Отступающие подвергались атакам штурмовиков, круживших над верхушками деревьев и вынуждавших солдат забиваться в окопы. Лес вновь наполнился звуками стрельбы. Каждый островок кустарника, каждая воронка, каждая канава мгновенно заполнялись людьми, искавшими укрытия. Непрерывно стучали авиационные пушки и пулеметы, рвались осколочные бомбы, машины проносились мимо и вспыхивали. Среди деревьев то и дело раздавались голоса, звавшие санитаров. Потом кошмар закончился — самолеты стали кружить над другой частью леса. Мы выскочили из танка и занялись нашими ребятами. В результате внезап- ного налета двое солдат погибли, еще несколько были легко ранены осколками. Мы забрали расчетные книжки и жетоны убитых и похоронили их на месте.
Приближавшиеся на большой скорости самолеты снова заставили нас нырнуть в танк. С неба посыпались листовки: «Солдаты 9-й армии, сдавайтесь и складывайте оружие! Переходите на нашу сторону! Смерть или плен!» Из стволов вылетал снаряд за снарядом. Вспышка, свист снаряда и взрыв… вспышка — взрыв… вспышка — взрыв! Без остановки. А в промежутках между взрывами — хлопки винтовок и пулеметов… Все настойчивее… Все ближе… К нам подъехал мотоциклист, весь покрытый коркой грязи и вымокший до нитки. С ним был командир «тигра», доложивший о потере машины вместе со всем экипажем в результате прямого попадания снаряда. От сосредоточенного огня артиллерии и постоянных авианалетов, отбивать которые мы были уже не в состоянии, мы несли огромные потери.
Снова удары штурмовиков, дождь, отступающая пехота. Мы сидели в «тигре» с закрытыми люками, расстелив на коленях карты, и слушали последние сводки Верховного командования вермахта, описывавшие бои в столице Рейха: тяжелые уличные бои в Кепенике, передовые танковые части русских у Александер-Плац! Советские войска наступали на Фронау через Ораниенбург. Все было кончено! Мы все это знали, но никто не проронил ни слова, потому что для нас последняя глава только начиналась, и мы решили пройти ее до конца. Пока перед нами были русские, о сдаче в плен не было и речи. Время тянулось мучительно медленно. Мы понятия не имели об общей обстановке на фронте. Русские могли появиться из-за леса в любой момент. Наконец показался мотоциклист. Проезжая мимо нас, он крикнул: «Всем приготовиться! Выступаем!» Приказ был отдан в соответствии с решением командования 9-й армии сосредоточиться для прорыва окружения. Через считаные секунды взревели первые двигатели. Из канав и окопов стали выползать черные фигуры людей, которые, спотыкаясь, быстрым шагом направились к своим машинам. Словно допотопные чудовища, наши танки ползли по широкой разъезженной лесной дороге по направлению к головной группе, которая уже приготовилась к прорыву. Под гусеницами скрипел песок. Пехотинцы гроздьями висели на стальных бортах. То тут, то там отсвет лихорадочно закуренной сигареты выхватывал из темноты их лица.
В темноте посыльные спешили к своим ротам. Пехотинцы пустились в путь. Монотонно бряцали лопатки, оружие и амуниция.
Они бесшумно шли по тропинкам друг за другом, группа за группой, полк за полком. Сотни, тысячи, новые и новые батальоны, последние полки. Между ними — конные повозки, накрытые брезентом, массы беженцев, полевые кухни и пушки, глубоко уходившие колесами в рыхлый песок. Орудия вязли в песке, и их приходилось с руганью вытаскивать на руках. Мы выступали в путь с автоматической точностью. Были слышны лишь негромкие приказы, да время от времени гул двигателей и шаги пехоты тонули в лязге танков. Ночное небо все чаще освещали ракеты, и сквозь истерзанные войной леса пробиралась тень армии, изготовившаяся к прорыву, к последней схватке.
Мы вели танк мимо густых колонн по дороге, обрамленной по обе стороны высокими елями. Ее серый асфальт вел к позициям русских. Мы заняли место среди «тигров» головной группы.
В воздух взлетели белые ракеты — сигнал к атаке. Мы инстинктивно еще раз проверили личное оружие и. форму. Приказ об атаке поступил по радио. Мы снова ворвались на позиции русских — плюющуюся огнем линию обороны. В воздухе одна за другой вспыхивали ракеты. Отрывисто лаяли танковые орудия, и мы ехали вперед, ведя огонь из всех стволов вдоль окопов и баррикад, чтобы пробить путь пехоте. Красные трассы пулеметных очередей противника чертили в небе бесчисленные строчки. Снаряды противотанковых пушек со свистом проносились перед нами, заставляя инстинктивно втягивать головы в плечи. Вдруг артиллерия замолкла, и раздались хриплые торжествующие крики — противник оставил позиции. Мы остановились, чтобы пехота могла залезть на броню, и снова двинулись в путь. «Давай, заводи мотор!» — раздался голос, и тут же из выхлопных труб танка с ревом вырвалось пламя. Заревел мощный двигатель. Гусеницы сорвали нас с места, и колонна снова пришла в движение. Вернулось прежнее возбуждение. От привычного азарта охоты кровь быстрее струилась по венам. Кто мы — охотники или добыча?
На большой скорости мы приблизились к городу, в который со всех сторон стекалась пехота. Местное население потеряло все. Кровати, мебель, сундуки, чемоданы и прочие пожитки были разбросаны по улицам, переломаны и подожжены. Горожан не было видно, и мы продолжали движение с крайней осторожностью. Вдалеке на пути нашего наступления виднелись облака кроваво-красного дыма. Мы продолжали двигаться вперед. Но надолго ли? Не неслись ли нам навстречу в ночи русские танковые части, чтобы перекрыть дорогу? Не начал ли противник сворачивать кольцо окружения, словно пустой мешок, атакуя фланги и тыл частей, следовавших за нами?
В нескольких километрах впереди пылал другой город. Мы снова наткнулись на баррикаду. Русские по другую сторону заграждения знали, что по дороге бесконечной вереницей тянутся потрепанные остатки 9-й армии, и немедленно бросили в бой штурмовики. Мы услышали их приближение и лихорадочно пытались определить, с какой стороны их ждать. Все, кто ехал в машинах, приготовились выпрыгивать и искать укрытия в кустах. Двигатели самолетов, медленно летевших над самыми верхушками деревьев в поисках цели, угрожающе гудели. Вдруг залаяла счетверенная зенитка, винтовки и пулеметы открыли стрельбу в воздух, и навстречу атакующим устремился шквал огня. В небе вспыхнули осветительные ракеты, залившие светом забитую людьми и машинами дорогу. Колонна остановилась, и самолеты сбросили бомбы.
Тут же вокруг запылали машины, раздались искаженные болью голоса, звавшие санитаров.
Наше дело казалось безнадежным. Нам, шедшим в головных танках, может, и удалось бы выбраться, но слепое стадо позади нас было обречено на уничтожение. Был только один шанс: любой ценой оставаться в голове колонны, быть там, где наш мощный танковый клин мог бы пробить брешь и вести бой. Те, кто избегал боя в голове колонны, которая встречала самое упорное сопротивление, дрогнули под массированным огнем противника. Последние солдаты, уцелевшие после обстрела из тяжелого оружия, с рассветом, шатаясь, направились к русским позициям с поднятыми руками.
Снова взревели двигатели наших танков. Стальные гусеницы продолжали нести нас вперед. Сотни наших раненых лежали среди пылающих бревен разрушенных домов и во дворах, прося воды и санитаров. Поддерживая друг друга, они с огромным трудом подбирались к самым гусеницам наших танков: «Товарищи, возьмите нас, не оставляйте здесь! Товарищи, помогите нам, помогите!» Но помочь больше не мог никто. Все машины были перегружены, и даже на самых маленьких легковушках солдаты висели, словно виноградные гроздья.
Наш «тигр» шел головным. 700-сильный двигатель нес нас мимо выгоревших машин, разорванных в клочья, сталкивая их вместе. То, что не оказывалось под гусеницами, сбрасывалось тяжелыми гусеницами в придорожные канавы.
Со стороны леса батареи реактивных минометов, наводящих ужас «сталинских оргйнов», с ревом осыпали нас снарядами, и земля вокруг содрогнулась от десятков мощных взрывов, вспышки которых раздирали темноту. Мы были словно в тумане; в головах вертелась только одна мысль: все кончено… это конец… наверное, это конец! Эта стена огня сравнивала все с землей. Чтобы представить себе это огненное торнадо, нужно его пережить.
