Отец пристрастился к курению еще с тех времен, когда я была совсем юной. Сигареты окончательно поработили его. Отец был не в силах бороться с жестокой болезнью и вскоре уже не мог жить нормальной жизнью. Он страдал от сильных болей и в конце концов слег в постель.

К своему ужасу, я узнала, что даже после того, как был установлен страшный диагноз, отец не мог побороть желание курить. Мне сказали, что он жутко похудел — так что все косточки просвечивали сквозь тонкую кожу. И он испытывал такую боль, что не мог сдержать стоны. Но все же, смертельно больной, не в силах подняться с постели, продолжал дымить, зажав во рту сигарету. Он не расставался с пагубной привычкой до самой смерти: упрямо стискивал сигарету зубами, пока Господь не призвал его.

Поскольку я не могла приехать в Сирию из Судана, так уж случилось, что мой дорогой отец умер, когда его дочери Наджвы не было рядом. И это причиняло страшную боль моему сердцу. Какая дочь сможет легко пережить потерю столь любящего и нежного отца! Но, оказавшись вдали от родины, посреди Африки, я была бессильна что-либо сделать. Я могла лишь молить Бога благословить его душу и приготовить ему место в раю.

Несмотря на мою уверенность в том, что Господь знает, как для нас лучше, я не могла изгнать печаль из своего сердца, хотя мой муж Усама и напоминал мне, что всё в руках Бога и нужно благодарно принимать ниспосланное Им.

Мне вспомнились мои дурные предчувствия во время последнего приезда в Сирию, когда наша семья еще жила в Саудовской Аравии. Меня терзали мрачные мысли и постоянное ощущение какой-то страшной беды, которая вскоре случится с кем-то из родных. Теперь мне думалось, что, возможно, сам Господь предупреждал меня о смерти отца.

Навещали нас и другие родственники. У нас гостили несколько братьев Усамы со своими женами, и это доставило нам всем величайшую радость. Даже тетя Аллия со своим мужем Мухаммедом аль-Аттасом дважды приезжали в Хартум. У Усамы было особенно беззаботное настроение, когда его мать находилась рядом. Он обожал показывать ей город, ставший его новым домом, и свои фермы, чтобы она знала, что ее сын делает для Судана и всего мира. И хотя тетя Аллия, как и я, мечтала, чтобы все неприятности остались позади и ее сын с женами и детьми вернулся в Саудовскую Аравию, она не говорила об этом ни мне, ни Усаме, зная, что ее слова не изменят положения вещей.

За четыре года жизни в Хартуме в нашей семье было не так много беременностей — всего три. Сихам, четвертая жена Усамы, родила четвертого ребенка и третью дочь — Сумайю. Вторая жена Усамы, Хадиджа, тоже забеременела вскоре после приезда в Судан. Она родила свою первую дочь и последнего ребенка от Усамы, малышку назвали Аиша.

А вскоре нашу семью ожидала шокирующая новость. Через некоторое время после рождения маленькой Аиши Хадиджа решила вернуться в Саудовскую Аравию. Муж согласился с ее выбором. Многие судачили о причинах их развода, но в каждой семье есть свои маленькие секреты, и я не стану позорить себя и своих родных, раскрывая их посторонним. Скажу лишь то, что и так известно всем: Хадиджа вернулась с тремя детьми в Саудовскую Аравию, где и живет по сей день. Мы с другими женами, полюбившие ее как сестру, сильно тосковали, и я также уверена, что мои сыновья скучали по Али и Амеру — они ведь играли вместе с раннего детства. Кроме Али, который в одиннадцатилетнем возрасте еще раз вернулся в Хартум погостить, другие дети Хадиджи исчезли из нашей жизни навсегда.

После отъезда Хадиджи семья стала непривычно маленькой — только три жены и тринадцать детей.

К счастью, в начале 1993 года я снова забеременела — в девятый раз. Усама решил, что мне следует поехать в Джидду и жить там с его матерью, Аллией, до рождения ребенка, а рожать в хорошей больнице, где работали первоклассные женщины-врачи. Когда есть возможность, я предпочитаю наблюдаться у докторов-женщин из-за свойственной мне стыдливости.

Незадолго до предполагаемого срока родов я узнала, что Усама не сможет поехать со мной в Саудовскую Аравию. Я была разочарована, но, по правде, нисколько не удивлена, ведь я знала, что связанные с событиями прошлого проблемы не позволяли мужу вернуться в родную страну. В силу необходимости Усама поручил нашему старшему сыну, Абдулле — ему исполнялось в том году семнадцать, и он был весьма ответственным по характеру, — сопровождать меня в поездке.

Как вам уже известно, женщине-мусульманке запрещено путешествовать одной. Ее спутником не может стать кто угодно, это должен быть разрешенный опекун — их называют махрамами — и это мужчина из ее семьи, который по законам религии не может на ней жениться. Махрам по крови это дедушка, отец, брат, муж, сын, внук или племянник. Есть также махрамы по закону, например свекор, зять, отчим или пасынок. И имеется еще одна, последняя категория мужчин, которые могут быть махрамами. Если какая-то женщина исполняет роль кормилицы, она является молочной матерью ребенка, или радой. Люди, связанные родством через кормилицу, становятся махрамами по крови, включая мужчину, имевшего с женщиной одну кормилицу, его отца, братьев, сыновей, дядей и так далее.

Хотя меня и радовало возвращение в Джидду, мысль, что придется расстаться с семьей, уехав из Хартума, действовала угнетающе. И все же, несмотря на легкий налет грусти, дни, проведенные в Джидде, были наполнены приятными моментами. Я была счастлива вновь оказаться в этом красивом городе. Меня навестили подруги, которых я не видела долгое время. Аллия и ее дети, как всегда, были в высшей степени добры и великодушны, заботились обо всех моих нуждах. Мои друзья и родные даже гуляли со мной в саду после обеда, чего большинство саудовцев старается избегать из-за невыносимой жары, рождаемой палящими лучами солнца пустыни. Перед тем как я отправилась из Хартума в Джидду, Усама принял решение, что, если родится мальчик, его следует назвать Ладином — так мы и сделали. Когда я достаточно оправилась, чтобы опять совершить путешествие, мой старший сын доставил меня и своего новорожденного братика в целости и сохранности назад в Хартум.

Все полюбили Ладина. Он был такой хорошенький и имел столько милых особенностей! Но после нашего возвращения в Хартум муж по непонятной причине передумал и решил, что его надо назвать Бакром. И хотя Бакр — официальное имя мальчика и значится во всех документах, мы с детьми привыкли к имени Ладин. Конечно, такая ситуация смущала и создавала путаницу в головке нашего малыша, но я сказала ему, что он особенный, поэтому ему дали сразу два имени. Похоже, этот ответ ему понравился.

Я уже привыкла к тому, что время от времени новые женщины входили в нашу семью как жены Усамы. Примерно через год после развода с Хадиджей Усама снова женился. Но новый брак был очень непродолжительным и держался в секрете. Он был только на бумаге (то есть без брачных отношений), поэтому та женщина не стала частью нашей семьи. Так что какое-то время в семье всё оставалось почти без изменений: по-прежнему три жены — только детей стало четырнадцать.

Жизнь меняется. Вещи становятся другими. Не в моих силах повлиять на их ход. Но я была спокойна, ведь я верующая и отдаю всё в руки Господа.

Кто мог знать, что счастье, о котором я грезил, ждет меня на африканском континенте? Когда ноги мои коснулись пыльной земли Хартума, я был десятилетним ребенком, а вскоре мне исполнилось одиннадцать. Отец встретил нас в аэропорту в окружении целой свиты, что было вполне привычно. Я заметил, что среди сопровождавших отца много солдат-моджахедов, сражавшихся в былые времена в Афганистане. Другие были преданными последователями отцовских убеждений. Так что все, кто его окружал, относились к нему с безмерным почтением.

К счастью для сыновей Усамы бен Ладена, уважение к нему распространялось и на нас. Для суданцев он был принцем — так они говорили. За пределами нашей части мира мало кто способен понять всю безмерность благоговейной любви, которую простые арабы испытывали к нашему отцу. И хотя ему пришлось уехать из Саудовской Аравии, это случилось из-за разногласий с королевской семьей Саудов, а не с народом страны.