Автор безусловный националист. Националистическим настроением книга пронизана с первой до последней страницы.

Автор пишет о национальном движении, связанном с неравноправными договорами. История неравноправных договоров со всеми великими странами: Францией, Великобританией, Германией, Америкой и царской Россией — это попрание национального достоинства Китая, это насилие над его традициями и культурой, это экономический грабеж.

Примечательно, что автор строго разделяет политику царской России и политику Советского Союза. Для него нет России вообще. В своей критике неравноправных договоров автор совершенно не касается политики Советского Союза. Всю желчь и недовольство он изливает на главные колониальные державы мира.

В книге есть глава «Неравноправные договоры и их влияние на экономику Китая». Эти договоры, по мнению автора, задержали развитие Китая. Цивилизованный Запад пришел в Китай насилием, позорными болезнями, распущенностью нравов и разбоем.

Автор психологически обосновывает закономерность китайского национализма, неизбежность этого национализма.

Далее следуют главы книги: «Синьхайская революция, ее поражения и удачи», «Реорганизация Гоминьдана и шаги по претворению в жизнь трех принципов доктора Сунь Ят-сена», «Война против оккупации Японией территорий Китая» и т. д.

Автор ни словом не обмолвился о КПК, о гражданской войне, о Мао Цзэ-дуне. Лишь в одном месте он пишет о Чэн Ду-сю как «вожде коммунистов». Говоря о Чэн Ду-сю, автор выражает свое несогласие с платформой коммунистов, которые «стремятся конфисковать земли всех крупных землевладельцев и передать их безвозмездно крестьянам».

Чан Кай-ши указывает, что японские агрессоры пытались склонить правительство Китая на совместную борьбу против китайских коммунистов с тем, чтобы в дальнейшем предпринять поход против Советской России. Целью этого [158] похода японцы видели захват Советского Дальнего Востока и Сибири.

Заканчивает свою книгу Чан Кай-ши главой «Судьба Китая и перспектива мира».

Книга написана с определенных классовых позиций, однако не лишена интереса. Она полезна для понимания определенных исторических и политических моментов в развитии Китая.

Ее бы неторопливо перевести. Здесь много интересных и любопытных мыслей. Написана книга разговорным языком. В ней 214 страниц.

12 июня

В течение 11 июня на фронте существенных изменений не произошло. Нашей авиацией в Финском заливе потоплены сторожевой катер и транспорт противника.

На побережье Янцзы бои за Инчэн (в нескольких десятках километров от Ханькоу). Незначительные стычки в горах Тайханшань.

Создан французский Комитет национального освобождения.

Американский журналист Уильям Ширер (бывший берлинский корреспондент нью-йоркской газеты) заявил, что одни бомбардировки Германии не могут привести к победе над гитлеризмом.

Союзники, как и в Китае, везде воюют в основном своей авиацией.

* * *

Лю Шао-ци прочно обосновался в Яньцзялине. Этот человек, малоприметный год назад, нынче по своему усмотрению распоряжается аппаратом ЦК. Теперь он уже не высказывает недовольства чжэнфыном...

В Яньани арестовывают гоминьдановский шпионов. Об этом много пересудов.

* * *

«Осенний министр» отнюдь не орудует за спиной председателя ЦК КПК. Тут совпадение взглядов по всем пунктам и об обмане, конечно же, и речи быть не может.

Торжество Кан Шэна в том, что он сумел распознать истинные устремления Мао Цзэ-дуна, сумел стать его тенью, его волей, желанием...

Ван Мин переживает подлинную трагедию. Каншэновский прихвостень Цзин (не могу писать «доктор Цзин», это же убийца, а не доктор!) своим «лечением» нанес непоправимый ущерб здоровью Ван Мина. До умерщвления [159] оставалось не так уж долго, если бы не история с рецептом. В тридцать девять лет Ван Мин хронически болен. Он до сих пор не встает, очень слаб.

Однако физические страдания это только часть трагедии. Ван Мин испытывает все результаты подавления Мао Цзэ-дуном интернационалистского крыла в КПК. Ведь, по мнению Мао, Ван Мин главный «догматик», «последователь оппортунистов Чэн Ду-сю и Ли Ли-саня», «крайний уклонист, не имеющий опыта революционной борьбы». Это привело к изоляции Ван Мина. Почти никто в данных условиях не отваживается поддерживать с ним даже самых обыкновенных человеческих отношений.

Пишу эти строки, а сам вижу Мао. Слышу его мягкие, неторопливые шаги. Ощущаю пожатие — горячая мягкая рука. Вижу, как он садится, будто расплывается в кресле. Чувствую и вижу цепкий настороженный взгляд, смягченный рассеянной улыбкой. И сам он под курткой — жидкий, мягкий, расслабленный. И вокруг него — густой запах табака. В его комнатах всегда прохладно. Он избегает теплых помещений. Как он легко возбуждается! Как часто с его языка срываются непотребные словечки! И как груб он бывает, если чем-либо недоволен!

13 июня

В директиве Гоминьдана провинциальным кабинетам по поводу роспуска Коминтерна дана любопытная характеристика КПК.

В этой характеристике подчеркивается, что коммунистические базовые районы будут обретать качества феодальных объединений (наподобие милитаристских) и, следовательно, все более и более обособятся. В КПК неизбежны изменения. Мао Цзэ-дун усилит свою власть. Он со своими сторонниками целиком поставит КПК под свой контроль. Это неизбежно приведет к обострению борьбы в руководстве партии. В этих условиях противоречия между представителями интернационалистского крыла КПК и националистического, возглавляемого Мао Цзэ-дуном, приведут к дальнейшей китаизации партии. Ее интернационалистское крыло утратит свое значение и влияние.

15 июня

Не смею отмахиваться от тех вопросов, которые буквально каждый день ставит передо мной печальная яньаньская действительность. [160]

Я не смею лгать и прибегать к компромиссам. Я жестоко контролирую каждое свое слово, десятки раз вычитываю свои рукописи.

Трудно отрешиться от привычной оценки событий. Оценки, выработанной на протяжении многих лет.

Бесспорно, Мао Цзэ-дун чурается опыта ВКП(б).

Он страшится принципа демократического централизма, который ставит его в равные условия со всеми коммунистами. В этом тоже одна из причин его неприязни к марксизму-ленинизму, воплощенной в презрительном словечке «догматизм».

Пока спекуляция на марксизме обеспечивала восхождение к власти, Мао Цзэ-дун внешне соглашался с ним. Но едва марксизм стал ограничивать его власть, он объявляет ему войну. Скрытую войну...

Он не чувствует в себе достаточных сил, ума, культуры для руководства партией на демократических началах. «Догматизм» (по мнению Мао Цзэ-дуна) обрекает его на постоянную тревогу за власть, а этого председатель ЦК КПК допустить не смеет и не допустит.

Искоренение «догматизма» означает господство Мао Цзэ-дуна в партии и солдатскую покорность всех членов партии. Именно в этом цель чжэнфына и причины постоянных отсрочек VII съезда. Мао Цзэ-дун уничтожает марксизм национализмом с псевдореволюционным усердием мелкого буржуа-анархиста. Встречи на протяжении почти четырнадцати месяцев дают мне достаточное представление о нем. Его ученость — показная. За ней пустота.

16 июня

Кан явно переусердствовал. Прихожу за новостями. Обращаться должен только к нему. Тут этот порядок выдерживают строго. Вид у Кана озабоченный. Не стал ни о чем разговаривать, подает мне листок. Читаю. Кан сообщает, что это гоминьдановская шифровка. Ее перехватили, расшифровали.

Вчитался — и не могу, смех душит! Что за примитивный шантаж! В телеграмме (которая вряд ли существовала в природе, это выдумки Кан Шэна) речь идет о роспуске Коминтерна. Среди всякого рода глупостей и домыслов содержится предостережение о том, что связь Компартии с некоей страной не прервана и не будет прервана. Поэтому всем соответствующим службам Гоминьдана [161] вменяется в обязанность не терять бдительности.

Конечно же, это сочинение Кана! И состряпано с единственной целью — дать понять, что после самороспуска Коминтерна мне и моим товарищам следует убраться в Москву. Дескать, обойдемся.