Привели нас прямиком к ставке верховного главнокомандования – к шатру княжескому. Адара повели куда-то на довольствие ставить и с размещением определяться, а нас с Боратом, после доклада короткого, внутрь запустили. В помещении, зело просторном и вместительном, шесть человек располагалось вокруг стола, из тонких досок сколоченного. Все были в статском платье, доспешных не было, так что Борат тут диссонировал. Мужики все в возрасте под сорок, для мест здешних очень солидном. Одного из присутствующих, который старше остальных выглядел, узнал я моментально, даже ранее его не видя. Таким, собственно, его и представлял. Невысокий, с местных ростом, круглый человечек в здешней одежде, и, на фоне остальных русых да блондинов ярко отличаясь, поросший буйным черным волосом с сединой. Ну и нос, конечно! Местные то все больше прямоносые были, ближе к курносости, а тут прям клюв орлиный! И покатился ко мне этот колобок из-за стола, руки распахнув приветственно: – Ну, здравствуйте, здравствуйте, Иван, извините, не знаю как по отчеству, наконец встретились!!!!
– Какое отчество, Артур Тигранович, перестаньте, ради Бога! Здравствуйте! – обнялись мы с ним, Борату он руку пожал, и потащил нас к столу, князю со свитой представлять.
Мужи воинские, все пятеро, похожи как братья были, и не лицами, нет, тут все разные, а крепостью своей, дубовой мореностью фигур, и основательностью слов и жестов. Борат тут в своей компании, как патрон в обойме, был. Как представили нас, запомнил я в основном, князя, конечно, Волат его зовут, и советника главного, нач. штаба, по нашему, Казара. Общались абсолютно без чинов, на равных все, по товарищески. Как представились, предложили нам с дороги выпить-поесть, но отказались мы, не голодны. Тогда сразу делом предложили заняться, доклад наш выслушать, и о своих раскладах поведать. По русски, кстати, говорили все замечательно, с армянским акцентом правда. Принялись мы с Боратом рассказывать о делах наших, когда скорбных, а когда и победных. С удивлением разглядел я на столе карту окрестностей, нарисованную на куске пергамента. Карта, конечно не ахти была, но и это прогресс, по ней и удобнее рассказывать. Глянул я на Тиграныча, на карту показал, покивал тот в ответ, значит, он предложил. Как закончили мы повесть нашу увлекательную, попросили меня военноначальники показать оружие, свойствами чудесными обладающее, и объяснить, чем грозит применение его. Достал я Беретту, магазин вытащил, патрон из патронника выбросил-поймал-на стол поставил, пустил пистолет по рядам:
– Вот это вот оружие для ближнего боя. Противника из него эффективно поражать, ну, на пятьдесят шагов, дальше – сложнее. Вот здесь вот, – беру патрон, на гильзу показываю, – когда на эту штуку нажимаешь, – спусковой крючок демонстрирую, – специальный порошок загорается и вот эту железку, – по пуле пальцем постучал, – с большой силой выталкивает.
– Как сильно бьет? – это Казар спрашивает.
– На три десятка шагов воя в полном доспехе и со щитом насквозь пробьет. – переглядываются, головами качают, – Стреляет быстро, в два раза быстрее самого быстрого лучника. Пятнадцать зарядов в ней, перезарядить тоже быстро. А вот это вот, – достаю из чехла кожаного, Айкой сшитого, приблуду австрийскую, – то же самое делает, только на пять сотен шагов, и попадает обязательно, может и дальше, но попасть труднее. Четыре десятка зарядов вот здесь, – магазин показываю, – Стреляет еще быстрее.
Погрустнели мужики, перспективы представили. А я продолжаю:
– Но! Одна такая штука у них. И зарядов, самое большее, сотня может быть, а других взять неоткуда. Если армия большая против него, ну выстрелит он сто раз, так ведь ему еще и попасть надо! Наши лучники тоже стоять и смотреть не будут, а значит, ему и от стрел в это время прятаться надо будет. В лучшем случае, половину попадет. И то всех не убьет, вон, лекарь наш почтенный, объяснит вам. В меня попадали, я вот живой перед вами. – куртку снял, показал им след пулевой спереди и сзади, – Вот сюда попала, отсюда вышла. Да и стрелять он долго сможет, если только меня на поле боя нет. А я есть, и тоже его искать буду с таким же оружием. Как только проявит себя, тут ему и конец. Так что ничего особенно страшного сейчас, когда мы предупреждены, и войска у нас собраны, и нет вовсе. Сколько у нас воинов?
– Конников латных три сотни, лучников конных, тоже латных, две. И две сотни охотников ополченцев, лучших лучников.
– А дичей?
– Много больше десяти сотен. – да, многовато.
– Что делать предполагаете?
– Думаем пока. Они к нам через пороги не идут, лучников боятся. А от оружия твоего мы и в крепости, и на берегу, из мешков с песком укрытия сложили для стрелков, Арт посоветовал. Но и мы не можем к ним идти. Конный переправу не пройдет: течение, камни скользкие, лошадь упасть может, да и кони быстрой воды боятся, только на поводу вести можно. А от лучников они укрытия сделали – щиты большие, плетеные. Так что думаем. Предложить что можешь?
– Пока ничего, мне на месте посмотреть надо. Проводит меня кто, покажет? Да, князь, хорошо бы было десятка два-три воев на лодках в город послать, а то там совсем солдат почти не осталось, а на западе где-то еще одно войско дичей бродит.
Пообещал князь, и пошли мы на рекогносцировку местности, доктор пошел и Казар. Борат с князем в шатре остался, он то картину эту не раз видел. Удобнее всего было смотреть из крепости, переправу прикрывающей. Со стены крепостной вид открывался величественный. Ширина реки в этом месте больше километра была, а длиной самого переката километра два. Посреди реки, то здесь, то там, торчали валуны громадные. Вода на мелководье перекатном бурлила, пенилась, брызгами взлетала. В общем понятно, почему конь в такую воду идти не хочет. На нашем берегу, у самой воды, во множестве мест конструкции стояли, из веток нарубленных связанные, и с острыми кольями, в сторону гоблинского берега направленные. Я так понял, это у них заграждения противопехотные от атаки неожиданной или ночной – пока орки через это перелезут, их и со стен, и с позиций лучников, глубже на берегу расположенных, стрелами утыкают.
Осмотрел я, затем, берег противоположный. Жаль, конечно, бинокля не было, но тут прицел автоматный помог, хоть и слабая оптика, но оптика. Ворога чужестранного я высмотреть и не надеялся. Да и высмотрел бы – и что? С полутора километров из этой пукалки в него стрелять – ищите дураков. Я лучше патроны просто в воду высыплю. А подготовился противник тоже основательно. По берегу колья были понатыканы, проходу мешающие. За ними здоровенные щиты плетеные, укрытия от стрел. И за всем этим виден лагерь орковский. Лес с севера прямо к лагерю подходит. Да-а, народу они нагнали превеликое множество. Явно больше тысячи рыл. Интересно, как они здесь кормятся? В степи, наверное, уже на многие километры вокруг всю живность распугали. И добычи никакой. Как там у них с дисциплинкой то? Это же дикари-с. В армии не служат, присягу не давали. И жизненно важного у них здесь ничего нет – они не свои земли защищают, они пограбить пришли. А из городов побежденных ничего не везут, ни женщин, ни еды, ни железа. Думаю, что упадок моральный там уже в самом разгаре. Подождать, пока все сами разбегутся? Ага, и ищи потом этого гада по всему дикому полю, жди, где он тебе в спину ударит. Так что надо здесь и сейчас брать. У меня, как раз, глядя на тот берег, идеи появились, будем надеяться, плодотворные.
Все свои соображения, по поводу морального состояния орды я и высказал совету военному, когда мы в шатер вернулись. И продолжил:
– У меня следующее предложение. Доктор, что у нас есть из горючих жидкостей? Скипидар есть? – должен быть, леса кругом. Есть – Масло какое-нибудь горючее? – льняное, есть – Отлично! Посылаем народ в ближайшие города, пусть везут все, что есть горючего, и горшков глиняных побольше. Наступать думаю следующим образом. Лучники наши, в две шеренги, расстояние между ними шагов 50-70. Подходят, и начинают обстреливать дичей. Если те бегут в контратаку, шеренги наши, в бой не вступая, убегают по очереди – одна бежит, другая стреляет, потом меняются. Думаю, это их пыл быстро охладит. Если контратаки нет, или ее отбили, из первой шеренги лучников к гоблинскому берегу бегут заранее пришедшие туда люди с горшками с горючим, и кидают их на укрепления так, чтоб разбились горшки. А лучники, в это время, стреляют и высунуться врагу не дают. Потом, когда горшки покидали, первая шеренга начинает стрелять горящими стрелами, заранее приготовить надо, с паклей, и жаровни в строй принести. Я думаю, что все их укрепления давно высохли, и гореть будут замечательно. А пока это все горит-пылает, сотни с конями на поводу потихоньку переправляются со стороны леса, что бы потом, до берега добравшись, ударить по этой нечестии, от леса отрезая и в степь гоня. Я думаю, что после такого они в степь свою очень охотно побегут. И еще, на тот берег десятков пять переправить можно, охотников, лучников. Что бы они, вместе с Уваром и нашими (а они там все знают), как только мы здесь начнем, часовых в лесу вырезали, и лагерь с тылу обстреливать начали. А я, в это время, в первой шеренге буду чужеземца высматривать, если стрелять он начнет, достану его. Только переодеть меня надо, нельзя мне выделяться из строя, заметит он меня.
