Корсаков взял кусочек мела и несколькими штрихами изобразил на грифельной доске контуры среднего рыболовного траулера.
– Борьба с обледенением судна – это борьба за его остойчивость, – начал он. – Остойчивость – это способность судна, выведенного из равновесия внешними силами, вновь возвращаться в первоначальное положение. Жил-был на свете человек, имени которого история, увы, не сохранила, как не сохранила имен и других гениев, подаривших людям колесо, кирпич и компас. Наверное, этот человек очень любил детей и делал для них разные игрушки. И вот однажды, озаренный идеей, он придумал забавную игрушку, которая, как бы ее ни толкали, всегда возвращалась в первоначальное положение. Потомки назвали ее ванька-встанька. Так безвестным умельцем была заложена основа теории остойчивости кораблей…
Упрощаю: все дело в центре тяжести. – Корсаков поставил на доске точку. – У нас на «Дежневе» он находится здесь, значительно ниже ватерлинии. При волнении моря центр тяжести смещается по кривой – смотрите внимательно, вот таким образом, – центр кривизны которой называется метацентр. Исхожу из того, что все вы учили физику и в этих элементарных понятиях ориентируетесь. Расстояние между метацентром и центром тяжести называется метацентрической высотой. Теперь прошу особого внимания: для обеспечения остойчивости корабля необходимо, чтобы эта высота имела положительное значение, то есть чтобы метацентр судна лежал выше центра тяжести. Повторяю: пока метацентр находится значительно выше центра тяжести, корабль остойчив! Вернемся к нашей игрушке. Нахлобучьте на голову ваньки-встаньки тяжелую шапку, и вы увидите, что качаться и выпрямляться он будет все с большим трудом; увеличьте вес шляпы, и ванька-встанька ляжет на бок, чтобы больше не встать. Вот вам и сущность обледенения судна. Опасность не только в том, что оно набирает большое количество льда, но главным образом в том, что судно, образно говоря, надевает на голову тяжелую шляпу – обледенению подвергаются высоко расположенные конструкции, такелаж и рангоут. Именно из-за этого обстоятельства метацентрическая высота резко уменьшается, а центр тяжести повышается, что может привести к потере остойчивости, внезапному оверкилю и гибели.
– Не знаю, как вы, а я пошла укладывать чемоданы, – возвестила Любовь Григорьевна. – Архипыч, кому сдавать камбуз?
– У меня самого ноги дрожат. – Чернышев изобразил на лице испуг. – Может, вернемся, ребята, пока не поздно?
– Меняй курс, Архипыч, на Таити!
– На Новую Каледонию, там пустячки на пляже загорают, в чем мать родила, пройдешь, голова кружится!
– Что, Гоша, центр тяжести меняется?
– Пусть доложит, какая у него метацентрическая высота!
Чернышев посмеивался, довольный.
– Все, кончай балаган, – приказал он. – Будет вам Новая Каледония… в ваших сновидениях. Продолжайте, Виктор Сергеич.
– В самом деле, не ту тему взяли, – с сожалением произнес Корсаков. – Лучше бы, скажем, такую: «Влияние экваториального солнца на жизнерадостность экипажа СРТ»… Еще об остойчивости – в связи с вопросом, который задал Федор Перышкин. Повторюсь: дело не только в том, сколько тонн льда набрало судно, сколько в том, как и где он нарастает. По наблюдениям вашего капитана Чернышева, которыми он с нами поделился, помимо обледенения верхних конструкций, большую опасность представляет и неравномерность обмерзания других частей корабля. Так, при следовании против ветра и зыби больше всего льда нарастает в носовой части. В результате увеличивается осадка на нос и ухудшается всхожесть судна на волну, отчего оно чаще зарывается носом в воду, теряет управляемость и скорость. В то же время корма поднимается, винт на волне оголяется, и машина работает с перебоями. Несимметрично происходит обледенение конструкций и тогда, когда судно идет курсом под углом к ветру и зыби: в этом случае на наветренном борту льда образуется больше, чем на подветренном, и создается крен, который, увеличиваясь, вызывает угрозу оверкиля. Разумеется, друзья, мы изо всех сил будем мешать морю нас опрокинуть, принимая меры по сохранению остойчивости. С этой целью нам предстоит испытать различные средства защиты от обледенения: полимерные покрытия, изобретенные профессором Баландиным, физические и механические средства, предложенные старшими научными сотрудниками Ерофеевым и Кудрейко…
– У нас тут тоже изобрели одно механическое средство, – подал голос Птаха. – Не припомню только, как оно по-научному называется… А, Дима?
– Лопата, – подсказал Дуганов. – На транзисторах.
– Сложная штука, – с уважением сказал Корсаков. – В научной литературе она еще не описана, рекомендую срочно оформить заявку в Комитете по делам изобретений и открытий. В заключение небольшая информация. Аспирант Кутейкин будет снимать фильм о борьбе с обледенением, так что запечатлеемся для истории. Кто из вас умеет обращаться с кинокамерой? Никите потребуется помощь.
– Есть у нас один большой мастер, – поведал Чернышев. – Пудовкин! Такое вам снимет, что на телевидении с руками оторвут. Возникни, Гриша, страна должна знать своих героев.
Четвертый помощник беспомощно взглянул на Раю и встал, пылая лицом.
– Садись, – сжалился Чернышев. – В прошлом рейсе к нам в открытом море подошел сейнер, капитан Козодоев наносил дружеский визит. Вот тут-то Рая и выбежала навстречу высокому гостю с букетом цветов – вытряхнула ему на голову мусор из корзины, а Гриша отснял для потомков сию эффектную сцену. Козодоев гонялся за ним по всему траулеру, чтобы засветить пленку. Потом я на ней крупно заработал: продал Козодоеву за два ящика боржома, хотя старпом укорял, что я продешевил. Так что, Никита, учти, на борту имеется конкурирующая организация. Что же касается будущего фильма, то на околку льда и аварийные работы, сами понимаете, будем выходить в костюмах и при галстуках, а женщин попрошу не забыть про туфли на высоком каблуке и колготки, не то зритель подумает, что Чернышев набрал в плавание персонажей из пьесы Горького «На дне». Какие будут еще вопросы? Тогда подытожим. Задачи экспедиции ясны, и дальнейшего рассусоливания не требуется. Знаю, дети мои, что вы любите окалывать лед, как трижды в день кушать манную кашу, но всякий врач вам скажет, что физический труд на свежем морском воздухе исключительно полезен для ваших организмов: обмен веществ, перистальтика кишечника и цвет лица. Так что морально готовьтесь к этой интеллектуальной работе. И последнее. Вы небось заметили, что на собрание капитан опоздал. Ставлю в известность: опоздал намеренно, так как ходил с боцманом по каютам и выбрасывал за борт хитроумно припрятанные бутылки.
По кают-компании пронесся стон. «Что я тебе говорил? – Это я тебе говорил! – Я ведь на день рождения! – Компотом чокайся!»
– Вот так, черти, – с удовлетворением произнес Чернышев. – Всего на обеденный стол Нептуну доставлено семь пол-литровок водки, два коньяка и одиннадцать емкостей портвейна. А чтоб бывшие владельцы не очень на меня обижались, срезаю им премиальные на двадцать пять процентов – согласно моему же вам предупреждению. Узнаю, что кто-то уж очень ловко спрятал и выпил, сниму остальные семьдесят пять и спишу на берег с личным подарком – стопкой бумаги: пиши на меня анонимки во все инстанции вплоть до канцелярии Господа Бога. Все, кончаем, нам не за собрания деньги платят. Научный состав и старпома прошу остаться.
Первый лед
Черт бы побрал эту качку! На такой скорлупке, как наш «Дежнев», даже несчастные шесть баллов могут лишить человека чувства юмора.
– Разве это качка? – На лице Перышкина не было и тени сочувствия. – Ты бы сходил, Георгич, на торпедном катере – забыл бы, как маму зовут.
– Адмирал Нельсон…
Лыков назидательно рассказывает сто раз слышанную мною историю о том, что знаменитый флотоводец всю жизнь страдал морской болезнью и в шторма блевал в мешочек, который держал наготове вестовой. Как ни странно, мне становится от этого легче. А когда я вспоминаю, что творилось ночью с Баландиным, то и вовсе приободряюсь. Такова особенность нашей психики: испытывать тайное удовлетворение от сознания того, что кому-то хуже, чем тебе. С точки зрения высокой морали, конечно, это выглядит сомнительно, но пусть в меня бросит камень тот, кто этого не испытывал.