— Вы сами рассказали об этом, но мне все равно трудно поверить, — суровым тоном произнес он. — Помочь этому безбожнику, терзающему христиан, указать этому негодяю путь к бегству, чтобы он продолжал разорять наше побережье! Полно, синьор, это звучит невероятно даже из ваших собственных уст!
— Но только до тех пор, пока вы не осознаете ту опасность, которой я подвергался, — сказал Просперо.
— Опасность… Ну что ж, в таком случае я должен сделать из вашего рассказа вывод о том, что вы — трус! Просперо склонил голову.
— Так и объясните его величеству.
— Ничего это не объясняет! — вскричал принц. — Ведь вы не трус!
— Об этом все знают! — добавил дон Алваро, и это было чистейшей правдой, — Даже не будь Гойалаты, где вы спасли Дориа, не будь Прочиды, то все равно остается Шершел, где Дориа оставил вас расплачиваться за вашу же храбрость. Бросьте, дон Просперо! Признайтесь его высочеству, что хотели свести у Джербы счеты с Дориа!
Принц не стал дожидаться признания.
— О! Теперь я понимаю! — воскликнул он. — Это все та же старая вражда между вашими семействами. Так, значит, несмотря на ложное перемирие, она все еще продолжается! Значит, вы лишь притворялись, а теперь решили отплатить, забыв о всех, кем жертвуете ради удовлетворения своей жажды мести? Вам безразлично, что вы предали дело христианства и перечеркнули самые сокровенные мечты императора. Это так, мессир Просперо?
Просперо покачал головой.
— Не так. Я должен признать, что вражда существует. Воспользуйся я сложившимися обстоятельствами для мщения, кто мог бы меня обвинять, зная, в чем тут дело? Как уже сказал дон Алваро, был Шершел, а затем и многое другое. Весть о том, что я выжил, канула вместе с посыльным, который должен был забрать выкуп за мое освобождение. Это было подстроено, чтобы сгноить меня в мусульманском плену. Но и это не главное. Надо было спасать от Драгута монну Джанну. Корсар, разумеется, тоже хотел поквитаться с Дориа, и родство моей невесты с этим семейством сделало ее вдвойне для него желанной. Она была предназначена для гарема Драгута. Ее выкуп составлял ту же сумму, которую я когда-то потребовал за освобождение этого пирата. — И он с горечью добавил: — У меня не хватило смелости оставить ее в его власти. Требовать этого от меня — значило бы требовать чего-то сверхчеловеческого.
Глубоко тронутый, дон Алваро воскликнул:
— Черт возьми, да одного этого достаточно, чтобы оправдать вас! Однако учтивое лицо принца Оранского оставалось непроницаемым. Он вздохнул.
— Короче говоря, ваша вражда закончилась желанным для вас исходом: вы ведь погубили Дориа. Обесчещенный, презираемый, он уже никогда не оправится от этого удара. Вместе с поспешным заявлением адмирала о его триумфе император получит мои донесения о разорении Драгутом Корсики. Так что Дориа предстанет в облике самонадеянного, тщеславного хвастуна, и император его, несомненно, низложит. — И он мрачно добавил:
— Так что вы победили, синьор Просперо, победили в этой затянувшейся ужасной дуэли.
— Я понял. Но вы, ваше высочество, никак не поймете, что все это произошло случайно и не готовилось заранее. Я Отнюдь не стремился погубить Андреа Дориа.
— Но вы не станете притворяться, что вам его жаль? Просперо протестующе взмахнул рукой.
— На моем месте только святой мог бы сожалеть. Я не святой. Случай, о котором я рассказал, — это проявление высшей справедливости, которой было угодно разрушить убийственные замыслы Дориа.
Принц ударил кулаком по столу.
— Черт бы побрал все эти кланы и распри! Смотрите, к чему все это привело: разрушены сотни корсиканских домов; убийство, насилие! Захват в рабство несчастных людей! Вы говорите, высшая справедливость? Нет, это плоды вашей вражды. Самое время насладиться ими, не так ли?
— Меня все это отнюдь не радует. Но не в этом дело. Вы узнали о том, что я сделал и почему. Вражда здесь ни при чем. Сам себя я оправдываю, но не смею надеяться на снисходительность вашего высочества. Я в ваших руках.
Принц мрачно посмотрел на него.
— Над этим надо серьезно подумать, — сказал он и отпустил Просперо.
Однако менее чем через час его опять пригласили в тот же зал, где находились вице-король, дон Алваро и еще один, незнакомый, человек, крепкий и коренастый. Это был французский капитан, только что прибывший в Неаполь. Он рассказывал о том, что два дня назад заметил примерно в сотне миль от берега Сардинии большую флотилию галер, по его мнению пиратских. Галеры направлялись на запад.
Его доклад потряс вице-короля. Он сразу решил, что это флот Драгута, который направляется в Неаполь.
Дон Алваро непрестанно чертыхался. Принц совсем пал духом: он представил себе гнев императора, когда ему доложат о появлении на пороге империи разбитого, как считалось до сих пор, пирата.
Когда гнев дона Алваро и принца наконец иссяк, Просперо невозмутимо предложил практическое решение:
— Куда бы Драгут ни направлялся, мы должны успеть дать ему сражение, прежде чем он отобьет африканское побережье.
Вице-король, бледный и раздраженный, вышагивал по комнате. Он обернулся к Просперо.
— Какими силами прикажете это сделать? Ведь Дориа находится на Джербе или где-то поблизости от нее. Чтобы добраться до него, потребуется неделя. И неделя на возвращение. Драгут все прекрасно рассчитал. Иначе он никогда не отважился бы на такой риск. — Вице-король бросил на Просперо испепеляющий взгляд. — Теперь вы видите, что натворили?
— Теперь, — ответил Просперо, — я думаю о том, что мы в силах предпринять.
— А что вы можете сделать?
— Я либо кто-то другой, если мне больше не доверяют.
— Что можно сделать, имея так мало сил? — Принц в раздражении повернулся к капитану. — Сколько галер в эскадре корсара?
— Всего мы насчитали двадцать семь судов, ваше высочество. Из них двадцать два принадлежат султану.
Его высочество вновь обратился к Просперо:
— Бог ты мой! Вы слышите? А что у нас? Тринадцать кораблей. Я включаю сюда и три галеры, полученные от его святейшества. На что нам надеяться? Нас ждет неминуемое поражение!
— Даже и в этом случае, — спокойно произнес Просперо, — мы можем сильно потрепать Драгута, лишив его возможности продолжать разбой, а это уже немало.
Дон Алваро шумно вздохнул. Принц сделал шаг назад, глядя на Просперо едва ли не со страхом.
— Вы хотите сознательно пожертвовать неаполитанской эскадрой?
— Почему бы и нет, если потребуется? Мы пожертвуем частью ради сохранения целого. При крайних обстоятельствах я считаю такую стратегию вполне разумной.
— Да, — медленно произнес его высочество, проникаясь этой мыслью,
— это мне понятно. Но… — он запнулся и вновь зашагал из угла в угол. Затем отпустил капитана и продолжал, когда за ним закрылась дверь: — Но даже если я и соглашусь пожертвовать эскадрой, то кто будет ею командовать? Кого я пошлю на верную смерть?
— Гибели можно избежать, — возразил Просперо. Алваро согласился.
— Существует же удача! В бою Случаются самые невероятные вещи! Просперо поднялся на ноги.
— Если я попрошу вас отдать эскадру под мое командование, развеет это ваши сомнения?
Острый взгляд ясных глаз принца не лишил Просперо ни спокойствия, ни решимости.
— Вы самоуверенны, дон Просперо!
— Скажем лучше, я сознаю, что от меня требуется. Ваше высочество уже говорили, что все эти несчастья — итог моих действий на Джербе. И я считаю себя обязанным сделать все, что в моих силах, чтобы исправить положение.
Принц опустил голову; тень легла на его чело. Он вновь уселся в кресло у стола и принялся задумчиво поглаживать подбородок. Просперо и Алваро молча ждали его решения. Наконец принц обратился к Карбахалу:
— Что скажете, дон Алваро? В конце концов, сейчас вы — капитан неаполитанской эскадры, и все корабли находятся под вашим началом. Алваро был склонен к большей щедрости.
— Едва ли, поскольку вернулся дон Просперо. Половина галер принадлежит ему. Он рискует своей собственностью. Но вот что я вам скажу: