Дымовая граната упала на решетку моего танка. От нее шел густой дым. Стрелявшие по нам русские, видимо, решили, что мы подбиты, и больше по нам не стреляли. Это было на руку мне и моему экипажу. Но я этого не понимал — я был ранен первым попаданием в башню и потерял сознание…

Очнувшись, я обнаружил, что вишу вниз головой на сиденье наводчика. Я почувствовал, как кто-то схватил меня за воротник, слегка приподнял, а потом снова отпустил, сказав, что это бесполезно. Потом он исчез. Я лежал, полупарализованный от боли. По лицу ручьями катился пот, когда я оторвал душивший меня провод микрофона. Из последних сил я выполз из люка.

Мои зимние штаны зацепились за штурвал башни. Я увидел, как русский подошел поближе, встал на колено и начал целиться в меня. В мозгу мелькнула мысль: конец! Инстинктивно я свалился в снег, словно убитый. Должно быть, Господь приглядывал за мной и приложил к этому руку. Мой друг, Альфред Гроссрок, командир 6-й роты, тоже заметил меня и устремился ко мне на своей «пантере», стреляя из пулеметов по русской пехоте. Он погрузил меня за башню и отвез прямо на полевой перевязочный пункт, где наш добрый доктор Кальбскопф немедленно занялся моими ранами.

16 марта 1945 года, окраина Штульвайссенбурга, район озера Балатон. Командир танка Pz-IV № 201 с разбитым ведущим колесом, стоящего в заграждении на дороге.

Наша пехота, набранная с бору по сосенке из тыловых частей, бежала к окраине города. Русские вели по ней огонь, и многим не суждено было подняться. Два наших Pz-IV и самоходка стояли на самой окраине перед домами и ждали, что будет дальше. Вдруг русские открыли ураганный огонь из всех орудий и минометов. Облака пыли совершенно закрыли нам обзор. Задним ходом мы оттянулись еще ближе к окраине. Я проехал через баррикаду и поставил танк между соседними домами. Мы не стали глушить двигатель и поставили радиостанцию на прием. Все люки были наглухо закрыты. Машина моего друга Ханнеса Имена, второй Pz-IV, прошла чуть дальше по улице и скрылась из вида. Воздух вокруг нас был наполнен рыжей пылью от разбитой выстрелами черепицы и кирпичей. Мой наводчик, фламандец, беспокойно вертелся на сиденье. «Спокойно, сынок. Пока русские стреляют, в атаку они не пойдут», — сказал я, и он кивнул в ответ. Вражеские противотанковые пушки вели огонь вдоль главной улицы, и я видел, как снаряды пролетают перед нами. Постепенно огонь стих. «Вот теперь они пойдут в атаку», — подумал я. Мы выехали вперед и заняли позицию за баррикадой. Рядом с нашим танком раздался взрыв. В воздух взлетели кирпичи, из которых была сложена баррикада. Я услышал голос Георга, механика-водителя: «Мощность подается только на одну гусеницу; мы можем только крутиться».

«Вылезай и посмотри, в чем дело!» — крикнул я в переговорное устройство. Проклятие! Только этого нам не хватало — русские уже двинулись вдоль улицы! «Нам отстрелили ведущее колесо», — доложил Георг. Я стал лихорадочно соображать. «Башню на левый борт, огонь!» Фламандец открыл огонь из пулемета вдоль дороги, заставив русских искать укрытия. Но это было ненадолго, и вскоре они устремились к нам, перебегая от дома к дому. «Ойген! — крикнул я радисту. — Ноги в руки, и беги к Ханнесу! Скажи, чтобы он побыстрее подошел и взял нас на буксир!» Ойген посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и тут же исчез. «Георг, сбрасывай гусеницу и подцепляй тросы», — приказал я механику-водителю. Георг выскочил и начал хлопотать над гусеницей. Тем временем русские подобрались уже угрожающе близко. «Целься ниже! — крикнул я наводчику. — Ты бьешь над головами!»

«Невозможно, унтершарфюрер, — ответил он. — Ствол и так лежит на баррикаде». Как бы мы ни старались, мы больше не могли стрелять по ним из башенного пулемета. «Продолжай стрельбу!» — приказал я. Даже если пулемет и не мог попасть в цель, он все равно сдерживал противника. Русские подошли к нам на шестьдесят метров. Наша пехота — три или четыре человека — сделала еще несколько выстрелов и снялась с позиций. Мы остались за баррикадой одни. «201-й вызывает Рысь (позывной командира боевой группы)… 201-й вызывает Рысь… Сижу за баррикадой с отстреленным ведущим колесом. Пехота отошла. Русские в полусотне метров. Немедленно нужна буксировка!» — крикнул я по радио. В ответ получил: «Рысь — 201-му. Соблюдать дисциплину в эфире!» Я ответил в последний раз, цитируя знаменитую фразу Гетца фон Берлихингена, предложив ему «поцеловать меня в зад», и крикнул фламандцу: «Давай сюда автомат и гранаты!» Наводчик и заряжающий тут же исполнили приказ. Их лица были пепельно-серыми. Я успел как раз вовремя — фигуры вражеских солдат были уже на расстоянии броска. Я швырнул в них несколько гранат. Потом я поднял МР-40 и вел огонь до тех пор, пока в магазине не кончились патроны. Несколько русских были ранены или убиты, остальные попрятались за домами. В это время на дороге показался Pz-IV, двигавшийся на полной скорости. Слава Богу, это оказалась машина Ханнеса! Рядом с нашим танком его механик-водитель развернул машину на 180 градусов и остановился. Ойген и Георг тут же забросили канаты крест-накрест на буксирную балку и вскочили на танк.

Ханнес сразу же двинулся вперед. Он тащил нашу машину корма к корме. Над нами свистели снаряды противотанковых пушек, но они пролетали слишком высоко, не задевая нас. Наверное, русские просто стреляли вслепую в нашу сторону. Отступая, мы открыли огонь из башенного пулемета и пулемета радиста по баррикаде и соседним домам. Так мы прикрывали свой отход. Мы скрылись от русских за поворотом. Напряжение стало спадать. Мы молча закурили. Ханнес медленно тащил нас от линии фронта к ремонтной мастерской. Нам снова удалось выжить.

В боях, последовавших после отступления от Штульвайссенбурга, условия диктовала Советская Армия, обладавшая численным превосходством. Ее танковые группировки рвались на запад, чтобы занять Вену. Танковые части 6-й танковой армии СС, после Арденнского наступления спешно усиленные необстрелянными резервистами из ландвера и личным составом флота и люфтваффе, несли все большие потери, которые больше некем было восполнять.

Сложности с передачей приказов в группе армий Балька тоже явно не способствовали уверенности в успешном исходе операции.

Подробное описание обстановки содержится в книге начальника штаба 6-й танковой армии оберштурмбаннфюрера СС Георга Майера «Драма от Будапешта до Вены», вышедшей в издательстве «Munin Verlag».

Танкистам лишь изредка доводил ось участвовать в организованных сражениях. Как правило, в бой вступали отдельные роты и взводы, а командир и его экипаж часто оказывались брошенными на произвол судьбы и сражались до конца.

Вот рассказ о действиях 501-го танкового батальона СС:

«В последующих боях в Венгрии и на плацдарме у Грана,[12] а также во время штурма Фюнфкирхена,[13] батальон был вновь придан 1-му танковому полку СС («Лейбштандарт»). Батальону удалось уничтожить немало советских ИСов, но вскоре он был ослаблен; было недостаточно машин, чтобы буксировать в тыл поврежденные танки во время быстрого отступления. Лишь несколько «королевских тигров» было подбито в бою. Большинство машин были уничтожены собственными экипажами».

По-видимому, так же обстояли дела и в других танковых частях дивизий войск СС. В распоряжении автора было лишь несколько докладов командиров танковых частей на этом участке.

Последние рассказы командира экипажа Эрнста Баркманна из танкового полка «Дас Райх», наверное, можно применить и к остальным танковым экипажам, оказавшимся в похожем положении:

«Дивизия была переброшена на левый фланг группы армий.