Плюхаюсь на ящик и жду. Вскоре прибывают и остальные, передышка кончилась, и мы идем дальше.

Следующий привал в какой-то траншее. Унтер-офицер Штихерт дает соответствующие указания, мы снова следуем дальше — предстоит 300 метров добираться траншеями.

Пробираться через узкую траншею, да еще с поклажей на спине, — сущая мука. В конце концов добираемся куда приказано. Саперы в двух словах вводят нас в курс дела, после чего исчезают.

Входим в указанную нам землянку. Вместо двери болтается на ветру кусок брезента, окна нет, в качестве печки — дыра в стене, где весело трепещет пламя. Стоять здесь можно только согнувшись — несущая балка осела в результате обстрела из противотанковых орудий.

Нойбауэр тут же отправляется в охранение, мы усаживаемся в землянке. Холодно, тут уже шинель не снимешь.

Все умолкают и погружаются в раздумья. На фронте тишина, да и только — даже бешеная стрельба саперов и та стихла.

Мы же предпочитаем зря не палить, и русские тоже. Вероятно, они здорово пристрелялись, ведя огонь по нашим позициям.

В 5 утра сменяю бойца у пулемета, это всего метрах в 25 от нашей нынешней землянки, добираться туда пришлось узкой траншеей.

Поскольку никто из нас совершенно не в курсе обстановки, приходится держать ухо востро. У пулеметной позиции кукурузное поле, дальше метров на 150 — полоса кустарника, а в ней и за ней — позиции русских.

Основной помощник — уши, на них и приходится полагаться. Я напряженно вслушиваюсь в тишину. Время от времени делаю пару выстрелов. Полтора часа пролетают незаметно.

И вообще, день этот проходит без особых событий — 1,5 часа на посту, после этого 3 часа свободен. Эти свободные часы уходят в основном на сон в нетопленой землянке. Согреваешься, только пролежав часика полтора под одеялом, или лучше под двумя.

Штихерт где-то откопал русский миномет, и они теперь время от времени отправляют приветы Иванам.

Наши орудия и 6-ствольные минометы периодически ведут по противнику беспокоящий огонь.

Вечером решил сходить к нашим соседям по левому флангу — к Керстену и Химмельсрайху. Керстену досталась позиция хуже некуда — до русских всего полсотни метров. На этой позиции уже четверо получили пулю в лоб.

Наш новичок всем действует на нервы — ему все время кажется, что русские пробираются к нам.

Фельми ночью выпускает две красные ракеты — вот же дуралей! И всего-то из-за двух шлепнувшихся поблизости мин. Было из-за чего огород городить!

Несмотря на нервозность и на холод в землянке, спалось мне в эту ночь вполне нормально.

Сегодня все только и говорят, что на следующую ночь нам предстоит сменить позиции и отойти. Отвод сил, мол, запланирован.

Вполне можно предположить такое. После катастрофы под Сталинградом нам здесь, на Кавказе, ловить нечего.

День проходит почти спокойно, если не считать рутинной пальбы с той и с другой стороны.

Вечером сносим все, что осталось здесь: каски, ручные гранаты и т. д., — подальше в тыл. Чтобы русским не досталось.

После 15 часов я отправляюсь с котелками и флягами к кухне. Приходится ждать час, пока на машине доставят еду. Сегодня нас порадовали сладкой манной кашкой. Русские, заслышав гул двигателя машины, тут же принялись стрелять и чудом не попали в нас.

Позади нас постоянно взлетают вверх фонтаны грязи.

Русские все прекрасно видят и понимают.

Вечером на посту наблюдал странное и редкое зрелище — венец вокруг Луны.

Клюзенер приходит к нам на пулеметную позицию и сдуру, просто так выстреливает 200 патронов. Я еле дождался, пока он не уберется восвояси.

Прямо передо мной, примерно в 150 метрах замечаю русского, ведущего огонь из автомата. Прицеливаюсь и даю очередь прямо на пламя из ствола. Я специально снарядил целую ленту трассирующими, чтобы видеть, куда стреляешь.

В свободное время пишу дневник, хотя условия для этого не самые лучшие.

Вечером устраиваем большой костер, в огонь летят пустые ящики из-под патронов, служившие нам столом и табуретами.

До самой полуночи не сплю — упаковываю свои пожитки.

Кто знает, куда нас занесет? И кто знает, где и как нам предстоит отпраздновать Рождество?

Чем дольше длится эта война, тем ожесточеннее приходится сражаться. Те, кому суждено выжить в ней, с полным основанием могут считать себя избранниками Божьими.

Сегодня ночью мне тоже пришлось постоять на посту с 1 до 2 ночи. Около 2 явилась группа, сменившая нас. В 4 или 5 сменили и их, а потом и других, кого отводят подальше от русских.

Для нас снова начинается изнуряющий марш. На спине у меня свернутые одеяла, в каждой руке по тяжеленному ящику с патронами, да еще сменные стволы для пулемета впридачу.

Обливаясь потом, проделав километра полтора, мы добрались до перехода через железнодорожную линию. Нам остается еще с полкилометра.

Промокшие до костей, на ватных ногах мы, наконец, добираемся до колонны грузовиков.

Разведгруппа унтер-офицера Шатца на двух 8-колесных тяжелых бронемашинах тоже здесь, в качестве резервной группы. После краткой передышки грузим барахло и оружие на грузовик, а потом забираемся в кузов сами.

Теснота, но все же лучше плохо ехать, чем хорошо топать.

Выехали мы где-то в половине четвертого.

В 4.30 прибыли в Краснодар, расположенный справа от протекающей через Николаевку реки, где дислоцирована наша рота.

Внезапно наш грузовик угодил колесами в глубокую выбоину, и мы осторожно выбрались из кузова, прихватив с собой вещи и оружие. Общими усилиями машину вытащили, и грузовик поехал к нам в роту.

Вещи мы все-таки успели закинуть, после чего группами отмахали еще 300 метров. Теперь мы подчинены 3-й роте в качестве резервного подразделения. Гражданское население эвакуировано куда-то в сторону Шиколы.

Еще небольшая передышка, и за работу. Обычная рутина — поиски и забивание птицы. Нойбауэр отхватил головы трем петухам, а вот мне впервые в жизни приходится заниматься самым отвратительным на свете делом — ощипывать кур.

Клюзенер с Нойбауэром забили поросенка, небольшого, примерно на 10 кг.

Я по неопытности вместе с перьями чуть ли не кожу содрал с бедных птиц.

Сначала в кастрюлях отвариваем поросенка.

Когда он готов, сдираем с костей мясо. Выходит полная большая кастрюля. Съедаем бульон и еще на огне поджариваем куски мяса, съедаем их с хлебом, потом переходим к нашим петушкам.

В паузах наигрываю на губной гармошке рождественские мелодии, кое-кто даже подпевает.

Около 9 слышим команду «Приготовиться к маршу!»

Полусырых кур помещаем в две кастрюли, одеяла кидаем в наши бронемашины, отъезжающие в роту.

Другие группы тоже тащат с собой раздобытую жратву и в ведрах несут бульон.

Когда мы минуем мост через речку, видим, как наши саперы минируют подходы к мосту.

Пройдя километра 2, мы, еле-еле переставляя ноги, добираемся до роты, разместившейся в Николаевской.

Там из наших только фельдфебель да 8-колесная бронемашина. Большая часть местных жителей уже эвакуировалась, уходят последние.

Мы заходим в дом, где остановился унтер-офицер Хоппе. Резервный взвод остается на готовности.

Русские уже постреливают по селу. В доме жуткий беспорядок. Картошки завались, мы варим ее и делаем картофельное пюре, дожариваем петухов, и выходит славный обед. Наши разбрелись по углам прикорнуть после сытной еды. Вечером думаю сесть за дневник, но от усталости не могу и ложусь спать.

Нойбауэр отварил картошки и подогрел свинину, очень недурно получилось. Потом мне выпало час простоять в батальонном охранении. Издалека был слышен шум боя.

Вот так мы встретили Рождество — в грязной хате.

Около 23 часов нам предстояло ехать дальше — до Шиколы.

Таким мы себе это Рождество 1942 года и представить не могли!