Неблагоприятная погода и сильный встречный ветер задержали адмирала до 24 декабря, и лишь тогда при полном штиле каравеллы медленно двинулись на восток.

25 декабря около 11 часов вечера Колумб пошел отдохнуть, доверив рулевому управление кораблем. Стояло полное безветрие, и уснувшее море казалось глубоким, без отмелей. Рулевой, воспользовавшись отсутствием адмирала, передал штурвал юнге и задремал. Вся команда корабля, захмелев после рождественского ужина, спала крепким сном.

Вскоре «Санта-Марию» стало относить течением в сторону, корабль наткнулся на коралловый риф и сел на мель. Удар не был сильным, никто даже не проснулся. Все же юнга почувствовал, что судно не слушается руля, с криком бросился будить адмирала и команду.

На мели сидел только нос корабля, поэтому адмирал приказал шкиперу Хуану де ла Косу – старому опытному моряку, взять группу матросов, отвезти на шлюпке якорь и забросить его со стороны кормы, подальше от корабля: тогда, намотав канат на брашпиль, может быть удалось бы стащить судно с мели.

Но матросы не выполнили приказа и бросились за помощью на «Нинью», лежавшую в дрейфе в полулиге от флагманского корабля.

Капитан Ниньи Винсенте Яньес Пинсон, узнав о бедствии, отправил матросов назад и поспешил со своей командой на помощь.

Однако волны и отлив уже прочно посадили «Санта-Марию» на мель. Твердый коралловый риф пропорол днище корабля, и трюм наполнился водою. Матросы срубили мачту, чтобы облегчить корабль, но это не помогло. Адмирал приказал покинуть тонущее судно и перебраться на Нинью.

На следующее утро испанцы с помощью островитян еще раз попытались снять судно с мели, но каравелла уже наполнилась водой. Туземцы помогли белым перевезти на берег корабельное имущество, оружие, продовольствие и товары для меновой торговли. Все эти вещи индейцы сложили в хижины и так ревностно охраняли их, что не пропала ни одна мелочь. Касик Гуаканагари сделал все, чтобы облегчить Колумбу эти тяжелые часы, и обещал ему всяческую помощь. «… В целом свете не найдется ни лучших людей, ни лучшей земли, – писал Колумб. – Они любят своих ближних, как самих себя, и нет во всем мире языка более приятного и нежного, и, на устах у них всегда улыбка». Но в то же время адмирал решил, что было бы неплохо показать этим добрым людям силу испанского оружия. Он велел принести лук и стрелы, и один из матросов выстрелил в цель. Лук привел касика в изумление, ибо это оружие было ему незнакомо.

Потом Колумб приказал дать залп из пушек. При звуке выстрелов индейцы в ужасе попадали на землю. Они были поражены силой этого оружия.

Пока адмирал беседовал с касиком, подошло каноэ из дальнего селения. Индейцы привезли золотые плитки для обмена на погремушки. Один индеец дал за погремушку четыре золотых плитки величиной с ладонь каждая. Индейцы обещали привезти еще желтого металла. Гуаканагари, увидев, как обрадовался адмирал, сказал, что он может доставить золота – сколько адмирал пожелает. В горах Сибао – в глубине острова его великое множество! Один индеец этого племени рассказал Колумбу, что Гуака-нагари велел отлить из золота статую адмирала в полный рост и доставить ее сюда через десять дней. Это известие несказанно обрадовало Колумба и утешило его в несчастье.

В своих записках убитый горем Колумб всячески поносил погибшее судно, которое якобы было тяжелым и непригодным для экспедиции. Он писал, что палосские корабельщики не выполнили своего обещания королю и не подготовили корабль надлежащим образом. Адмирал обвинял также шкипера де ла Коса в трусости и нарушении дисциплины. Он считал, что шкипер был в сговоре с братьями Пинсон, и взваливал на него всю вину за случившееся.

Излив в дневнике гнев на своих спутников, адмирал постарался снять с себя всю ответственность за катастрофу, истинной причиной которой был рождественский ужин.

Экспедиция оказалась в незавидном положении. На единственной оставшейся каравелле невозможно было перевезти на родину всех моряков. Но адмирал был твердо уверен, что его ведет воля провидения и усматривал в этом несчастье знамение божие: здесь надо заложить город и оставить экипаж «Санта-Марии». Касик хотел того же. Он надеялся, что могущественные посланцы небес, обладающие чудесным оружием, оставшись у него в стране, защитят ее от набегов воинственных карибов.

Среди матросов нашлось немало желающих остаться на Эспаньоле: они видели, что здесь много золота, и надеялись быстро разбогатеть.

Колумб приказал построить на берегу укрепленный лагерь – форт с башнями и окопать его рвом. На постройку пошли части корпуса «Санта-Марии». Колумб назвал укрепленный лагерь Навидад[27]. В крепости установили пушки, в пороховом погребе спрятали оружие и боеприпасы. Гарнизону оставили большую часть продовольствия с расчетом на целый год и привезенные из Испании семена хлебных злаков, товары для меновой торговли и шлюпку для рейдов вдоль побережья.

Оставшимся в форте Навидад тридцати девяти испанцам было поручено искать на Эспаньоле золотоносные руды, исследовать остров, поддерживать дружеские отношения с индейцами, не обижать их и воздерживаться от насильственных действий. Гарнизон форта был обеспечен всем необходимым, чтобы дождаться прибытия кораблей из Испании.

Адмирал надеялся, что оставшиеся моряки добудут целые горы золота. Согласно его приказу, драгоценный металл следовало тщательно хранить, чтобы в случае нападения он не попал в руки островитян.

Строительство форта (по старинной гравюре).

27 декабря индейцы сообщили Колумбу, что видели у берегов острова исчезнувшую «Пинту». Один из матросов в сопровождении туземцев отправился на каноэ к капитану Мартину Алонсо Пинсону с дружеским письмом Колумба. Адмирал приглашал «Пинту» прибыть в форт Навидад. Но посланцы не нашли каравеллы. Позже выяснилось, что они слишком рано повернули обратно – «Пинта» стояла на якоре в устье реки за следующим мысом.

2 января 1493 года Колумб торжественно простился с гарнизоном форта и с гостеприимными индейцами.

Перед расставанием ему, очевидно, захотелось поднять престиж испанцев, несколько пошатнувшийся после гибели «Санта-Марии». Надо было показать островитянам, какими таинственными силами повелевают белые люди, чтобы дружески настроенные к ним индейцы прониклись также и страхом.

Адмирал приказал зарядить пушки и дать залп по остаткам корпуса «Санта-Марии». Индейцы с ужасом взирали, как огромные каменные ядра, пробив обшивку корабля, падают далеко в море. Затем адмирал велел провести маневры. В этой военной игре участвовали матросы, вооруженные шпагами, пиками, щитами, луками и ружьями. Загремели выстрелы, засвистели пули, раздался звон шпаг, ударявшихся о броню.

Шум битвы поверг простодушных островитян в неописуемый ужас, но в то же время вселил в них уверенность, что в стране поселились могущественные люди, способные защитить их от набегов других племен.

Дождавшись попутного ветра, испанцы 4 января подняли якорь и двинулись на восток вдоль северного побережья Эепаньолы.

На третий день один из матросов заметил с вершины мачты «Пинту». Вскоре она подошла к «Нинье», и капитан, явившись к Колумбу, начал оправдываться, заверяя его, что отдалился не по своей воле.

Адмирал принял объяснение с благосклонной улыбкой, но в дневнике записал, что старший Пинсон проявлял в отношении к нему гордыню и бесстыдство, и что он, Колумб, вынужден был скрывать свои чувства, чтоб не дать сатане помешать благополучному завершению экспедиции.

Колумб подозревал Пинсона в том, что он наменял у туземцев много золота и присвоил его себе, а часть роздал своим матросам. Кроме того, адмирал обвинял капитана в пленении четырех индейцев с Эспаньолы. Колумб приказал немедленно одеть их и отпустить на свободу, ибо, как он писал в дневнике, на этом острове все мужчины и женщины принадлежат их высочествам.

Колумб, по его собственному признанию, намеревался пройти вдоль всего берега Эспаньолы, но не смог осуществить намеченного: люди, которых он назначил капитанами, и другие, следовавшие примеру Пинсонов, невзирая на честь, оказанную им адмиралом, были обуреваемы гордыней и жадностью и считали, что все должно принадлежать им одним. Они не подчинялись распоряжениям адмирала и говорили о нем неподобающее и недостойное.