Но в сердце Просперо, как он потом рассказывал, не было ликования. Его мысли все время возвращались к Джанне. Если бы она принадлежала ему, он мог бы положить славу к ее ногам, и этот триумф был бы гораздо ценнее победы. Но ей, самой желанной из всех живых существ, больше не было места в его жизни. Просперо выбрал честь, пожертвовав любовью, и теперь это обернулось против него, ибо он убедился, что честь без Джанны не имеет смысла.

Молодой вице-король не скупился на проявления восторга.

— Невиданный доселе образчик исполнения своего долга. Отправиться с шестью галерами и вернуться с девятью, нанеся поражение флоту, вдвое превосходящему численностью! Этим можно гордиться. Искусство, с которым вы использовали остров, говорит о том, что вы — знаток своего дела. Отчет о битве порадует императора, и я расскажу ему все. Это будет полезно нам обоим. Что касается меня, то я заработаю похвалу за то, что выбрал вас для этого трудного предприятия.

История о короткой морской битве в проливе Прочида, приукрашенная рассказчиками, распространилась за пределы Италии: она пересекла Альпы, достигла ушей императора в Мадриде и запала ему в память как единственная светлая весть в море мрачных сообщений, которые приходили к нему из этой страны.

Мать Просперо услышала эту историю во Флоренции и преисполнилась гордости за сына. В Генуе, всегда завидовавшей Венеции, народ обрадовался тому, что на сей раз герой был генуэзцем. Победа Просперо принесла роду Адорно уважение, которое еще больше разожгло неприязнь к семейству Дориа, ибо все помнили, что именно они были вдохновителями изгнания семьи Адорно. В течение нескольких дней Генуя требовала возвратить их обратно. Весть обрадовала состоявшего при императорском дворе дель Васто и разочаровала Филиппино Дориа в Леричи. По мнению Филиппино, теперь ему было бы еще труднее выставить счет Просперо. А долг между тем рос. Когда Андреа Дориа узнал, что Просперо был прикован к веслу, он тотчас же с яростью набросился на племянника.

— Неужели я должен считать тебя глупцом? — спросил он. — Неужели ты еще не понял, что затянувшаяся вражда не приносит никакой пользы, а лишь порождает ответную злобу? Это был омерзительный поступок.

— А как вы сами обошлись с Драгут-реисом? — угрюмо огрызнулся племянник. — Я приковал их к одной скамье.

— И ты не видишь разницы? Господи, надели меня терпением! Ну и дурень! Драгут родился нашим противником!

— Если забыть о происхождении и убеждениях, то разве Просперо Адорно — не такой же враг?

— Сейчас, возможно, и такой же. После того, как ты укрепил его неприязнь к нам. А ведь со временем он мог бы стать нашим другом. Если это тебе не по нраву, не надейся на мою помощь. Ты получишь по заслугам.

У Дориа был флот, который он собрал, оснастил и укомплектовал людьми за свой счет. Достаточно большой, чтобы воевать не только умением, но и числом. Это было очень кстати, ибо король Франции, похоже, не собирался возмещать адмиралу средства, потраченные им на службе монарху. Андреа Дориа использовал множество способов добывания денег, в том числе брал выкуп за знатных иноверцев, плененных им. Среди них был и Драгут-реис. Генуэзец согласился взять за него три тысячи дукатов, которые предложил Хайр-эд-Дин, чтобы освободить своего знаменитого капитана.

Став известным, этот случай произвел переполох. Просперо, услышавший об этом в Неаполе, съязвил по поводу алчности Дориа, который все-таки обманул его. Поскольку Драгут был пленником Просперо, именно Адорно должен был получить за него выкуп. Однако впоследствии Дориа не стал освобождать Драгута под предлогом, что христиане не могут позволить такому закоренелому преступнику и иноверцу снова вольно гулять по морям.

Между тем преимущества империи после сражения в проливе Прочила стали явно расти. Ландо вынужден был снять блокаду Неаполя и удалиться с остатками своего флота, более не способного отбивать атаки неаполитанцев, тем более что рано или поздно Просперо должен был отремонтировать и переоснастить галеры, которые он захватил. А Просперо, получивший в свое распоряжение и гавань, и арсенал, не терял времени даром.

Итак, все поменялись ролями. Сторонники императора, завладев портом, могли доставлять продовольствие и подкрепления, а осаждающие лишились этой возможности, французы, ослабленные чумой и полностью деморализованные потерей маршала де Лотрека, погибшего от этой болезни, поняли тщетность дальнейшей защиты своих позиций. Они свернули свои шатры и начали отступление, вскоре превратившееся в паническое бегство благодаря ударам принца Оранского.

Господству французов в Италии пришел конец, и Просперо Адорно за свой выдающийся вклад в победу был назначен на должность командующего неаполитанским флотом. Маркиз дель Васто в письмах из Мадрида, поздравляя Просперо с заслуженной победой, уверял, что император высоко оценил его действия.

Между тем из Генуи поступали иные вести.

Андреа Дориа заключил союз с Карлом V, в результате которого получил должность императорского адмирала Средиземноморья.

Немедленно вступив в должность, Андреа Дориа выехал из Леричи, высадил в Генуе отряд и убедил народ, что покровительство императора несет городу свободу и независимость.

Народ тотчас поддержал Дориа. Его объявили спасителем Генуи и предложили ему герцогскую корону. Но Андреа отказался, утверждая, что на море принесет республике больше пользы. Этим он лишь укрепил свой авторитет. В то же время введенная им новая конституция значительно уменьшала власть дожа, делая его подотчетным пяти ревизорам, которые время от времени переизбирались, за исключением самого Дориа, ставшего ревизором пожизненно. Таким образом, не обременяя себя формальной властью, он стал подлинным и полновластным хозяином государства. И Просперо, и Шиньоне не ожидали такого исхода.

Затем пришла весть о женитьбе Дориа на монне Перетте Усодимаре, богатой племяннице папы Иннокентия VIII и вдове маркиза Фенаро. До Неаполя донеслись слухи о грандиозных торжествах по случаю бракосочетания этого вечно юного шестидесятилетнего человека. И хотя общество с шутливыми замечаниями приняло это событие, Просперо было не до шуток. Назначение Дориа адмиралом Средиземного моря означало, что Просперо, командующий флотом Неаполя, должен снова подчиниться Дориа. Ему осталось одно — просить принца Оранского, вице-короля, об отставке. Его высочество отказался удовлетворить просьбу, даже когда Просперо чистосердечно рассказал ему о причинах. Принц аргументировал свой отказ тем, что Просперо вполне способен оградить себя от возможной неблагосклонности Дориа, опираясь не только на милость императора, но и на поддержку своих соотечественников в Генуе. Знает ли Просперо, говорил принц, что генуэзцы требовали вернуть к ним человека, который победил венецианцев? Неужели при таких обстоятельствах Дориа отважится пренебречь возможностью заручиться доверием Просперо? Увещевания принца тронули Просперо так же, как и событие, которого он уж никак не ожидал.

Прибыл Джанеттино Дориа с тремя галерами. Он бросил якорь у острова Искья, а оттуда туманным и дождливым октябрьским днем переправился в Неаполь. Нанеся визит вежливости вице-королю, он пожелал переброситься несколькими словами с мессером Просперо Адорно, за которым тотчас же послали.

Джанеттино поспешил ему навстречу, словно приветствуя старого друга. В красном, расшитом золотом камзоле он выглядел весьма внушительно. Его голос звучал напыщенно. Он разделяет гордость генуэзцев за своего храброго земляка. Он прибыл, чтобы поздравить его и сообщить от имени дяди, что адмирал счастлив подтвердить назначение Просперо на должность командующего неаполитанской эскадрой. Господин Андреа Дориа просит передать Просперо, что он с большим удовлетворением воспринял возрождение старого союза.

Просперо смотрел на Джанеттино ледяным взором.

— Благодарю вас за поздравления, — произнес он тоном, который принц Оранский посчитал слишком уж холодным. — Что касается остального, то в должности, данной мне, я уже утвержден.