Подбив танк, мы тут же снова развернули башню вперед, подъехали еще поближе и попытались расчистить кустарник фугасными снарядами и пулеметными очередями, чтобы разглядеть орудия. За это время мы получили больше десятка попаданий из противотанковых пушек, и во второй раз за время войны на «пантере» я увидел, что под ураганным огнем частично разошлись сварные швы лобового броневого листа, на который пришлось большинство попаданий. Гусеницы тоже были сильно повреждены. С начала Арденнского наступления в нашем экипаже был новый радист — унтершарфюрер из батальона связи, добровольцем вызвавшийся в танковый экипаж и не знакомый с тем, что происходит во время тяжелого боя. Впечатления от этого первого ожесточенного боя быстро переполнили его, и он не справился с напряжением. Быстрые действия экипажа, непрерывный гул и звуки попадания снарядов, приходившихся в основном туда, где сидел он, и производивших при попадании резкий, сильный удар, сломили его. Когда на него упала радиостанция, сорванная с крепления на коробке передач, у него сдали нервы. Он стал кричать и требовать, чтобы его выпустили наружу. Лишь с большим трудом механику-водителю удалось его утихомирить. Такое происшествие в момент максимальной сосредоточенности не прошло даром для экипажа. Мы сбились с ритма и могли действовать лишь вполовину так же эффективно, как прежде. Слаженный экипаж подобен живому организму. Из-за подобных происшествий становится практически невозможно работать с полной отдачей.
Мы по-прежнему не могли различить стрелявшие по нам орудия. С такими повреждениями мы не рискнули подъехать поближе к кустам. Потом мы получили попадание чуть выше. Снаряд сорвал блок опоры орудийного ствола и подбросил его высоко в воздух. Он упал на передний край башни и, к счастью, соскользнул с внешней стороны. Я лишь успел заметить, что после попадания снаряда что-то отлетело, и, не раздумывая, нырнул в боевое отделение. Когда опора ствола упала на край башни, моя голова уже была в командирской башенке. Я получил лишь слабый удар, от которого, правда, некоторое время кружилась голова.
За это время мы получили двадцать попаданий и, поскольку обнаружить пушки противника никак не удавалось, решили вернуться. Мы медленно двигались задним ходом мимо двух наших танков, один из которых все еще был охвачен пламенем, пока не достигли дороги в том самом месте, где сошли с нее. Под конец наш радист окончательно струсил и выскочил из танка. Пришлось отправить его в госпиталь.
По другую сторону от дороги находилась впадина с довольно крутым склоном, обрывавшимся на три метра вниз. На краю впадины росли ели, отбрасывавшие густую тень, в которой мы и укрыли танк. Там же находилась и другая машина, отошедшая назад раньше нас. Основные силы роты двинулись в обход слева к опушке леса, чтобы обстрелять город оттуда.
Тем временем активизировались истребители-бомбардировщики, действовавшие в основном против 3-й роты. У дороги, шедшей от Одени, метрах в двухстах или трехстах от перекрестка, был карьер с довольно крутым склоном справа. Здесь занимало позицию одно из наших 37-мм зенитных орудий, немедленно открывавшее огонь, стоило только появиться низко летящим американским самолетам. Раз за разом на протяжении нескольких часов группы истребителей-бомбардировщиков атаковали зенитку. Учитывая характер местности, для атаки самолеты могли выбирать только один путь. Зенитчики открывали огонь, несмотря на количество атакующих истребителей-бомбардировщиков. Достойный пример для подражания!
Каждый раз, когда приближались самолеты, мы, сидя в танках, начинали беспокоиться. Истребители-бомбардировщики, шедшие на очень малой высоте, должны были пролетать прямо над нашими головами, и мы не были уверены, что они не атакуют именно нас. Только в тот миг, когда они оказывались точно над нами, можно было вздохнуть с облегчением. По-видимому, густая тень служила достаточно хорошим укрытием.
Выходя на нынешнюю позицию, мы обратили внимание, что машину трудно повернуть, не потеряв гусеницу. Чтобы немного улучшить управляемость, мы сменили целую секцию гусеницы, но работа раз за разом прерывалась из-за налетов вражеской авиации. Этот утомительный труд по колено в снегу стоил нам немало пролитого пота. Легче всех отделался наводчик — ему запретили отходить от орудия.
Все это время, следуя приказам, пехотинцы 1-го батальона полка СС «Дойчланд» продолжали своими силами наступать по дороге на Фрейне. Там им удалось найти неплохое укрытие. Сначала они шли довольно быстро, но затем по ним из города открыли сильный огонь. Группа истребителей танков, вооруженная «панцершреком», сумела подбить в центре деревни один «шерман» (еще два «шермана» были замечены на южной окраине деревни), но потери были так высоки, что унтерштурмфюрер Хеллер приказал отойти, забрав с собой раненых. Он сам вместе с тремя солдатами, вооруженными «панцерфаустами», остался прикрыть отход. Когда начался внезапный артобстрел, эта группа заскочила в дом. Со второго этажа дома они обнаружили танк, вкопанный в 100–150 м. от дороги, и противотанковую пушку. Эти цели (похоже, те самые орудия, с которыми мы столкнулись утром и которые не смогли обнаружить) были уничтожены «панцерфаустами». Потом в дом попал снаряд. Унтерштурмфюрер Хеллер на время потерял сознание, оглушенный падающими обломками. Очнувшись, он обнаружил, что придавлен горящей балкой. Подошедшие вскоре солдаты из американской разведывательной группы, обжигаясь, с огромным трудом вытащили его и отправили на перевязочный пункт. Убитых солдат полка СС «Дойчланд» американцы также забрали. Позднее унтерштурмфюрер Хеллер узнал, что после 25 декабря на защиту деревни было отправлено более двадцати танков.
Около полудня погода стала портиться. Время от времени начинал падать снег. Пока еще было ясно, я приказал пристрелять из пулемета основные ориентиры на местности (крутые повороты дороги, заметные возвышения и отдельно стоящие деревья), чтобы определить точные дистанции, которые были нанесены на схему. Вполне вероятно, что американцы захотят контратаковать, и мы должны были подготовиться к этому. Как только выдалась возможность, я поговорил с экипажем обершарфюрера Пипперта, покинувшим машину. Мы решили, что танк все еще может быть на ходу. Как только стемнело, экипаж отправился к своему танку и в конце концов сумел привести его обратно. Судя по всему, американцы уже успели побывать внутри.
Командир третьей роты оберштурмфюрер Файт подошел к нам и рассказал о ходе боя на его участке. После того как несколько машин были подбиты, они съехали с дороги в лес на склоне справа от пути наступления, подвергаясь неоднократным налетам истребителей-бомбардировщиков. Я узнал, кто погиб в подбитых машинах. Среди них были мои близкие приятели, с которыми мы уже давно воевали бок о бок. Одним из них был обершарфюрер Фобис. Настроение у всех было подавленное. Видимость все ухудшалась; облака висели низко над землей. Над головой гудели колонны бомбардировщиков, направлявшихся в сторону Германии. С тяжелым сердцем и в бессильной ярости мы могли лишь отчаянно вглядываться в небо над головой. Я залез на свое сиденье и стал рассматривать склон в направлении Лa-Фосс. Оберштурмфюрер Файт, которому позднее суждено погибнуть в Арденнах и получить посмертно Рыцарский крест, стоял перед моим танком рядом с дульным тормозом орудия.
Вдруг показались американские танки. Они спускались по склону со стороны Ла-Фосс широким фронтом, явно намереваясь двинуться в сторону 3-й роты. Я крикнул Файту, чтобы он убирался с дороги — нужно было стрелять. Он не расслышал меня из-за шума двигателей. Очень скоро американцы оказались у пристрелянных точек, и мы выпустили первый снаряд.
Несмотря на тяжесть нашего положения, я не мог сдержать ухмылки, увидев, как воздушной волной от выстрела с Файта сорвало кепи. Он был совершенно сбит с толку, и ему понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что происходит. Мы выстрелили во второй раз. Благодаря произведенной пристрелке, мы быстро один за другим подбили пять «шерманов», несмотря на плохую видимость. Они двигались по склону чуть правее, под острым углом к нам, на дистанции 500–700 метров. Остальные танки развернулись и отступили. После этого все стихло, и вскоре стемнело. Мы с трудом вернулись в Одень, где смогли спокойно осмотреть машины. Снаряды проделали глубокие вмятины в лобовых плитах. Как ни удивительно, плиты выдержали. К счастью, снаряды встречались с броней под удачным для нас углом.
