— Сухое ведь.

— Нет-нет. — Павла энергично встала.

Он шел за ней по длинному гостиничному коридору. Павла ни разу не оглянулась, хотя он мысленно приказывал оглянуться. Высокая и статная, она мягко ступала на ковровую дорожку, будто специально расстеленную для нее: мерный шаг, плавные движения рук, гибкая талия. Королева!..

У своего номера она приостановилась.

— Ну, Олег Леонтьевич, кланяйтесь всем вашим, особенно отцу. Как-нибудь заеду.

Они стояли друг против друга, лицом к лицу, но в этих ее словах Олег почувствовал самое неодолимое препятствие, разделяющее их, — полное равнодушие Павлы.

«А может быть, мне только показалось», — успокаивал он себя, медленно спускаясь с седьмого этажа, как с седьмого неба.

Павла посмотрела в зеркало, — «баба ты и есть баба!». — и села за рабочий стол, задумалась... Ах, молодость, молодость, ну почему ты вдруг начинаешь тянуться к людям, далеко не молодым? Она вспомнила, как сама увлеклась старшим братом Олега, как дежурила во всех местах, где можно было встретить его вроде бы случайно. Вокруг все были ее сверстники, славные ребята, которых она совершенно не замечала... Как там сейчас Георгий Леонтьевич? Даже не позвонит. Наверное, обиделся за то, что отказалась на прошлой неделе зайти к нему на чашку чая. Позвонить самой? Рука не поднимается. Странно. А чего же странного: мало кому удается перебросить мостик с берега юности на берег средних лет, через главное русло с его стремниной, где и галька ускользает из-под ног. Сколько всего в жизни: и своя тихая старица, и свои перекаты, и свои заводи. Павла как раз больше всего боялась угодить в какую-нибудь заводь с ее мнимым женским благополучием, откуда потом не выберешься. Довольно ей одной ошибки. Нет уж, лучше стоять в кипени чужих страстей. Именно поэтому она и полюбила газетную работу, в которой как-то забываешь про собственное одиночество. Ну разве могла она предположить, что встреча с Георгием возвратит ее далеко назад?

Павла грустно улыбнулась, подумав снова об Олеге: как время исподволь уравнивает людей. Да что он в ней нашел, право?.. Теперь уже она оказывалась в роли беспристрастного судьи чужих чувств. Раньше судили все ее, тот же Георгий, и она-то уж знает, как горько выслушивать благоразумные, успокоительные речи. Видно, ничего не поделаешь, придется при случае поговорить с Олегом прямо, откровенно, без всякого бабьего лукавства, которое только кружит голову. Тут и невинная забава непростительна.

Она взяла трубку, позвонила Георгию. Телефон был занят. Ну и к лучшему. Что бы она сказала ему сейчас?

Предоставь все течению времени, тем более, что ты привыкла к его шумным перекатам...

До вечернего поезда было еще много времени, и Олег зашел к брату в геологическое управление.

— Что это ты светишься, как полная луна? — спросил Георгий. — Точно после свидания.

— Какое свидание, что ты? — сказал Олег, чувствуя, как обжигающая краска заливает все лицо.

— А-а, понимаю! Читал, как расхвалила тебя Павла Прокофьевна? Доволен, не доволен?

— Напрасно она так.

— Женщины не умеют хвалить наполовину... Ну, говори, где был, что делал?

— Заходил к Метелевой.

— Объясняться? Бесполезно! Газетчики всегда докажут, что они правы. Да и что написано пером, то не вырубишь топором. Ничего, переживешь. Хотя, верно, слава помнит о своих авансах и уже непременно взыщет старый должок при удобном случае.

— А к чему мне эти долги?

— Молодец, Павла Прокофьевна, ловко она тебя привязала к стройке, теперь не уйдешь!

«Ты что, читаешь мысли по глазам, что ли?» — насторожился Олег, избегая его насмешливого взгляда.

Они считали, что неплохо знают друг друга. Младший боготворил старшего за кочевой образ жизни, за то, что тот всюду побывал, все повидал и вернулся на родину лишь к пятидесяти годам. А старшему нравилась в младшем этакая прорабская жилка: Олег наотрез отказался от аспирантуры, — и без него хватает вечных кандидатов всех наук. Но внутренний мир Олега был на самом деле неизвестен Георгию. Он ни разу и не подумал о том, о чем сразу же догадалась Павла. Он привык резко, будто по строевому расписанию, делить людей на поколения, безо всяких полутонов и переходов, и естественно, что Георгий даже предположить не мог о каком-то увлечении своего Олешки Павлой, о той поздней мужской любви в тридцать лет, которая одинаково ярко светит и для молоденькой девчонки и для женщины в годах.

— Поедем, покажу тебе газовый фонтан, — после некоторой паузы сказал Георгий.

Олег глянул на часы.

— Здесь недалеко.

Еще вчера, подъезжая к областному центру, Олег обратил внимание на высоченное дрожащее зарево за городом, Он подумал, что там большой пожар, но знающий его попутчик объяснил: это на газовом месторождении полыхает огромной силы факел. Впечатление было такое, что занялась вся степь: багровые сполохи поигрывали на облаках, плывущих в ночном небе, и длинные оранжевые крылья охватывали весь запад.

— Зрелище, достойное богов, но обходится оно дороговато, — говорил сейчас Георгий на путевом досуге. — Пять миллионов кубометров сгорает в сутки. Дорог не сам газ, велики затраты на ликвидацию аварии.

И он пересказал Олегу все, что знал со слов Ильи Михайловича Шумского. Как ни осторожно проходили новые скважины опытные мастера глубокого бурения, но потревоженный злой  д ж и н  все-таки подкараулил и, улучив момент, с яростью вымахнул из-под земли. Такого мощного выброса газа и видавшие виды буровики не помнят.

Когда это произошло, на буровой находилась одна дежурная смена. Люди бросились в степь кто: куда: тут было не до сигналов о помощи. Едва прихватив свою полевую рацию, девушка-радистка побежала вслед за остальными. Ревущее длинное пламя стлалось по траве, мгновенно испепеляя все живое, и девушке казалось, что огонь вот-вот догонит ее, обязательно догонит. Она бежала до тех пор, пока не свалилась в какой-то глухой овраг.

Первым о беде узнал начальник экспедиции и тут же выехал на место происшествия. Он издали увидел бушующее пламя и схватился за голову, подумав, что все уже погибли. Ему не раз приходилось наблюдать в молодости, как горит под осень ковыльная сухая степь. Но то совсем другое, с тем можно еще справиться, тому можно преградить дорогу свежевспаханной защитной полосой. А газ — не ковыль. Гудела земля окрест: еще бы, двести атмосфер!

Но, к счастью, начальник экспедиции нашел своих буровиков целыми и невредимыми в степном глинистом овраге, они отсиживались там, как, бывало, солдаты во время налета пикирующих бомбардировщиков.

В тот же день началось наступление на огонь, которое оказалось очень затяжным. Сперва нужно было дать свободный выход пылающему газу вверх. И тут на прямую наводку, как на фронте, была выдвинута самая настоящая пушка, чтобы сбить оплавленный ротор. Над степью поднялся, наконец, восьмидесятиметровый факел, гигантский столб огня, — грозное свидетельство того, какую бездну газа открыли в степи геологи.

А теперь слетелись отовсюду бывалые укротители газовых фонтанов. Нелегко подобраться к подножию факела даже под водяным зонтом, которым надежно прикрывают смельчаков бойцы-пожарники. Но еще несколько дней, — и общими усилиями, конечно, удастся загнать неистового  д ж и н а  обратно в землю...

Чем ближе братья Каменицкие подкатывали на «Волге» к этой аварийной буровой, тем раскаленнее становился воздух. Даже летнее солнце, клонившееся к закату, бледнело против газового светила, что билось, рвалось наружу из-под увала. И степь вокруг действительно гудела от могучего напора в двести атмосфер.

Георгий велел шоферу остановить машину на проселке.

— Дальше не поедем, не стоит испытывать нервы.

Действительно, жаркое дыхание земли чувствовалось и на приличном расстоянии. Синий чад стекал в окрестные овраги, медленно струился вниз, к Уралу. Южный, с Каспия, упругий ветерок, казалось, еще больше раздувал огонь, хотя такая сила не подвластна никаким ветрам. Да, к уральской земле спичку не подноси!