Таких чудес я могу вам поведать с добрый десяток, но все они случались на разных пожарах, даже два чуда на одном — не припомню. А вот Большой Пожар потому и вкипел в намять, что чудес там было навалом. И одно из главных, самых необыкновенных — как это Ольге удалось, во-первых, пробежать из выставочного зала в киностудию, и, во-вторых, сделать это буквально за минуту до загорания фильмотеки.
Потом, когда мы как следует изучили и воссоздали мысленно обстановку — пламя в лифтовом холле и коридоре, дым, температуру — по всем канонам получалось, что выйти живой из этого ада Ольга не могла. Огонь, что ли, перед ней расступился, ядовитый дым в озонированный воздух превратился? Ну, такие чудеса бывают только в сказке. Облилась водой? Так та испарилась в две-три секунды. Быстро бежала? Так огонь ещё быстрее. Одним словом, в живых Ольга осталась не по правилам, «жульнически», как булгаковский кот Бегемот. Если бы свидетели не подтвердили, что Ольга находилась вместе с ними в выставочном зале, никто бы в такое приключение не поверил: сказали бы, как судья Деду, что причудилось. Лично я твёрдо уверен, что лифтовой холл и коридор Ольга пролетела на метле, как это на её месте сделала бы любая другая ведьма.
Ну, и второе: буквально через минуту после того, как она проскочила в студию, полыхнула фильмотека (это сотни три фильмов!) и в коридор вырвалось такое пламя, какое увидишь разве что при нефтяном пожаре.
Кто скажет, что не чудо?
Наверное, нет такого неудачника, которому не позавидовал бы другой, ещё больший неудачник. Я знаю людей, которые даже мне завидуют, мне — феноменальному неудачнику! Это тольке Лиза считает меня везунчиком — потому, что я на ней женился. Лизу, в самом деле, я заполучил не без труда, что даёт ей законное право напоминать о дарованном ею счастье и упрекать за недостаточиоо внимание к её особе — участь всех без исключения мужей. Зато у Лизы есть одно отличнейшее качество: она так любит читать, что стоит ей подсунуть интересную книжку — и я снободен как воробей. Тому, что я больше месяца безвылазно торчу у Нестеровых, мы обязаны Ольге, которая раздобыла для Лизы всю серию «Проклятые короли». У Славы, к примеру, дела обстоят куда хуже: живёт он вместе с тёщей, которая немалую свою энергию тратит на то, чтобы по десять раз на дню уточнять местопребывание зятя во времени и пространстве. Вечера не проходит, чтобы тёща не позвонила Нестеровым и металлическим голосом не напомнила Славе, что если ему некогда общаться со своей женой, то у других мужчин такое время найдётся. И Слава, терзаясь, метется домой. Зато, в отличие от меня, ои ухожен, кормлен и выглядит довольным — как может быть довольной потерявшая свободу, но любимая хозяйкой собака.
Теперь о том, почему я феноменальный неудачник.
Я — НШ, начальник штаба оперативной группы пожаротушения. Как только мы прибываем на пожар и Вася начинает руководить, я развёртываю штаб и принимаю на себя следующие обязанности: получаю от РТП задания на расстановку сил, организую непрерывную разведку, осуществляю связь между РТП и начальниками боевых участков, докладываю кому положено обстановку, самостоятельно, когда сочту необходимым, принимаю решения, обеспечиваю контроль, веду документацию и так далее — всего около тысячи обязанностей.
Штаб — это мой складной стол, к которому я прикован на все время пожара. Летом я изнываю от жары, зимой мёрзну, как последняя бездомная дворняга. На пожарах с повышенным номером я постоянно окружён городским начальством, которое изводит меня вопросами и заваливает советами: известно, что в пожарах, как и в футболе, понимают все.
Кого начальство активное всего критикует? Того, кто на виду, меня по этажам искать не надо — вот я стою. Если пожар потушен плохо, кто виноват? Начальник штаба. Если хорошо, кого хвалить? Молодцы, пожарные!
И ещё: ребята выходят из пожара с волдырями и шишками, я — без единой царапины; они работают стволами, топорами и ломами, я — карандашом и горлом; они спасают людей, я — самоспасаюсь от начальства. А ведь и у меня есть руки, и они чешутся!
Да, я жалуюсь: НШ — плохая должность, и я торчу на ней уже целых семь лет. Даже не верится, что когдато я лазал по штурмовке, как обезьяна, давил огонь и выносил людей — может, приснилось? Единственное утешение, что через должность НШ, как через чистилище, прошли все, и, следовательно, у меня есть шансы когданибудь от неё избавиться. Рано или поздно, когда Васю уволят из пожарной охраны за строптивость (он, чудак, надеется, что повысят в должности!), я стану дежурным по городу, а моё место займёт Слава. Он пока что НТ, начальника тыла, «над цистернами начальник, и гидрантов командир».
«Суеверие в период научно-технической революциинедостойное и позорное явление» — так было справедливо указано в нашей стенгазете. Мы боремся с суевериями на собраниях, клеймим в заметках и искореняем в личной жизни. Даже странно видеть, как человек, знающий назубок устав и читающий «Литературную газету», меняется в лице, когда дорогу перебегает чёрный кот. Не далее как позавчера он прошмыгнул перед самым бампером нашей «Волги» — и что же? Иные на нашем месте поехали бы другой дорогой, а мы только посмеялись. Правда, Коля, наш водитель, тут же рванул на красный свет, но было бы смешно думать, что здесь имеется какая-то связь с пресловутым котом, с которого Коля, между прочим, пообещал в следующий раз содрать шкуру.
Другое дело — приметы, в них мы верим. Ну, не то что верим, что было бы крайне глупо в период научнотехнической революции, а некоторым образом считаемся. Судите сами: утром, в день Большого Пожара, Слава явился на дежурство в новой форменной рубашке. Наивернейшая и тревожная примета! Но ещё не успели мы как следует чертыхнуться, как вошёл Чепурин — в исключительно аккуратно выглаженных брюках. Здесь уже и сомнений быть не могло: день предстоит плохой. Но если Слава чего-то мычал и вяло отбивался, то подполковник и не пытался оправдываться: да, недосмотрел, установил, что жена выгладила брюки, уже сидя в машине, когда бежать домой и переодеваться было поздно.
Предвижу, что кое-кто может заикнуться, будто я сам грубо противоречу и что пожарные, мол, суеверны. Да ничего подобного! Просто научно доказано и тысячу раз проверено, что на дежурство следует выходить в старой и неутюженной форме — закон! Хорошо, помню, как все мы — Вася, Слава, Лёша и я утром получили новые сапоги и тут же их обули. Обрадовались, ослы! Через пятнадцать минут мы выехали тушить бензоколонку и вернулись обратно без подмёток. В другой раз Лёша гордый, как павлин, явился в новых брюках, которые после пожара в подвале уважающий себя работяга не взял бы и на ветошь. А киоск с пингвином? Куда бы мы ни направлялись, Коля старается прокладывать маршрут таким образом, чтобы остановиться у «Пингвина». Здесь Лёша собирает по двадцать копеек с носа и покупает мороженое, которое мы потребляем во все времена года, даже в мороз. А что? Говорят, сам Черчилль, будучи в Москве, заявил: «Народ, который зимой ест мороженое, победить нельзя!» Может, и не заявлял он такого, или как-то по-другому, но вопрос в принципе поставлен правильно. Так о «Пингвине»: если он открыт — ура, братва, день будет спокойный, а вот если закрыт, — жди пакости, научно доказано и проверено. В тот день, 13 февраля, «Пингвин» был закрыт на учёт. Но пойму, что там можно учитывать — фанерные палочки?
И последняя примета: когда мы утром выехали, Слава прикурил, подпалил левый ус и минут десять по этому поводу сквернословил. А ругать вслух огонь нельзя, можно только про себя, причём, постукивая пальцем по дереву или по лбу, если дерева нет.
Так что от примет, ребята, так просто не отмахнёшься: даже Кожухов, который нещадно нас за них ругает, сокрушался, что именно в то утро черт дёрнул его надеть новую папаху.
К первым впечатлениям Гулина и Васи я ничего особо нового не прибавлю. Скажу только, что увидев висящих на шторах людей и услышав гул, как на стадионе, я подумал: слава богу, что силы уже работают! Это не потому, что кто-то перехватил ответственность — с нас её до конца пожара все равно никто не снимет, а потому, что оперативные дежурные безоружны. Если мы прибываем к объекту первыми, до пожарных машин, то оказываемся в самом гнусном положении. Дом горит, вокруг все бегают, жильцы кричат, видят нас — всеобщая радость, пожарные приехали, а мы-то ничего не можем, стволов у нас в «Волге» нет, а без ствола и разведку и как следует не произведёшь, И тогда по нашему адресу раздаются такие проклятья, что не знаешь, куда и деться. В таких случаях мы, генералы без армии, предпочитаем переждать где-то в переулке, пока не прибудут силы.
