В результате в итоговом документе комиссии (протокол № 9) появился следующий пункт: «2.3 Представленные Комиссии документы и фактические материалы в совокупности позволяют сделать вывод о принадлежности останков 9-ти человек, изъятых в 1991 году из грунтового захоронения в окрестностях Екатеринбурга, членам семьи российского императора Николая II…»

Кто из членов Комиссии рассматривал «Представленные Комиссии документы» и какие выводы делал при этом — неясно. Под протоколом нет ни одной подписи членов Комиссии. Есть только одна подпись — ее председателя Б.Е.Немцова.

О работе Комиссии известно немного, поскольку журналистов на ее последнее заседание не пустили, но, спустя несколько месяцев многое из того, что происходило на этом заседании выплыло наружу. 3 февраля 1998 года в газете «Известия» было помещено интервью Э. Максимовой со следователем, ведущим «Царское дело», В. Соловьевым, в котором утверждается, что принадлежность найденных останков была подтверждена документами, представленными Главным судмедэкспертом Минздрава РФ В. Томилиным и следователем В.Соловьевым.

Как говорится в интервью: «Сомнений у большинства не было». Почему же тогда под итоговым документом, завершающим работу Комиссии и подводящим итоги ее деятельности стоит только одна подпись — ее председателя. Значит ли это, что только у него одного не было сомнений? А остальные члены Комиссии? Настолько «не сомневались», что не решились поставить свои подписи? Да и какие еще могли быть сомнения у большинства присутствующих, которых один из них, Э.С.Радзинский, назвал «профанами», в том числе и себя.

Из 17 присутствующих членов Комиссии только один, видимо, понимал, о чем идет речь, что такое «мотохондриальная ДНК», — это директор Республиканского центра судебно-медицинской экспертизы Минздрава Российской Федерации Томилин В.В., сам же и выступивший в качестве Главного судмедэксперта Минздрава Р.Ф. Все остальные, в том числе и Б.Е.Немцов, поняли только то, что вероятность принадлежности екатеринбургских останков Царской семье, указанная в справке, представленной Комиссии, больше 99 %.

Может быть, члены Комиссии просто поосторожничали, считая себя «профанами» в рассматриваемых вопросах? Или же кто-то из них знал, что идентификация Царской семьи уже была осуществлена в 1992 году, о чем свидетельствует справка, написанная 08.12.1992 года Латвийской научно-исследовательской лабораторией судебной экспертизы. В эту лабораторию поступил на экспертизу по поводу идентификации фотопортрет человека, умершего в 1956 году в Сухуми под именем Березкин С.Д., которого местные жители считали Николаем II. Эксперты признали, что результаты исследования: «… позволяют с высокой степенью надежности утверждать, что данная совокупность признаков может встречаться не более одного раза на десять в двадцатой степени и что на фотоснимках… изображено одно и то же лицо». Сравнивались фотографии Березкина С.Д. и Николая II. Как видите, цифровое значение вероятности, приведенное в этой справке, даже значительно выше того, которое было приведено в справке Минздрава.

Но первая справка, представленная в Комиссию, утверждает, что останки Николая II были найдены в могильнике, раскопанном Г.Рябовым, а вторая, являющаяся таким же официальным документом, как и первая, утверждает — что Николай II пережил войну, умер и был похоронен в Сухуми в 1956 году.

Так какой же из этих справок верить?

Вопрос можно было бы решить или путем независимого исследования, или же бюрократическим способом, т. е. принять «волевое решение» — на вторую справку наплевать и забыть. Современное официальное следствие избрало второй путь. Что касается исторических аспектов, то тут дело обстояло несколько лучше, чем при рассмотрении генетических экспертиз.

В Комиссии было два историка, которые в силу своей служебной деятельности и в силу своей квалификации разбирались в исторических вопросах намного лучше, чем следователь Соловьев, который проводил исторические исследования. Это были — директор Уральского института истории и археологии РАН Вениамин Алексеев и старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Сергей Беляев.

Оба они выступили с особым мнением, в котором предложили не торопиться с похоронами екатеринбургских останков под именами членов Царской семьи, поскольку историческая экспертиза была выполнена из рук вон плохо.

В упомянутом выше интервью следователь Соловьев так ответил этим «сомневающимся»: «Если закрыть глаза на медико-биологические доказательства и оставить только исторические, идентификация все равно очевидна. И также наоборот, если обойтись без истории». И это говорит следователь, чьей задачей является предъявление доказательств, а не замена их словами типа «очевидно» или «вероятно».

А вот как ответил упомянутый следователь в своем письме Патриарху Алексею II на один из десяти вопросов, заданных Церковью. Вопрос был поставлен совершенно конкретно: «3. Снятие расхождений результатов отечественной экспертизы и заключения профессора Мэйплза по вопросу идентификации останков № 6 (Великие княжны Мария или Анастасия)».

Ответ следователя Соловьева: «В ходе работы экспертной комиссии, проанализировав все данные предварительного следствия и полное антропологическое описание останков, пришли к выводу о том, что скелет № 6 принадлежит Великой княжне Анастасии».

Все правильно. Вот только профессор Мэйплз утверждал обратное.

Профессор Мэйплз был приглашен администрацией Свердловской области как крупнейший специалист по судебной идентификации «для того, чтобы не было оснований для обвинения в предвзятости российских экспертов». Таким образом, сомнений в компетентности профессора Мэйплза вроде бы не было.

Рассмотрим этот вопрос подробнее.

«Наследника и Великую княжну Марию, как я уже говорил, сожгли» — это утверждение принадлежит следователю Соловьеву (журнал «Домовой», № 2 за 1996 год.)

«Хотели сжечь Алексея и Александру Федоровну, но по ошибке вместо последней с Алексеем сожгли фрейлину» — это утверждал Юровский, организатор похорон и автор той самой записки, которая легла в основу современного следствия.

«Для того чтобы даже нашли эти трупы и не догадались по количеству, что это царская семья, мы решили штуки две сжечь на костре, что мы и сделали, на наш жертвенник попал первым наследник и вторым младшая дочь Анастасия» — это утверждал в своих воспоминаниях другой участник захоронения чекист Сухорукое.

Свидетельство еще одного участника захоронения Исайи Родзинского: «Ну вот, помню, Николай сожжен был, был этот самый Боткин, я сейчас не могу вам точно сказать, вот уже память. Сколько мы сожгли, то ли четырех, то ли пять, то ли шесть человек сожгли. Кого, это уже точно я не помню. Вот Николая точно помню. Боткина и, по-моему, Алексея».

Как видите, «если закрыть глаза на медико-биологические доказательства и оставить только исторические», то далеко не все так очевидно, как утверждает следователь Соловьев.

ТАК ЧЬИ ЖЕ ВСЕ-ТАКИ СОЖГЛИ?

Теперь обратимся к самому профессору Мэйплзу.

Недавно появилась книга Роберта К. Масси «Романовы. Последняя глава», в которой автор подробно рассказывает об участии профессора Мэйплза в Екатеринбургских экспертизах, а также приводит объяснение этого опытного американского специалиста, почему он разошелся в выводах с российскими специалистами:

«Русские здорово потрудились над телом № 6, пытаясь восстановить лицевые кости, щедро замазывая клеем зияющие отверстия. Снова и снова, собирая имеющиеся фрагменты, они были вынуждены «прикидывать на глазок», причем большинство фрагментов не соприкасались друг с другом. Увидев, что они там натворили, я проникся еще большей уверенностью, что отсутствует именно Анастасия».

Таким образом, расхождения в выводах российских экспертов и американского профессора Мэйплза как были, так и остались. И вопрос — Анастасия или Мария? — повис в воздухе.

Вряд ли добавит убедительности российским экспертизам история с черепом, принадлежащим Демидовой, выданным на этапе предварительной экспертизы за череп Николая II, фотография которого в этом качестве обошла все мировые системы массовой информации. Демидовой вообще не повезло. Сначала ее труп сожгли, потом выясняется, что сожгли не ее труп. Затем ее череп выдали за череп Николая II, потом снова «переиграли». Ее скелет признавался то мужским, то женским. При таких метаниях экспертизы Церковь, да и не только она, имела полное право не доверять ей.