Следователь Н.А. Соколов, безусловно, доказал, что в кострах, которые разжигались в районе Ганиной ямы, побывали вещи, принадлежащие Царской семье. Но вывод, который он сделал из этого факта, о том, что там же сжигались трупы членов Царской семьи, не подтверждался этими фактами.

Больше того, среди найденных в этом районе вещей были найдены вещи, появление которых трудно было бы объяснить версией, разрабатываемой официальным следствием.

По какой-то причине Н.А. Соколов, проделав громадную работу по обнаружению и идентификации Царских вещей, оставил без ответа вопрос — а были ли эти вещи у людей, которых расстреляли в доме Ипатьева в ночь с 16 на 17 июля 1918 года?

Выше было показано — такая возможность у него была: к этому времени был арестован главный свидетель и очевидец событий П.С. Медведев, видевший, как были одеты расстреливаемые и какие вещи с ними были.

Но, увлекшись поиском участия в расстреле центральных советских властей, следователь упустил момент, и показания важнейшего свидетеля для следствия были потеряны.

Свидетель умер. Остались вопросы.

Откуда в костре появились: шинель и вещевой мешок Алексея Николаевича, туфельки великих княжон с пряжками из драгоценных камней, фарфоровые иконки, размером 6 х 10 см, которые, по свидетельству Дитерихса, висели на шеях у княжон, ключ от чемодана и остатки самого чемодана? Ни о чем подобном в допросе П.С. Медведева не упоминалось.

А откуда в костре появился дамский ботинок со шнуровкой, который, по словам свидетелей, не мог принадлежать никому из узниц дома Ипатьева?

А как сочетается нахождение в костре «мелких обгорелых косточек какого-то млекопитающего» с нахождением в том же костре костей птицы и осколков посуды?

А почему в костре появились наряду с оболочками пуль и револьверные гильзы?

А у кого из узников было обручальное кольцо, вросшее в палец?

Были допрошены придворные, сопровождавшие царскую семью в ссылку, хорошо знавшие каждого из этой семьи и слуг, находящихся при них в Екатеринбурге. И никому из них Соколов не задал, казалось бы, естественный вопрос: «У кого из узников «Дома особого назначения» могло быть обручальное кольцо, которое нельзя было снять с пальца?» Кольцо могло быть снято с отрезанного пальца либо в порядке мародерства, либо для того, что бы затруднить идентификацию трупа.

Как позже выяснилось, ответ на этот вопрос значительно укрепил бы его версию об убийстве Николая Романова. Сейчас достоверно известно, что подобное кольцо было именно на его пальце. Хотя и это не могло быть решающим доказательством. Подобное кольцо, могло быть и у какого-то другого человека. Тем более что эксперты, которых привлек Соколов, утверждали, что отрезанный палец — женский. Кстати, информация относительно этого кольца все-таки содержалась в показаниях свидетелей, опрошенных Соколовым.

Но, увлекшись решением задач, поставленных перед ним Колчаком и Дитерихсом, Н.А. Соколов не воспользовался этой информацией для идентификации принадлежности найденного отрезанного пальца.

То, что Соколов не упомянул в своей книге о вещественных доказательствах, не укладывающихся в его версию, появление в книге «кусков сальных масс, смешанных с землей», не упомянутых ни в одном из подлинных следственных материалов, исключение ключевой фразы из цитируемых показаний доктора Белоградского — все это наталкивает на мысль о книге Соколова не как об источнике объективной информации, а как о художественном произведении, основным назначением которого является донесение до читателя собственного мнения автора о рассматриваемой проблеме.

Мало чем в этом отношении отличается и книга М.К. Дитерихса. Характерным является описание эпизода расследования, связанного с нахождением на помойке иконы Божьей Матери Феодоровской.

Вот как об этом рассказывал Дитерихс: «Из дома Попова комиссия пошла во двор дома Ипатьева, осмотрела каретник и брошенные там вещи Царской семьи, заглянула в помойку. Из нее, замаранными грязью, вытащили: большой образ Федоровской Божьей Матери в золотой, потускневшей от времени ризе, но со срезанным очень ценным бриллиантовым венчиком. Эта находка произвела сильное впечатление на присутствующего здесь же Чемодурова; он заявил, что с этой иконой Государыня Императрица никогда не расставалась, и никогда бы не рассталась ни при каких условиях путешествия».

Эффектно и убедительно. Для тех, кто не знаком с подлинными материалами следствия. Если бы обстоятельства нахождения этой иконы были таковыми, как описал их Дитерихс, то это могло бы служить косвенным доказательством того, что исчезновение Александры Федоровны из дома Ипатьева произошло без ее воли, и было насильственным. Но, судя по подлинным следственным материалам, все обстояло не так.

Во-первых, описанная Дитерихсом икона была найдена не на помойке, а в доме, в комнате, которую занимали великие княжны.

Во-вторых, икона, о которой идет речь, не была образом Феодоровской Божьей Матери. Это была икона Казанской Божьей Матери. Этот факт был установлен священником Н.В. Сторожевым, о котором рассказывается выше. Этот же священник вспомнил, что при первом богослужении в доме Ипатьева, он среди других икон Царской семьи видел и икону Феодоровской Божьей Матери.

В-третьих, среди оставшихся в доме икон белогвардейские следователи икону Феодоровской Божьей Матери не обнаружили.

Но ни Соколова, ни Дитерихса это уже не интересовало. Все, что укладывалось в версию Соколова — Дитерихса, поддерживалось, все, что противоречило ей, отметалось.

Рассмотрим еще один фрагмент из документа, вошедшего в подлинные материалы следствия, составленного и подписанного генералом М.К. Дитерихсом.

Документ назывался так: «ОПИСЬ. ФОТОГРАФИЧЕСКИЕ СНИМКИ ДОМА ИПАТЬЕВА В ГОРОДЕ ЕКАТЕРИНБУРГЕ, ГДЕ БЫЛ ЗАКЛЮЧЕН Б. ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ II И ЕГО СЕМЬЯ И ГДЕ БЫЛО СОВЕРШЕНО УБИЙСТВО ИХ».

Описывая комнату, в которой был произведен расстрел, Дитерихс пишет: «Левее двери в кладовую видны на стене выемки, произведенные следователем Сергеевым при судебном осмотре комнаты; вынуты части стены с пулевыми каналами, застрявшими в дереве пулями и со следами крови. Такие же выемки произведены и из пола, где, кроме того, были и следы от штыковых ударов».

Упомянутая комната официально осматривалась трижды. Первый раз 11, 12 и 14 августа 1918 года следователем Сергеевым, прокурором Иорданским в присутствии понятых. Второй раз 23 января 1919 года по распоряжению гене-pcuva Дитерихса следователем И.А. Сергеевым совместно с прокурором В.Ф. Иорданским в присутствии понятых, в качестве которых выступали генерал-лейтенант Дитерихс, генерал-майор Богословский. Никаких следов штыковых ударов-ни в полу, ни в стенах обнаружено не было. Третий раз комната была осмотрена следователем Н.А. Соколовым 15–25 апреля 1919 года.

Выдержки из протокола осмотра:

«… б. На лицевой стороне арки, ближайшей к правому косяку двери, ведущей из этой комнаты в кладовую, обозначенную на чертеже цифрой III (к правому косяку, если обернуться лицом к кладовой), снята часть деревянной обшивки, покрывающей арку, вместе с обоими. Над этой выемкой имеется сделанная черным карандашом надпись: «Рисовал А.А…», подпись фамилии неразборчива.

в. Под этой выемкой в штукатурке арки имеется в толщу штукатурки углубление конусообразной формы, несомненно, пулевого характера. Его глубина 2,5 сантиметра, диаметр с краев — 1 сантиметр. От пола оно находится в расстоянии 1 метра 5 сантиметров. Этот пулевой отпечаток не отмечен в акте Сергеева.

…

л. Ясно видимых штыковых ударов нигде в комнате убийства не усматривается, но обращает внимание в этом отношении на себя арка, о которой упоминается в сем протоколе выше, в пункте «б». На расстоянии 1–1,5 аршина от пола, как раз на той высоте, где вырезана обшивка, на той стороне арки, которая ближе всего к правому косяку двери из комнаты убийства в кладовую (если смотреть на эту дверь из комнаты убийства), усматриваются продолговатые 1–1,2 миллиметра разрывы обоев. Получается впечатление, что на этой стороне арки как будто скользило острие штыка».