Одни цифры в докладе называются как желаемые и тут же называются как уже достигнутые, реально существующие (например, численность населения на территориях, подвластных КПК).

Очень много вопросов вызывает доклад.

Доклад пронизан беспокойством за кадры. Ущерб, нанесенный чжэнфыном, очевиден. В области теории партийными работниками полностью утрачена всякая самостоятельность. Никто не пытается применять теорию марксизма на практике. Только несколько человек в партии «спускают директивы». Остальные покорно исполняют. В сложной политической обстановке будущей гражданской войны подобная несамостоятельность чревата опасностями. С враждебной идеологией нужно бороться активно и творчески, гибко приспосабливаясь к разным обстоятельствам. И эта пассивность кадров в плане теоретическом беспокоит председателя ЦК КПК. С одной стороны, Мао не может отказаться от чжэнфына, тем более осудить его. С другой — очевидны все отрицательные последствия репрессий.

Тут докладчик просто кричит: больше кадры не тронем, будем уважать, кадры нам нужны!

Годы отсиживания в Яньани уходят, мировая война близка к окончанию. Есть причины для тревог...

Этой же тревогой продиктовано обещание партии: не репрессировать местные кадры, как это было прежде. Иначе сложно будет оседать в новых районах. Мао заверяет местные кадры в их ценности и безопасности, чтобы обеспечить их активность. И вообще в области кадровой политики проявляется характерное стремление Мао как в области теории, так и в области практики согласовать несогласуемое и примирить непримиримое. Сохранить дух чжэнфына и одновременно пробудить дух партийной активности, товарищества, уверенности в будущем. После [527] этого позволительно задать вопрос: верит ли Мао в то, что говорит?

Порой Мао рисует доли достаточно ярко, не заботясь, как они согласуются с его действиями. Отчет предвзят, очень хитро составлен, обходит все острые вопросы. Слова о ВКП(б), СССР и руководстве Советского государства лишь тактический прием и не согласуются с его поступками прошлых лет. Мне они вообще кажутся пустым набором звуков.

Весьма субъективно и односторонне истолковываются цели и задачи, история существования единого антияпонского фронта, а в этом плане и союз Компартии с Гоминьданом.

Положения доклада никто не посмеет не только взять под сомнение, но и как-то критически дополнить. Отчет воспринят как развернутая инструкция-приказ. Можно предвидеть, что прения станут лишь иллюстрацией доклада.

Бросается в глаза и характер отношений высших партийных работников с простыми коммунистами. Тут и не пахнет отношениями товарищей по партии. За внешней демократичностью — почти армейские отношения начальников с подчиненными. Восторженная же почтительность делегатов вызывает обиду за людей. Чжэнфын сделал свое.

Надо знать политику Мао Цзэ-дуна, его увертливую и двусмысленную терминологию, чтобы верно понять доклад.

«Мобилизация народных масс» — это подготовка к захвату новых территорий у Гоминьдана и гражданской войне, то есть мобилизация, но не ради борьбы с японцами.

Под «развитием сил в 1941–1945 гг.» следует понимать партизанскую тактику ведения войны, тактику войны ограниченными средствами, свертывания боевых действий ради будущих столкновений с Гоминьданом.

«...Мы поправили политику в области необходимых реформ», — то есть Мао Цзэ-дун и его сторонники перешли к тактике выдвижения заранее неприемлемых условий для урегулирования разногласий между Компартией и Гоминьданом. Это признание в политике раскола под маркой якобы классовой оценки событий. Эта тактика, по признанию самого Мао Цзэ-дуна, восходит к 1938 году. Тактика развала единого антияпонского фронта.

И весь доклад пронизан такого рода двусмысленностями. Я бы сказал — неискренностью... [528]

27 апреля

Западные журналисты, отмечая организованность 8-й НРА и Новой 4-й НРА, а также порядок в Яньани, отдают предпочтение Чан Кай-ши.

«Здесь порядок, но это не весь Китай. Чан Кай-ши объединял Китай в борьбе против Японии. А единство — это то, в чем больше всего нуждается страна» — вот их мнение.

Американские журналисты отмечают все возрастающий национализм правительства Чан Кай-ши. Это ведет к отрицанию всего иностранного вообще и в будущем может послужить причиной взрыва антиамериканизма в Китае. Это чувство подогревается обидой за недостаточную помощь в войне против общего врага — Японии.

* * *

В речи Мао Цзэ-дуна, законспектированной мною 24 апреля, в пункте о военных и местных кадрах глухо упоминается кровавая история 1935 года.

«...Красная армия Центрального советского района Цзянси проделала Великий поход. Прибыв в Особый район, и партийные кадры, и военные кадры — все стали издеваться над местными партийными и военными кадрами...»

За показной критикой Мао Цзэ-дуном партийных недостатков («мы большевики, но большевики с недостатками») скрывается расправа над местными партийными и советскими работниками Особого района. Мао Цзэ-дун послал вперед крупную воинскую часть для «наведения порядка», т. е. полного устранения местного советского и партийного аппарата и создания на основе старой базы новой, где полновластным хозяином и беспрекословным авторитетом был бы только Мао Цзэ-дун.

Гао Ган и особенно Лю Чжи-дань пользовались заслуженной славой народных героев. Они, преодолевая национальные распри, блокаду гоминьдановских частей, в долгой партизанской борьбе создали и укрепили в районе Баньани (городок недалеко от Яньани) советскую базу.

В октябре 1935 года передовой карательный отряд Мао Цзэ-дуна как смерч прошелся по Шэньси. Были поголовно арестованы все местные партийные и советские работники. Командиры и бойцы, заступившиеся за своих руководителей, были зверски истреблены.

Резня продолжалась и с приходом ядра армии во главе [529] с Мао Цзэ-дуном. Основные силы Красной армии прибыли в Северную Шэньси к ноябрю 1936 года.

Действия карательной экспедиции вызвали возмущение членов ЦК КПК. Вина за репрессий падала на Мао Цзэ-дуна. Сомнении в том. кто отдал приказ, быть не могло...

Тогда председатель ЦК КПК обвинил в самоуправстве командиров своей карательной экспедиции. Гао Ган и Лю Чжи-дань, а также все уцелевшие были реабилитированы...

Карательный отряд схватил Гао Гана, Лю Чжи-даня и его товарищей в пору зимних холодов. В качестве одной из пыток было держать арестованных на морозе. Когда Гао Ган, Лю Чжи-дань и их товарищи, слабея, падали, их побоями поднимали на ноги и швыряли по кругу.

Еще в Футяни каратели Мао Цзэ-дуна широко практиковали пытки прижиганиями.

В этот раз повторилась та же картина. Арестованных пытали огнем.

Все эти годы Гао Ган умалчивает о том, что было, но именно во время пыток его правое бедро было сожжено до кости.

Характерный прием Мао Цзэ-дуна: зверски расправляться с крупными кадровыми работниками, проявляющими самостоятельность и пользующимися чрезмерным, с его точки зрения, авторитетом, а потом открещиваться от расправ, взваливая вину на технических исполнителей.

Так было после футяньских расправ. После расправ по «делу Гао Гана и Лю Чжи-даня».

Так случилось и сейчас, после чжэнфына, когда виновными оказались лишь Кан Шэн и кое-кто из его подручных.

28 апреля

Агентство Рейтер сообщило о предложении Гиммлера капитулировать Германии только перед Англией и США.

Конечно, от нас не ждать пощады ни этому палачу, ни его подручным убийцам, ни жестоким генералам вермахта! История никогда не забудет кровавые имена Гитлера, Гиммлера, Кейтеля, Гудериана, Риббентропа, Геббельса, Манштейна, Кальтенбруннера... — всех этих политиков-убийц и генералов-убийц! Миллионы замученных, миллионы убитых и обездоленных ждут возмездия!

Фашистская Германия в смертельных судорогах. Упорные бои в Берлине. Дошли наши все-таки до Берлина! Вот это великий праздник возмездия! [530]

* * *

Опиум, производимый в Особом районе, сбывался в значительной мере через главаря Юйлиньской группировки милитаристов Дэн Бао-шаня по прозвищу «Опиумный король».