Но один из присутствующих на собрании левых с.р. делает замечание, что он считает вопрос Берзина неудачным. Выступление в Москве было направлено не против Советов, а против большевиков. Против Советов мы, левые эсеры, не выступали и выступать не будем.

Ситуация была, по-видимому, настолько напряженная, что главнокомандующий фронтом вынужден был вмешаться. 12 июля 1918 г. был опубликован его приказ:

«ПРИКАЗ

По войскам Северо-Урало-Сибирского фронта

№ 35

г. Екатеринбург

§ 1

Враг у ворот. Империалисты железным кольцом окружают отечество мировой революции — Советскую Республику. На помощь наемникам иностранного капитала встает черная сотня, агенты помещиков и капиталистов, реакционное офицерство и все темные силы старого мира.

В этот тяжелый для ответственный для истинных революционеров момент столкновения между Советскими фракциями, несущими ответственное бремя революционной работы, которые могут вылиться в форму вооруженных схваток, будут на радость буржуазии и врагам нашим и на погибель рабочим и крестьянам и отвлекут вооруженные Советские силы от прямой задачи — борьбы с чехословаками, белогвардейцами и черносотенными бандами на фронте.

Штаб фронта категорически заявляет, что никаких вооруженных столкновений между советскими фракциями, стоящими на защите рабоче-крестьянской революции он не допустит, как и не допустит никаких попыток к нарушению революционного порядка в тылу всех войск разных партий, кои одинаково проливают кровь в отчаянной борьбе с врагами Советской власти.

Все рабочие, все трудовое крестьянство должны объединиться вокруг знамени социальной революции, которой угрожает смертная опасность.

Мы уверены, что каждый воин как на фронте, так и в тылу исполнит до конца свой великий долг — защиту Российской Федеративной Республики.

И горе тому, кто осмелится нарушить установленный военный порядок и на фронте, и в тылу.

Смелей вперед в бой с врагом!

Главнокомандующий фронтом Берзин.

Помощник главнокомандующего Белицкий».

Подобный раскол в Екатеринбургском Совете, да еще в условиях приближения чехословацких войск, заставлял большевиков действовать в отношениях к бывшему императору осторожно и в тайне от эсеров.

Чекист Михаил Медведев ошибался — был и третий путь. Теоретически можно было бы симулировать расстрел семьи Романовых, в присутствии свидетелей, которые даже бы не подозревали, что расстреливаются не Романовы, а совсем другие люди. В случае удачного выполнения этого плана были бы удовлетворены обе стороны: рабочие и солдаты считали бы, что «Кровавый Николашка» расстрелян и их требования выполнены, а Царскую семью по-тихому бы вывезли в Москву. Для успешной симуляции необходимо было выполнение следующих условий:

1) абсолютная секретность выполнения реальных действий;

2) наличие свидетелей, вещественных доказательств и следов «операции прикрытия».

Идеально было бы, чтобы сами исполнители этой операции даже и не подозревали, что они выполняют именно «операцию прикрытия». Может быть, именно поэтому вся операция проводилась ночью в полутемном доме.

В журнале «Родина» (№ 1 за 1993 г., с. 184) опубликовано заключение Гелия Рябова о расстреле Царской семьи, сделанное по материалам, которые он, по-видимому, не читал. Тем не менее, журнал распространил его мнение на весь мир. Гелий Рябов, 1993 г.: «Об этом событии известно сегодня практически все: кто убивал (несколько имен еще предстоит выяснить и назвать), по чьему приказу (в публикуемых материалах сквозит флер «прикрытия», основных, главных преступников — Ленина, например), при каких обстоятельствах. Известно также, где «похоронили», и даже останки найдены…»

Неизвестно, из какого пальца он высосал эту информацию, но она удачно вписалась в тот поток антибольшевизма, который полился на Советский Союз с Запада, начиная с 1919 г., и выплеснувшийся на его территорию после 1991 г. Рябову простили даже не только его моральное и уголовное преступление — раскапывание могилы с человеческими останками (которое нормальными людьми классифицируется, как вандализм и мародерство), но и провозглашение черепа, который он оттуда достал, черепом последнего императора Николая II. На самом же деле Рябов сделал выводы «с точностью до наоборот».

Если собрать всех участвующих в расстреле или хотя бы присутствующих при этом, по материалом журналистских публикаций и опубликованным работам различных исследователей, получится внушительный список.

Вот он: Голощекин, Белобородое, Войков, Юровский, Ермаков, Никулин, Павел Медведев, Михаил Медведев, Партии, Костоусов, Леватных, Кривцов, Авдеев, Ваганов, Горват Ла-окс, Фишер Анзелм, Эдельштейн Изидор, Факете Эмил, Над Имре, Гринфелд Виктор, Вергазе Андреас. Если к этому списку добавить еще одиннадцать расстреливаемых, то оказывается, что в «расстрельной» комнате площадью 23 кв. м находилось 32 человека. Очевидная чушь. Стоит удивляться, как это ретивые «исследователи» не додумались до того, что сам Ленин приезжал в Екатеринбург и расстреливал бывшего царя из автомата Калашникова. Врать так уж врать. Существует пословица: «Врет, как очевидец». Поэтому для того, чтобы хоть как-то разобраться в том, что происходило, разделим воспоминания всех «очевидцев» на две группы — воспоминания очевидцев и участников расстрела и воспоминания «очевидцев», разговаривавших с людьми, слышавшими об обстоятельствах расстрела из «надежных источников».

Рассмотрим только первую группу воспоминаний.

В настоящее время опубликованы личные воспоминания пяти участников расстрела царской семьи: Юровского (четыре варианта), Павла Медведева (два варианта), Михаила Медведева (Кудрина), Г.И. Никулина, Петра Ермакова (несколько вариантов). Даже эти воспоминания не являются достаточно объективными. Но, несмотря на некоторые отличия они связаны между собой и частично подтверждают друг друга. Поскольку эти документы являются главными свидетельствами расстрела Царской семьи, приводим отрывки из них, относящиеся к расстрелу.

1. Свидетельство Павла Медведева[2].

Первое по времени было описание расстрела, приведенное в показаниях Павла Медведева, данных следователю Сергееву 21–22 февраля 1919 г.: «Часов в 12 Юровский разбудил Царскую семью. Объявил ли он им, для чего он их беспокоит и куда они должны пойти — не знаю. Утверждаю, что в комнаты, где находилась Царская семья, заходил именно Юровский. Ни мне, ни Константину Добрынину поручения разбудить спавших Юровский не давал. Приблизительно через час вся Царская семья, доктор, служанка и двое слуг встали, умылись да оделись. Еще прежде, чем Юровский пошел будить Царскую семью, в дом Ипатьева приехали из Чрезвычайной комиссии два члена: один, как оказалось впоследствии — Петр Ермаков, а другой — неизвестный мне по имени и фамилии, высокого роста, белокурый, с маленькими усиками, лет 25–26. Валентина Сахорова я знаю, но это был не он, а кто-то другой. Часу во втором ночи вышли из своих комнат Царь, Царица, четыре царских дочери, служанка, доктор, повар и лакей. Наследника Царь нес на руках. Государь и Наследник были одеты в гимнастерки, на головах фуражки. Государыня и дочери были в платьях, без верхней одежды, с непокрытыми головами. Впереди шел Государь с Наследником, за ними — Царица, дочери и все остальные. Сопровождали их Юровский, его помощник и указанные мною два члена Чрезвычайной комиссии. Я также находился тут.

При мне никто из членов Царской семьи никаких вопросов никому не предлагал. Не было также ни слез, ни рыданий. Спустившись по лестнице, ведущей из второй прихожей в нижний этаж, вышли во двор, а оттуда, через вторую дверь (считая от ворот) во внутренние помещения второго этажа.

Дорогу указывал Юровский. Привели [их] в угловую комнату нижнего этажа, смежную с опечатанной кладовой. Юровский велел подать стулья: его помощник принес три стула. Один стул был дан Государыне, другой — Государю, третий — Наследнику. Государыня села у той стены, где окно, ближе к заднему столбу арки. За ней встали три дочери (я их всех очень хорошо знаю в лицо, так / как / каждый почти день видел их на прогулке, но не знаю хорошенько, как звали каждую из них).