Но Гулин уже работал, и работал отлично! Это для нас крайне важно — правильно развернуться и начать атаку. По военным меркам, в атаку пока что пошёл взвод, Но в образованную им брешь в обороне противника скоро ворвутся главные силы нашего гарнизона.

И ещё я подумал: с вами наши молитвы, Нина Ивановна! Да не обрушатся в эти часы на 01 новые вызовы на пожары с повышенными номерами, А если уж они суждены, то хотя бы завтра: для того чтобы прихлопнуть этот пожар, нам будут нужны, совершенно необходимы, все наличные силы гарнизона.

Итак, поблагодарив в душе Гулина и Нину Ивановну, я больше ни о чем постороннем не думал. Вася и Лёша побежали в разведку, Слава — встречать силы и ставить автонасосы на гидранты, а я положил на стол лист пластика и быстро расчертил на нем поэтажный план Дворца.

Я этот пластик сохранил на память, он и сейчас передо мной. Пластик здорово потёрт, в грязных пятнах — не документ, а кошачья подстилка. Не посвящённый в наши пожарные дела ничего в моих каракулях не поймёт: цифры и стрелки, крючки и закорючки, штрихи и иероглифы… Это — номера подразделений, направления боевых действий, количество людей и стволов иа этажах, трехколенки, штурмовки и автолестницы, участки, где пожар локализован, и так далее. Хорошая домохозяйка, увидев у мужа на столе такой лист, брезгливо взяла бы его палльчиками и потащила выбрасывать (так оно и было — еле спас), я же, заполучив его через шесть лет, даже разволновался. Для меня сей лист — говорящий, одного взгляда достаточно, чтобы припомнить, как проходил бой.

Если кто думает, что тушение пожара происходит по заранее намеченному, чёткому и отработанному плану, то он глубоко заблуждается.

Конечно, такие планы у нас имеются, но их главный недостаток в том, что они предусматривают пожар теоретический, то есть такой, каким он мыслится автору плана, в этом тщательно продуманном документе (он всегда лежал у меня в планшете наряду с другими) имелась схема водоснабжения, указывались подходы к объекту, пути развёртывания сил в боевые порядки. Но будь его составитель хоть семи пядей во лбу, он никак не мог бы предусмотреть осложнений, созданных чрезвычайно быстрым распространением огня. Крупный пожар — это уравнение со многими неизвестными, которое с ходу и со шпаргалкой не решишь. Ну как, например, можно предвидеть, что какой-то лопух в кладовке с вещами оставит канистры с бензином? Как можно заранее узнать, что в перекрытиях и перегородках халтурщики строители оставили сквозные дыры? А какой гений может предусмотреть, сколько людей окажется на верхних этажах во время пожара?

Но столь же неверно расхожее представление обывателя, что на пожаре царит полная неразбериха: на взгляд обывателя, пожарные суетятся, как рыбки в аквариуме, одни бегут наверх, другие вниз, что-то друг другу кричат, а что, куда, зачем — не поймёшь.

Если честно, неразбериха, конечно, имеет место: в бою полный порядок можно увидеть только в кино. Имеет место, но, черт возьми, не царит! Как только РТП и НШ полностью вникают в обстановку и как только необходимые силы вступают в бой — тушение идёт по плану. Другое дело, что у нас не все получается так, как мечталось бы (а у кого, между прочим, получается? Даже Пушкин был доволен собой один раз в жизни, когда «Бориса Годунова» сочинил), без проколов ни один пожар не обходится, но тушим мы его осмысленно — по непрерывно корректируемому плану…

Ребята из автомобиля связи проложили кабель для городского телефона, установили на стол рацию и телефонный аппарат. Итак, штаб у меня развернут, стали прибывать силы, а я не владею обстановкой: вижу картину только с фасада. Это астрономы могли три тысячи лет ждать, пока им покажут обратную сторону Луны, я такой роскоши позволить себе не могу. Держать силы, не давать им задания — не устоят, сами полезут куда глаза глядят; а я не могу и на секунду отойти, каждые полминуты прибывает новое подразделение, ко мне бежит начальник и хватает за горло: давай задание! Уговорил командира первого отряда Говорухина постоять за меня три минуты, а сам бегом под арку, во двор. Посмотрел — голова кругом пошла: не лучше, чем с фасада, будто зеркальное отражение!

Рванул обратно, послал во двор две вновь прибывшие тридцатиметровки, связался с Васей по радио и согласовал самое неотложное: назначил начальников боевых участков.

Парадокс нашей службы: я, капитан, приказывал майорам и подполковникам, и они беспрекословно подчинялись.

— Майор Баулин, твой боевой участок с правой стороны шестого этажа.

— Майор Зубко, вам руководить спасанием со стороны двора.

— Подполковник Головин…

— Подполковник Чепурин…

А ведь последние двое — мои непосредственные начальники. Прибыв, они убедились, что в моих действиях нет суетливости и замешательства, уточнили, где в настоящее время наихудшая обстановка, и сами определили для себя боевые участки. Тем самым оии фактически обязались подчиняться моим распоряжениям и пошли на это потому, что я уже владел обстановкой, а они — нет.

Парадокс, но рождённый железной целесообразностью!

И командирам каждого прибывающего подразделения: одно звено — сюда, другое — туда, два ствола Б в распоряжение Суходольекого на седьмой, ствол А — Чепурину на восьмой, пятидесятиметровку — пришла, родная, желанная! — немедленно во двор.

И тут же все действия отмечал на своём листе.

Колоссальная удача: воды было достаточно. Слава отлично сработал — задействовал все гидранты по периметру Дворца, да и в самом Дворце — спасибо Савицкому, немало крови и себе, и авторам проекта испортил — был сооружён отменный внутренний водопровод. Если стволы — наше главное оружие, то вода — боеприпасы, без неё нам на пожаре делать нечего. Полных вам рукавов, ребята!

Мой взгляд — со стороны.

Фасад щетинился автолестницами, трехколенками, штурмовками. С них спасали и с них же работали стволами: пополоскал стволом сиаружи — и через окно в помещение, дави огонь внутри!

Эх, было бы побольше автолестниц! Они наша радость в горе: радость — что все-таки есть, горе — что их мало. Правда, после Большого Пожара гарнизону подкинули сразу пять штук: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Попробуйте оспорить Дедову логику: «О всяких там Юнкерсах, Гочкисах и Круппах весь мир слышал, а кто знает изобретателей огнетушителя в автолестницы? Ты, да я, да мы с тобой…» На старости лет Дед поднаторел в математике: подсчитал, что один танк стоит столько, сколько десять наилучших автолестниц.

Вот сюда бы, на девятый этаж, пятидесятиметровку, куда Юра Кожухов с седьмого по штурмовке лезет! И сюда, где девочки из хореографии с ума сходят, и сюда, сюда, сюда…

Привыкли мы своей медвежьей силой огонь давить, вот нам технику и подкидывают гомеопатическими дозами…

К сожалению, кроме достоинств, у больших автолестниц имеется и крупный недостаток: они недостаточно мамевренны. Автолестнице нет цены, когда, скажем, по ней спускают людей из одного окна. А если люди в разных помещениях, у разных окон? Казалось бы, чего проще, переедет машина на несколько метров — и принимай. Казалось бы! В том-то и штука, что переезжать с выдвинутой лестницей запрещено, крайне это опасно — как в цирке, когда эквилибрист держит на лбу шест с партнёршей. Лестницу сначала складывают, машина переезжает и лишь потом выдвигают вновь: так написано в наставлении чёрным по белому. А наставления умные люди сочиняли, не с потолка свои параграфы брали…

Сочиняли, но знали, что сие правило пожарные будут обязательно нарушать!

Первыми это сделали Потапенко с Никулькиным: тридцатиметровка с находящимся на ней пожарным сманеврировала на несколько окон вправо, и благодаря тому нарушению несколько человек живут по сей день. На учениях Потапенко и Никулькин получили бы за свою самодеятельность хороший нагоняй, после Большого Пожара их наградили медалями.

Лиха беда начало! Не скажу, как было во дворе, а с фасада я несколько раз видел, как тридцатиметровки с людьми маневрировали от окна к окну; хотелось глаза закрыть, отвернуться, не видеть и не слышать… Колоссальный, но оправдавший себя риск! Все лестницы выдержали — кроме одной, которая все-таки вывихнула себе суставы; но до того, как это случилось, с неё спасли одиннадцать человек.