. Его одежда не болтается мешком. Подогнана, отглажена.

8 января

Вчера в девять утра в нашем доме вдруг появился Мао Цзэ-дун. Один, без охраны и без столь обычных при беседах с нами Кан Шэна, Лю Шао-ци, Чжоу и Жэнь Би-ши.

Визит председателя ЦК КПК был полнейшей неожиданностью. Мало того, что он никогда не приходил к нам вот так запросто, но в эти часы он обычно спит...

Принял его в гостиной. Коля наспех согрел чай, подал спирт, закуску. Но Мао Цзэ-дун от угощений отказался и без обиняков приступил к делу. Он энергично стал разъяснять мне существо политики руководства КПК по внутрипартийным и внешнеполитическим вопросам.

Я понял, что Коля смущает его и попросил радиста оставить нас. Мао был очень этим доволен.

Председатель ЦК КПК сказал, что в едином антияпонском фронте он видит мощную силу, способную противостоять японской агрессии, что он искренний сторонник объединения всех национальных сил и делает все возможное для укрепления и развития антияпонского блока. Однако он считает, что необходим твердый кулак для сдерживания агрессивности Гоминьдана. Такой кулак способен нейтрализовать активность врагов Особого района.

После каждой фразы председатель ЦК КПК повторял, как он глубоко чтит опыт товарищей Сталина и Димитрова.

О Ван Мине председатель ЦК КПК вдруг повел речь в совершенно другом тоне, почти дружелюбно! Я даже сразу не понял, что он говорит о Ван Мине...

Разговор был долгий. Мао докурил пачку «кэмел», начал другую. Вид у него был озабоченный, веки красные. Иногда он тяжело поднимался и расхаживал бесшумно в своих войлочных туфлях. Длинные волосы, спадая, закрывали [252] глаза. Он часто откидывал их рукой я рассеянно озирался...

Визит закончился весьма неожиданным образом. Председатель ЦК КПК попросил несколько листов бумаги. Сел за стол и тут же набросал текст телеграммы для товарища Димитрова. Телеграмму он вручил мне с просьбой срочно «отстукать» в Москву. Мао выглядел обеспокоенным, в движениях его сквозила напряженность и нервозность.

На прощание председатель ЦК КПК сказал, что до сих пор он и другие китайские работники явно недостаточно помогали нам в работе. И пообещал исправить этот промах.

Вид у него был крайне утомленный. Похоже, что в эту ночь он так и не прилег.

Я проводил его...

В своей телеграмме Димитрову, как бывшему руководителю Коминтерна, Мао Цзэ-дун просит понять правильно внутрипартийную политику руководства КПК. Просит не волноваться товарища Димитрова, успокоиться, ибо все переживания товарища Димитрова дороги и сердечно близки ему. Суть беспокойства его и Димитрова одна и та же, так как у них одни и те же мысли.

Мао Цзэ-дун сообщает, что, кроме телеграммы, посланной в Москву второго января, он хочет еще раз указать на основные принципиальные вопросы, за проведение которых борется руководство КПК.

В телеграмме от второго января была разъяснена точка зрения по данным вопросам, но необходимо еще раз определить существо задач и политики. Мао Цзэ-дун благодарит бывшего руководителя Коминтерна за помощь, за предупреждение о недопустимости раскола единого антияпонского фронта и недопустимости в современных условиях антигоминьдановской политики. Мао Цзэ-дун заверяет бывшего руководителя Коминтерна в своем искреннем уважении.

Далее он сообщает, что с июля 1943 года и по нынешний день энергично проводились меры по укреплению единства партии. В результате внутрипартийная обстановка резко улучшилась. Суть этой внутрипартийной политики — объединение и сплоченность. Что касается Ван Мина, к нему относятся, исходя из тех же главных положений внутрипартийной политики: объединение и сплочение.

Политика по отношению к Гоминьдану неизменна. Она [253] исходит из необходимости единого антияпонского фронта, и руководство КПК всегда строго ее придерживалось. Суть этой политики — сотрудничество с Гоминьданом, необходимость сотрудничества. В нынешнем 1944 году в характере взаимоотношений КПК и ГМД нужно ожидать улучшения. Мао Цзэ-дун подчеркивает, что он на это рассчитывает.

* * *

Да, есть над чем поразмыслить. Мао, безусловно, понял мое отношение к политическим событиям в Особом районе. Визит преследовал цель не только убедить Москву в дружественности руководства КПК, но и разъяснить, наконец, мне, как следует понимать его — Мао — политику. Это попытка сбить меня с моих позиций. И если не сбить, то поколебать. Значит, Мао будет развертывать действия в прежнем духе и пытается заранее обеспечить себе свободу таких действий. Действий по существу антисоветских.

9 января

Ван Мин не знает о телеграмме Димитрова. Поставить его в известность нет возможности. Мао Цзэ-дун в новых условиях пытается использовать давление на Ван Мина, чтобы таким образом не только до конца дискредитировать своего политического недруга, но и в какой-то мере доказать необоснованность телеграммы Димитрова...

Ван Мин не выдерживает и признает свою политическую линию ошибочной. Мао Цзэ-дун, сохраняя изоляцию Ван Мина, стал маневрировать, добиваясь признаний в духе, необходимом для ответа на телеграмму Димитрова. Действительно, если сам Ван Мин посчитает свою политику ошибочной, какие могут быть сомнения в правильности действий руководства КПК?

Шестого января Мао Цзэ-дун имел обстоятельную беседу с Ван Мином. В этой беседе, судя по отзывам самого Мао, он занял весьма мягкую позицию, резко отличавшуюся от прежней непримиримой... Больше того, Мао дал понять, что возможны примирение и дальнейшая совместная работа в случае исправления, признания и т. п.

Это подействовало. Ван Мин, не ведая о телеграмме Димитрова и считая изменение в поведении председателя ЦК КПК желанием покончить с конфликтом, утвердился в своем мнении. И сдает свои позиции. Ван Мин принимает политические курбеты Мао за искренность, изменение [254] отношения — за чистую монету. Мао стремительно продвигается к цели...

Послать телеграмму по нашей радиостанции — недурной ход Мао. Кроме всего прочего, это будет свидетельствовать о том, что председатель ЦК КПК и советская группа «живут душа в душу», что нет и не было нападок на Советский Союз, «догматиков», выучившихся в Советском Союзе, и всех, симпатизирующих моей Родине.

Телеграмма председателя ЦК КПК преследовала и другую цель — любой ценой сохранить в руководстве КПК Кан Шэна, окончательно разоблачившего себя как врага партии и народа. Мао Цзэ-дун решил пойти на сделку: он сохранит в руководстве Кан Шэна — это, так сказать, для себя, но одновременно оставит в покое Ван Мина — это в качестве доказательства преданного отношения к СССР и ВКП(б). Ван Мином председатель ЦК КПК срочно хочет прикрыть все свои действия, ставшие известными вдруг за пределами не только Особого района, но и Китая.

Действует Мао не столь искусно, как решительно и нагло.

Слов нет, Мао Цзэ-дун догадался теперь, как поняты в Москве чжэнфын и борьба с Ван Мином и какую роль сыграл в этом я.

* * *

«...Наша древняя культура — тысячи томов, — пел за обедом Сяо Ли. — Около десяти веков до нашей эры у нас появилась «Книга песен» — сложнейшая и тончайшая поэзия! Западу нужно учиться у Востока!..»

Я стал расспрашивать Сяо Ли о древней китайской литературе. Ну и гусь! Зазубрил какие-то цитаты о литературе, а сам ни черта не читал.