Партийная принципиальность подменяется карьеризмом, откровенным подхалимством и самоунижением. Самоунижение вообще становится характерной чертой яньаньской жизни. Стремясь любой ценой уцелеть, сохранить свою должность, а то и продвинуться повыше, люди словно обезумели. Позабыты честь, достоинство, товарищество... Люди подменяют свое мнение различного рода ссылками на выступления и статьи председателя ЦК КПК. И за всем этим душок антисоветизма, недоверия к нашей партии, политике Советского правительства.

В таких условиях Ван Мин не может рассчитывать на понимание или даже просто на критику в общепринятых партийных нормах. Он в исключительно тяжком состоянии. Болезнь и подлая критика вызвали глубочайший физический и моральный надлом.

Ван Мина обвиняют во всех смертных грехах. Он якшался с врагами народа, с предателями, с Чан Кай-ши. [215]

Он разоблачил себя, «навязывал партии капитулянтскую линию» (т. е. отстаивал линию Коминтерна). Он «погряз в оппортунизме» (опять-таки отстаивал линию Коминтерна и линию дружбы с ВКП(б)).

Шеф цинбаоцзюй потрудился на совесть. Буквально все собрания, митинги и прочие мероприятия организовываются его людьми. Из недр его службы поступали всякого рода порочащие, грязные доводы против интернационалистов и «догматиков». Он развернул акции чжэнфына на всю мощь. Если Лю Шао-ци выполняет роль теоретика чжэнфына, то Кан Шэн практический организатор. Председатель ЦК КПК — духовный отец всех кампаний.

Особенно потрудился Кан Шэн против Ван Мина. К Ван Мину у него и сугубо личная неприязнь. Он мертвой хваткой вцепился в своего политического недруга (еще в Москве Кан затаил злобу на Ван Мина, который одергивал его за неискренность в ряде вопросов). Когда я в беседах с ним называю имя Ван Мина, «осенний министр» преображается: его колотит ненависть! Невозможность простого уничтожения Ван Мина, сложность политической борьбы с Ван Мином, у которого в партии оказались видные единомышленники и который до последнего времени представлял курс могучей международной рабочей организации, непрерывно подогревает ненависть Кан Шэна. О Ван Мине он говорит подчеркнуто пренебрежительно...

Антикоминтерновская кампания предполагает исключение товарища Ван Мина из партии. По тону Кан Шэна я понял, что Ван Мину грозит это исключение, и оно в общем-то планируется окружением председателя ЦК КПК.

Ван Мин в тяжелейшем положении. Он не может поверить в то, что его уничтожают политически за преданность Коминтерну, за политику, которая вырабатывалась Коминтерном, за его связи с виднейшими работниками этой международной пролетарской организации. Он убежден в справедливости и правильности политических установок Коминтерна. Для него единый антияпонский фронт — кратчайший путь к разгрому фашистской Японии, освобождению родины и укреплению КПК. Проведать Ван Мина невозможно. «Осенний министр» блокировал его со всей тщательностью. У Мао Цзэ-дуна я добился разрешения для Орлова посетить Ван Мина. Необходимо держать под контролем деятельность каншэновских врачей. Тут Кан может пойти на все! [216]

Ван Мин был со своей женой, когда пришел Орлов. Увидев Андрея Яковлевича, Ван Мин разрыдался...

Ван Мин исхудал, очень слаб и до сих пор не в состоянии ходить. Во время медицинского осмотра Ван Мин попросил Андрея Яковлевича отправить телеграмму товарищу Димитрову. Послать телеграмму официальным путем он не рискует. Председатель ЦК КПК ее не пропустит и постарается использовать ее для новых измышлений.

Андрей Яковлевич сказал, что считает своим долгом выполнить эту просьбу. Ван Мин продиктовал ему текст. Орлов обещал немедленно отправить телеграмму по нашей радиостанции. Тогда Ван Мин попросил его никому не говорить об этом, иначе ему этого не простят.

Выглядел Ван Мин измученно и подавленно. И понять его состояние можно. Дело не только и не столько в болезни, сколько в исключительно тяжелой обстановке. От Ван Мина отказались друзья. Его никто не навещает. Он в буквальном смысле одинок. Но он еще не все знает. Его жена скрывает от него истинный масштаб антикоминтерновской кампании (в какой-то мере и антиванминовской). Он не знает о назревающем исключении из партии, о дружной неприязни партийцев к нему и о многих других фактах. От него открещиваются все, кто прежде работал с ним и находил естественным политическое руководство Коминтерна. Не знает он и того, что подавляющее большинство единомышленников не только отворачиваются от него, но и выступают против него, возводят, к восторгу председателя ЦК КПК, новые обвинения, порочат перед партией его имя.

Шеф цинбаоцзюй превзошел самого себя. Сейчас он организует травлю жены Ван Мина. Везде только и болтают об аполитичности Розы Владимировны, ее якобы «позорном бытовом разложении»...

Расчет у Кана один: если не ядом, то травлей убить Ван Мина. Ни на один день он не оставляет его без «внимания».

Телеграмму Ван Мина я немедленно отправил. Ван Мин просит руководителей бывшего Коминтерна объяснить руководству КПК, что он следовал установкам Коминтерна, подчинялся его решениям, и это составляло его цель и задачу. Он ставит вопрос о том, что нынешняя линия Мао Цзэ-дуна противоречит интересам борьбы с фашизмом и по сути дела — раскольническая...

Решения декабрьского совещания 1937 года и отчасти [217] VI пленума уже признаны оппортунистическими. Это развитие удара по интернационалистскому крылу КПК.

Характерно, что обработка общественного мнения была развернута в отсутствие Пэн Дэ-хуая и Чжоу Энь-лая. И тот и другой были участниками этого пленума. Положения пленума извращались и его дискредитацию проще всего было осуществить без них.

Вообще вся история КПК, даже совсем недавняя, подвергается стремительному пересмотру и ревизии.

29 октября

Перевод статьи из «Маньсю нити-нити» («Маньчжурская ежедневная газета». — Ред.) получил от Бо Гу:

«...Главный штаб экспедиционных войск в Северном Китае сообщает, что в июне с войсками Чан Кай-ши проведено 239 боев, с коммунистическими — 807 (эта цифра учитывает в основном мелкие стычки с войсками КПК и не отражает действительной картины).

В Шаньдуне войска Юй Сюе-чжуна, отрезанные от Чунцина, доживают последние дни своего существования. В горах Тайханшань укрылись остатки 24-й армии чунцинского правительства.

22 августа 1937 года Чан Кай-ши назначил Чжу Дэ командующим 8-й НРА, а его заместителем Пэн Дэ-хуая.

В 8-ю НРА входят 115-я, 120-я, 129-я пехотные дивизии. После сокрушительных поражений, нанесенных 8-й НРА войсками доблестной императорской армии, ее основные силы укрылись в районе Утайшань (горы Тайханшань), а остатки рассыпались по различным областям Северного Китая.

Однако коммунистические отряды занимаются главным образом не партизанской войной, а созданием новых баз там, где власть Чан Кай-ши нами свергнута или поколеблена.

Сейчас в коммунистических армиях Северного Китая около 360 тысяч бойцов, а в подвластных им районах проживает 80 миллионов человек.

Таких успехов коммунисты добились не борьбой с императорскими войсками, а посредством захвата районов, оставленных приверженцами Чан Кай-ши. Коммунисты укрепляются за счет центрального чунцинского правительства.

Новая 4-я НРА возникла на базе переформированных войск Сян Ина в октябре 1937 года. Она обороняется в Центральном Китае. [218]

После летнего разгрома 1940 года коммунистические войска избегают открытых боев. Число их убитых на полях сражений всегда несравненно меньше, чем убитых из войск Чан Кай-ши, так же, как и пленных, что опять-таки красноречиво доказывает их тактику увиливания.

В качестве внутренних мероприятий коммунистами осуществляется движение «по упорядочению трех стилей работы». Одновременно всеми средствами насаждается диктатура Мао Цзэ-дуна...

8-я НРА дислоцируется по самостоятельным военным округам:

1. Шэньси — Чахар — Хэбэйский. Командующий — Не Жун-чжэнь. Его заместитель — Сяо Кэ. Численность войск — 35 тысяч бойцов.