Стоявшую в бухте ветхую каравеллу бросили на произвол судьбы, а людей и все имущество форта переправили через отмель на плотах. Диего Мендес и в этих обстоятельствах действовал как отважный и сметливый человек. Адмирал назначил его капитаном флагманского корабля вместо погибшего в бою Тристана.

Надо было поскорее покинуть этот негостеприимный берег. Три каравеллы в середине апреля 1503 года снова двинулись на восток. У Пуэрто-Бельо пришлось бросить еще одну каравеллу, так как она дала течь, а исправить повреждение не было никакой возможности.

Миновав бухту Ретрете, Колумб снова углубился в Дарьенский залив. Однако штурманы и капитаны, считавшие, что они и так зашли слишком далеко на восток от Гваделупского меридиана, заставили Колумба изменить курс и пойти прямо на север.

1 мая 1503 года обе совсем обветшавшие каравеллы повернули на север в сторону Эспаньолы и долго боролись с ветрами и течениями.

Через десять дней испанцы достигли группы островов Малые Кайманы к северо-западу от Ямайки, а затем течение отнесло их к Садам Королевы у южных берегов Кубы, где адмирал бросил якорь, чтобы дать отдохнуть измученной команде. Однако трудно было выбрать худшее место для стоянки: так оно было ненадежно и не защищено от ветров.

Среди экипажей зрело недовольство. Провиант подходил к концу – осталось лишь немного морских сухарей, растительного масла и уксуса. Вконец истощенные люди дни и ночи не отходили от насосов, так как каравеллы ежеминутно могли пойти ко дну: деревянные части, находившиеся под водой, были источены червями.

К тому же ночью разразилась такая жестокая буря, что одно судно сорвало с якоря и бросило на второе. К счастью, обе каравеллы каким-то чудом удержались на одном якоре.

После бури великий мореплаватель повел корабли вдоль берега Кубы на восток, но обшивка судов походила уже на пчелиные соты, и моряки совсем впали в отчаяние.

Колумб считал, что единственная возможность спасти жизнь людей – это поскорее добраться до Эспаньолы. Но течь была очень сильна, и нечего было и думать достичь Эспаньолы на тонущих кораблях, да еще при встречном ветре. Пришлось повернуть к берегам Ямайки. По свидетельству самого адмирала, все люди, выкачивая воду тремя насосами и вычерпывая ее горшками и котелками, не в силах были справиться с ней – она непрерывно просачивалась в трюмы, а устранить зло, причиняемое червями, уж и вовсе не было никакой возможности. К счастью, Ямайка была уже недалеко.

Форт на затопленных судах. – Меновая торговля с островитянами. – Диего Мендес отправляется на Эспаньолу. – Полное отчаяния письмо к королям. – «Путь к золотым копям Верагуа неведом никому!» – Овандо медлит с ответом. – Мятеж братьев Поррас. – Затмение луны как средство получить продовольствие. – Бой с мятежниками. – Спасение!

25 июня 1503 года обе каравеллы, погрузившиеся в воду уже по самую палубу, подошли к северному берегу Ямайки. Колумб приказал связать оба корабля вместе и посадил их на мель близь берега. Суда укрепили на опорах. На палубах соорудили шалаши, покрыв их пальмовыми листьями, а вдоль бортов поставили заграждения для защиты от индейцев.

Ямайку достигли всего сто шестнадцать человек. Теперь они могли уповать только на счастливый случай – авось сюда приплывет какое-нибудь испанское судно. Но это было маловероятно, так как Колумб в свое время сообщил, что на Ямайке нет золота, и потому ничто не могло привлечь сюда испанцев.

Затопленные корабли пока что представляли собой довольно надежное убежище – и от морских волн, и от возможного нападения с суши. Вблизи находилось большое индейское селение, и отношения с островитянами были довольно дружественными. Но Колумб, зная, как быстро испанцы восстанавливают против себя туземцев, строго запретил морякам покидать суда без особого разрешения и устраивать набеги.

Припасы подходили к концу, и в дальнейшем испанцы могли рассчитывать только на помощь индейцев. Туземцы часто подходили к судам на пирогах, предлагая в обмен на побрякушки хлеб, рыбу, плоды и пресную воду. Все же продовольствия по-прежнему не хватало. Индейцы на Ямайке, как и их соплеменники на других островах, никогда не делали запасов и довольствовались малым.

Колумб послал на берег для заготовки продовольствия Диего Мендеса с тремя матросами, приказав им обойти отдаленные районы и заключить договоры с другими касиками.

Мендес успешно выполнил это задание. Касики обязались посылать к кораблям своих людей с различными припасами и дичью в обмен на ножи, зеркальца, бусы, гребни и другие предметы. Были установлены определенные нормы: одна лепешка за две стеклянные бусины, две крупных хутии[47] за галстучную булавку, а большая рыбина или мера кукурузы за один бубенчик. Последние и здесь ценились весьма высоко.

Почему же испанцы не стали сами сеять и возделывать кукурузу, которая в этом теплом климате дает по нескольку урожаев в год, или не занялись рыбной ловлей и охотой? Цивилизованные европейские завоеватели считали такой труд унизительным и, даже потерпев бедствие, не отказались от своего убеждения. К тому же остров был населен дикарями, обязанностью которых, по мнению испанцев, было снабжать белых всем необходимым.

Наладив доставку продовольствия, Мендес обменял бронзовый шлем на большую пирогу и, нагрузив ее продуктами, вернулся в лагерь. Призрак голода отступил. Но надолго ли?

Положение мореплавателей было незавидным. Тщетно всматривались они вдаль, стараясь разглядеть там белеющий парус. Починить корабли было уже невозможно. А построить одно маленькое судно из обломков обеих каравелл моряки или не могли, или не хотели.

Оставался один выход – послать кого-нибудь на Эспаньолу за кораблем. Расстояние от Ямайки до Эспаньолы было всего лишь около ста миль, к тому же в июле пассаты в этом районе утихают, не бывает здесь в этом месяце и ураганов. Однако испанцам еще не приходилось выходить на лодке так далеко в открытое море, и естественно, что такой переход казался им чрезвычайно трудным. Но другого пути к спасению не было.

По мнению Колумба, этот переход мог совершить лишь один человек – отважный моряк Диего Мендес. Как впоследствии писал в своем завещании Мендес, адмирал сказал ему: «Нас очень мало, а этих дикарей – индейцев великое множество, и все они весьма непостоянны и своевольны, и в любой час им может взбрести на ум прийти сюда и без особого труда спалят они нас в этих двух кораблях, превращенных в дома с соломенной кровлей. Что стоит им с берега метнуть огонь на корабли и сжечь нас всех?»

Колумб добавил также, что индейцы могут прекратить доставку продуктов и что единственный выход – пойти на пироге на Эспаньолу за помощью.

Мендес сначала возражал против столь опасного предприятия, но Колумб настаивал, заверяя Мендеса, что именно он и есть тот человек, который может это совершить.

На что Мендес ответил: «Сеньор, много раз рисковал я своей жизнью ради спасения вашей жизни и всех тех, кто с вами здесь находится… Тем не менее, немало имеется шептунов, которые твердят, что ваша сеньория оказывает мне всякие почести в ущерб другим, которые могли все делать так же хорошо, как и я. Вот почему мне казалось бы правильным, если бы ваша сеньория созвал бы всех этих шептунов и предложил им осуществить это предприятие, чтобы убедиться, имеется ли среди них кто-нибудь, кто пожелал бы подобное совершить, в чем я сомневаюсь. И если все прочие отстранятся, я отдам свою жизнь, не щадя ее, ради вашего дела, как уже неоднократно это делал раньше».

Колумб так и поступил. И действительно, все отказались подвергнуть себя опасности, утверждая, что бесполезно даже обсуждать подобные планы.

Тогда встал Мендес и сказал, что у него лишь одна жизнь, но он готов ею рискнуть ради адмирала и всех присутствующих.

Затем этот отважный и неутомимый человек, чья роль в четвертой экспедиции Колумба была особенно велика, притащил на берег большую пирогу, приделал к ней киль и борта, установил мачту с парусом и, взяв с собой шесть индейских гребцов, отправился в путь.