Хотя мать вела крайне уединенную жизнь и оставалась послушной женой, исполнявшей каждое желание мужа, но когда дело касалось ее детей, она была весьма изобретательной, чтобы находить способы, позволяющие нам обойти слишком строгие отцовские правила. Мы ни разу не говорили с ней о таких вещах, но хотя она никогда и не выступила бы против отца открыто, мать всячески помогала нам скрасить наше безрадостное существование. В этом отношении она была очень мудрой женщиной.
Наше увлечение голубями захватывало нас все сильнее. Вскоре к одной маленькой клетке присоединилась вторая, побольше, с новыми парами на развод. Самый старший из нас, Абдулла, меньше других интересовался голубями, зато Абдул-Рахман, Саад, Осман и ваш покорный слуга стали просто одержимы ими. Мы сами смастерили им клетки. Потом помогли Мухаммеду сделать клетку для его голубей — он сам был еще слишком мал. Вскоре весь сад заполнили клетки с голубями. Мы обожали своих голубей, часами ухаживали за ними, радовались, когда вылуплялись маленькие птенчики. Нас не беспокоило, как отнесется к нашему увлечению отец. Впрочем, мы были уверены, что он не станет возражать — многие мусульмане любят голубей. Кроме того, когда наше увлечение еще только разрасталось, отец однажды пришел навестить нашу мать и случайно увидел одну из маленьких клеток с первой парой голубей. Выражение его лица не изменилось. Он просто прошел мимо них, а мы вздохнули с облегчением.
Затем какое-то время спустя он вошел в сад и остолбенел. Удивление светилось в его глазах. Его лицо стало ярко-пунцовым, пока он внимательно разглядывал массивные клетки, в которых сидело не менее сотни голубей. Отец был заметно потрясен.
Понимая, что нас ждут большие неприятности, мы с братьями попытались спрятаться, но он заметил наши робкие фигурки, притаившиеся вдалеке.
Метая глазами молнии, отец сурово произнес:
— Подойдите сюда.
Мы двигались медленно, уверенные, что нам сейчас придется подставлять спину под тяжелые удары трости.
Отец не кричал, но ярость, звучавшая в его тихом голосе, пугала.
— Что это? — спросил он, жестом указав на клетки.
Ответ застрял у меня в горле, а отец, не дав нам ни секунды прийти в себя, приказал:
— Избавьтесь от этих голубей. Если вы не уберете их отсюда к вечеру, я лично перережу горло каждому из них.
Бросив сердитый взгляд на сыновей, он повернулся и ушел — и даже его прямая, как палка, спина выражала гнев.
Мы с братьями знали, что он способен выполнить угрозу, и бросились со всех ног подыскивать голубям новый дом. Нам удалось уговорить кого-то из шоферов семьи помочь нам и отвезти их на одну из ферм отца. Так что к ночи голуби исчезли из сада. Но мы так и не узнали, что произошло с ними потом.
Конечно, мы грустили, потеряв своих питомцев, ведь мы полюбили каждого из наших пернатых друзей.
Некоторые люди тоже оказались для нас под запретом, как и те голуби. Рядом жили суданцы, с которыми отец не позволял нам общаться. Мы не знали, что одно из его правил: никогда не иметь дела с христианами, — пока не попали в неприятности, пытаясь познакомиться с этими людьми.
Мы впервые заметили детей-христиан вскоре после нашего приезда в Хартум. Христианская семья — мать, отец и несколько сыновей и дочерей — жила в доме напротив. Трудно было не обратить внимания на их светлую кожу. К тому же они и вели себя по-другому: дети гуляли с беспечным видом. Дети мусульман живут в постоянном страхе, они все время боятся совершить что-то недозволенное.
Какое-то время мы наблюдали за христианами, но не отважились познакомиться с ними. Затем как-то вечером мы с братьями испытали настоящее потрясение, увидев, что христианские дети вышли из дома, одетые в забавные костюмы. Они выглядели как призраки, чудовища и другие странные существа. Одетые таким необычным образом ребятишки несли на палках маленькие оранжевые тыквы. В каждой тыкве были сделаны прорези так, что они напоминали человеческие лица. Внутри каждой тыквы горела свеча. Мы заметили, что некоторые из детей-мусульман, жившие по соседству, тоже присоединились к шествию и вместе с христианами отправились на футбольное поле, где состоялся веселый праздник. Раньше мы никогда не видели ничего подобного. В Саудовской Аравии человек, появившийся в общественном месте одетым как призрак или чародей, был бы тут же арестован. Его допросили бы и посадили в тюрьму за колдовство, а возможно, приговорили бы к смерти. Мы с завистью смотрели, как эти ребятишки идут по улице в смешных костюмах и несут тыквы с зажженными в них свечками. Они смеялись, резвились и шумели (только став взрослым, я узнал, что христианские малыши отмечали тогда праздник, который называется Хэллоуин). Мы с братьями мечтали присоединиться к общему веселью, но знали, что отец никогда не одобрит тех, кто разгуливает по улице, вырядившись обезьяной или чудищем. Не стоило и надеяться, что он разрешит нам участвовать в празднике.
Но мы подумали, что нам, возможно, удастся позже улизнуть из дома и познакомиться с этими забавными ребятами. Мы не знали, что отец дал особые указания охране, чтобы нас и близко к ним не подпускали.
Как-то днем, спустя несколько недель после Хэллоуина, мы увидели, как христианские дети вышли поиграть на улицу. Мы решили, что момент настал. И помчались на улицу в надежде познакомиться с ними. Но как только приблизились к ним, один из вооруженных охранников отца побежал в нашу сторону с таким враждебным видом, что мы в страхе ретировались. Охранник орал на нас таким злобным и жутким голосом, какого мы еще ни разу не слышали:
— Сейчас же вернитесь в дом! Вам запрещено это делать! Вернитесь в дом немедленно!
Он так разъярился, что, казалось, готов был выстрелить в нас. Люди отца вели себя как сумасшедшие, когда речь шла о том, чтобы угодить их «принцу». Так что я не удивился бы, начни он палить.
Нам не удалось воспользоваться случаем. Мы помчались к себе домой, а христиане к себе. Позже нам сказали, что мы чуть не совершили двойное нарушение строжайшего запрета, ведь нам не разрешалось играть ни с девочками, ни с христианами — никогда и ни за что.
Вот так-то!
Вскоре после нашего переезда в Судан семью ожидало настоящее потрясение. Тетя Хадиджа уехала из Хартума и вернулась в Саудовскую Аравию. Она всегда была доброй по отношению ко всем детям мужа. Но самым большим разочарованием для меня стало то, что ее сын Али уехал вместе с ней. Зная традиционалистские взгляды отца, я этому весьма удивился, ведь многие верующие настаивают на том, чтобы дети оставались с ними после развода, независимо от того, сколько им лет. Тете Хадидже повезло, что она получила опекунство над своими детьми, в особенности над сыновьями — Али и Амером.
Я был всего лишь ребенком и не знал, каковы их личные причины для развода, хотя много над этим размышлял. Возможно, взгляды отца стали чересчур радикальными для тети Хадиджи. Я был слишком юн, чтобы в полной мере осознавать опасности, связанные с его бескомпромиссностью и воинственной манерой поведения, но уверен, что взрослые жены отца понимали это куда лучше, в особенности тетя Хадиджа, она ведь была образованной женщиной.
Вероятно, она ушла потому, что ей не доставляли удовольствия поездки в пустыню и ночи, проведенные в яме, вырытой в земле — тем более что она не видела в этом смысла. Или она устала от заточения в собственном доме, не имея возможности поехать за покупками и навестить подруг. Ее единственными собеседницами были моя мать и другие жены отца. В общем, много имелось причин, которые могли побудить ее просить развода и уехать из Судана.
После ее отъезда отец стал вести себя так, словно ее никогда не существовало, хотя многое изменилось с ее исчезновением. Нам, детям, конечно, было проще свыкнуться с отсутствием тети Хадиджи, но мы очень скучали по Али. Мы ведь играли вместе много лет, и нас всегда учили быть преданными друзьями своим сводным братьям.
Али был старшим сыном тети Хадиджи и считался достаточно взрослым, чтобы навещать своего отца. Но он приехал в Судан всего один раз — примерно через год после развода, — и его визит был очень коротким. Мы все чувствовали какую-то неловкость. Больше он не приезжал. И ни разу не навестил нас в Афганистане.
