Задачи Красной армии в том, чтобы связать партизанскую борьбу в деревне с борьбой рабочих в городах...»

Значит, нынешняя борьба Мао в политбюро лишь логическое продолжение давней политической линии.

Что же, период сомнений и ознакомления с обстановкой в основном завершился. Впереди напряженная и сверхответственная работа. Полученные документы укрепляют меня в убеждении о правильности первых докладов, представленных ИККИ. Именно с позиций этих документов следует анализировать политическую ситуацию в руководстве КПК и характер чжэнфына. Еще раз с благодарностью вспоминаю беседы с товарищами Димитровым и Мануильским. Накануне моего отъезда они приняли меня от имени ИККИ и подробно ознакомили с обстановкой в КПК и Особом районе.

Все здесь в Яньани убеждает меня, что скрытые подспудные [90] политические процессы в руководстве КПК вступили в новую фазу. Эта политическая фаза стимулируется ослаблением роли Коминтерна в результате мировой войны и тяжелым положением Советского Союза. Спешить с выводами нельзя. Целиком могу быть откровенным лишь со своим дневником. Прежде всего факты, потом анализ. Но направление анализа теперь уже проясняется.

* * *

На рассвете отправлюсь с Алеевым на фронт. Необходимо на месте убедиться в характере боевых действий 8-й НРА.

Предстоит верхом на лошадях отмахать около 500 верст до расположения 120-й пехотной дивизии Хэ Луна.

Надо было бы еще подождать с неделю, другую. С конца сентября для поездки более удобная пора. Дороги после дождей подсыхают и еще не холодно. Однако время не ждет.

16 сентября — 19 октября

До штаба Хэ Луна добирались десять дней.

Дорога местами такая, что пройти можно было только с лошадью на поводу. Утлые мостики через пропасти. Каменные осыпи на пути. Немало людей гибнет здесь под камнепадами.

К некоторым храмам единственная дорога — это ступеньки в скалах. Многие сотни метров крутых горных лестниц.

На тропах поднимали зайцев, лисиц, кабанов, диких коз и шакалов. Кабаны срывались целыми табунами.

Я предпочитал ночлег под открытым небом. Пусть в горах бандиты и зябко, но зато нет паразитов. Циновки в харчевнях шевелились от вшей и блох. Изнурял зуд — покупали байгар и обтирались. Какой уж там сон!

Везде бандитов и прочего шалого люда предостаточно. Многие из обычных разбойничьих шаек выдают себя за партизан. Эти шайки хунхузов, как и японцы, терроризируют население.

Руководство партизанским движением налажено скверно. Многие крупные партизанские отряды до сих пор не имеют надежной связи с центром, хотя войне уже много лет.

Бедность, безграмотность и нищета крестьянства поразительны. Поборы, война, крохотные земельные наделы не [91] позволяют свести концы с концами. Жизнь впроголодь. Все достояние в ветхом домишке. Спят нагишом под вшивым тряпьем на кане. В редкой семье не одуряют себя опиумом. Дети повально страдают глистными и желудочными заболеваниями, рахитом, ужаснейшими дерматитами.

Видел целые деревни трахомных, прокаженных, сифилитиков. Мы объезжали районы, зараженные оспой и тифом.

Здесь неисчислимое множество суеверий, в почете знахарство и амулеты для изгнания бесов.

Неравные браки ради получения рабочей силы узаконены. Видел восьмилетнего жениха и двадцатилетнюю невесту.

Конфуций проповедовал повиновение отцу, мужу и старшему сыну, если нет отца. Повиновение детей безусловно. Китайская семья — домашняя община. Наследство разделяется между сыновьями в равных долях.

Главная тягловая сила в деревне — буйволы. На буйволе передвигаются верхом, пашут, перевозят тяжести.

Физическая выносливость китайцев невероятна. На скудной пище, не покладая рук, крестьяне работают с рассвета до сумерек. Смерть в 30–40 лет обычна. И с детских лет удел каждого — безрадостный, изнурительный труд.

Был я и в таких местах, где крестьяне забыли, когда ели досыта. И основная пища — блюдо из очень горьких овощей (гуцай).

На сравнительно небольшой территории, входящей в Особый район, невероятное смешение религий: католичество, буддизм, даосизм, ислам. И какая национальная пестрота! Китайцы, киргизы, кашгарцы, монголы, тибетцы...

Огромное влияние на психический склад и мышление китайского народа оказало и оказывает конфуцианство. В своем простейшем практическом применении — это поучающие надписи на стенах храмов.

Конфуцианство — шовинистическая по духу философия. На знаменитом «Четверокнижии» Конфуция воспитывались чиновники, учителя, императоры, историки, поэты...

Я видел нефтеносные ручьи, где люди консервными банками выцеживали нефть. Свечи — роскошь, доступная только партийным работникам в Яньани. А эту выцеженную нефть заправляют в светильники.

Обрабатываемая земельная площадь Особого района — около миллиона гектаров. Урожай — 14 миллионов пудов зерновых и бобовых культур. Изрядное подспорье — добыча [92] соли в озерах. На мелких прядильных и бумажных предприятиях, угольных разработках занято свыше 4 тысяч рабочих.

Экономические затруднения в Особом районе столь значительны, что крестьяне подаются в марионеточные, гоминьдановские и оккупированные области. Там произвол и насилие, но там есть возможность заработать. Я встречался с этими печальными шествиями голодных и несчастных людей. Расспрашивал и слышал в ответ: «Там заработаем, там не подохнем с голоду...»

Способствует переселению крестьян налоговая политика. В ряде мест налоги с населения, находящегося под контролем 8-й НРА, превышают налоги оккупационных властей!

Опора КПК в населении пока зыбкая и прямо зависит от земельной политики. Политическая работа в массах формальна и примитивна. Даже в Яньани я был свидетелем, как народ легко поддается на сенсационные и провокационные слухи. А что уж толковать об этих забытых богом уголках света.

Беженцы измождены до предела. Попрошайничают, нищенствуют, за ничтожную меру риса предлагают дочь или сестру. В глазах отчаяние... Роются в земле, собирают коренья...

Никогда не забуду старика-крестьянина. Всю его деревню с населением японцы уничтожили. Он с внуком спасся случайно.

«Почему у их матерей не пропадет молоко?!» — говорил он при всяком упоминании японцев.

Армия ни цента (речь идет о китайских долларах и центах. — Ред.) не получает из Яньани, но и сама ничего не поставляет. У Хэ Луна, Лю Бо-чэна, Чэн Гуана, Не Жун-чжэня, Сяо Кэ кроме войск и контролируемых территорий — свои промышленные арсеналы, денежные знаки. Каждый командующий сам облагает налогом крестьянство. Единой системы налогов нет.

Здесь в мастерских старое оружие ремонтируют или из нескольких пришедших в негодность винтовок собирают одну. Хорошо налажено производство гранат и мин. В кустарных печах выплавляют металл, который идет на их корпуса.

Руководящему армейскому аппарату свойственны феодальные пережитки. Я познакомился с командиром, у которого две молоденькие жены, почти девочки. И это ни у кого не вызывает возмущения. [93]

Перед Яньанью командующие и их заместители отчитываются телеграфно и в той мере, в какой находят нужным. Директивы центра обсуждают с позиций их целесообразности, а не выполнения. Командиры о яньаньских руководящих товарищах пренебрежительно отзываются, как о «писарях».

В войсках леность и выжидание событий. Искренней помощи в информации о боевых действиях нам никто не оказывал. Встречали приветливо и тут же стремились спровадить...

8-я НРА мирно уживается с врагом. На зиму японцы с удобствами устроились в населенных пунктах (мы их объезжали), а по соседству бездействовали части 8-й НРА.

В районе Синьсяна японцы ничтожными гарнизонами от пяти до сорока солдат оккупируют деревни, которые обложены частями Хэ Луна превосходящей численности. Я поинтересовался, почему не отбивают деревни. Уничтожить карателей не представляло труда. Они беспечно развлекались на виду у бойцов 8-й НРА. Мне возразили: «А там не 4, а 400 солдат!»

Мы спешились, покурили с бойцами, и те вскоре признались: «Трогать не велят. Говорят, уничтожим гарнизон, японцы нагрянут с подкреплением. Что тогда делать? А так мы их не трогаем, они — нас...»