На борту суденышка была заметна какая-то возня. Матросы даже привстали, чтобы получше рассмотреть, что происходит. Они увидели человека, который вышел из остроконечного сооружения на корме.

Когда до фелюги осталось не больше десятка ярдов бурлящей воды, помощник Синана, могучий Изар, сложив рупором ладони, приказал экипажу фелюги подойти ближе. Говорил он на средиземноморском жаргоне. Фелюга подошла к сходному трапу на корме галеры, и Изар с несколькими матросами спустился в нее.

Его встретили пять человек, бледные и измученные, с затуманенными глазами. Казалось, еще минуту назад эти люди пребывали во власти страха.

Темные глаза Изара презрительно окинули их и, наконец, остановились на мужчине и женщине, стоявших у входа в остроконечную надстройку. Не отводя взгляда от белокожей красавицы, Изар мысленно попросил у Аллаха прощения за нечестивых христиан, позволяющих женщинам обнажать лицо.

— Кто вы? — спросил он.

Мужчина, судя по одеянию и манерам человек знатный, но такой же измученный и изможденный, как матросы, сдержанно ответил:

— Я Просперо Адорно из Генуи.

В окружении Драгута не было офицера, не знавшего этого имени. Изар вздернул брови.

— И куда же вы направляетесь, синьор Просперо?

— Говоря по правде, понятия не имею. Изар ухмыльнулся.

— В таком случае вам лучше подняться на борт нашего судна, и мы вас подвезем.

— Спасибо за любезность, — сказал Просперо, — но мы не будем злоупотреблять вашей добротой. Теперь мы справимся сами — ветер стихает.

— И тем не менее с нами вы будете в большей безопасности.

Усталое лицо Просперо омрачилось. Он не строил иллюзий насчет того, чем все это закончится. Что касается его лично, то он мог снести мусульманский плен, как сносил его прежде, довольно спокойно. Но каково будет Джанне? Эта мысль привела его в бешенство. Сейчас он был очень далек от того, чтобы благодарить Феруццио за усердие и спасение от рук Ламбы и его дружков-убийц. Лучше тысячу раз сразиться с этим головорезом, чем смириться с тем, что ему не удалось доставить Джанну домой. В гневном порыве Просперо потянулся к рукоятке меча.

Этого оказалось достаточно. Не успел Просперо обнажить клинок хотя бы на дюйм, как Изар поднес к губам серебряный свисток, висевший у него на груди. На пронзительный свист откликнулась целая орда босоногих смуглолицых сыновей Магомета. Они спрыгнули на фелюгу, едва не пустив ее ко дну. Борьбы не было: ее просто негде было вести. Подавленный и ошеломленный противником, Просперо со своими людьми был вынужден подняться на борт галеры.

С монной Джанной корсары держались более галантно. Ее внешнее спокойствие, неизменное и никак не зависящее от обуревающих ее чувств, произвело впечатление на Изара. Он подал ей руку, когда она поднималась на палубу, и проводил к шатру.

Там она увидела мужчину, сидевшего на диване, скрестив ноги. Он мало чем походил на человека. Это была бесформенная груда плоти и костей, прикрытая алым, с золотом, кафтаном, а над ней возвышалась увенчанная грязным белым тюрбаном шарообразная голова. Его одутловатое лицо имело болезненно-желтый оттенок, подбородок отвис, а маленькие, глубоко посаженные глазки были похожи на поросячьи и светились недобрым светом.

Он долго и пристально рассматривал ее статную фигуру и благородные черты. Джанна с презрительным спокойствием выдержала этот злой взгляд.

Не сказав ей ни слова, Синан перевел глаза на сундук, который был поднят с фелюги. Два матроса, шатаясь под тяжестью груза, втащили его в каюту. Изар поднял крышку, и все увидели блестящие, недавно отчеканенные дукаты, которыми был наполнен сундук. Синан запустил в него пятерню, пальцы которой напоминали уродливых желтых слизняков, и зачерпнул золото. Потом он приказал оттащить сундук в угол. Голос его был пискляв. Громадная туша, издававшая столь тонкие звуки, вызывала смех. Ящик с богатствами Просперо отволокли в сторону и закрыли.

Потом Изар указал Синану на длинное жемчужное ожерелье с подвесками, блестевшее на шее Джанны сквозь вырез плаща. Громадные сверкающие жемчужины могли бы стать выкупом, достойным принцессы.

Повинуясь сердитому приказу, Изар с глумливой ухмылкой сорвал ожерелье с шеи Джанны. Та осталась невозмутима. Но когда она увидела, как мерзкие пальцы Синана перебирают искристый жемчуг, то едва сдержалась. К горлу подкатил комок, и Джанна едва подавила рыдания. Этот жемчуг возродил дремавшее в ней воспоминание о том вечере в саду Каретта, когда Просперо искал у нее убежища. Поэтому она надела ожерелье для церемонии обручения в Фассуоло.

Ее вывел из оцепенения нелепый голос Синона. Женщина, носящая на шее целое состояние, прощебетал он по-итальянски, должна быть очень высокородной особой. Он хотел бы знать, кому имеет честь оказать гостеприимство на своей галере.

Она ответила без колебаний, в надежде, что этот ответ поможет ей.

— Я племянница синьора Андреа Дориа. — Ее голос звучал твердо, — Вы проявите мудрость, если не забудете об этом.

На миг Синан впал в замешательство. У него захватило дух. Но потом он злорадно засмеялся, и его глазки вовсе исчезли в складках кожи.

— Неисповедимы пути Аллаха.

Он повернулся к Изару и снова заговорил с ним по-арабски, оглядывая монну Джанну от подола роскошного платья до венца на темных волосах. Желтое меняющееся лицо стало еще злее.

Когда он умолк, помощник капитана открыл люк в палубе и с подчеркнуто глумливой вежливостью пригласил женщину спуститься в маленькую каюту внизу. Она отпрянула назад и застыла. Затем, взяв себя в руки, сделала то, что от нее требовали. Она сохраняла внешнее спокойствие до тех пор, пока люк не захлопнулся над ее головой. И лишь тогда, расслабившись, она дала волю отчаянию.

Просперо Адорно лежал посреди палубы у сломанной грот-мачты. Он лежал на боку, руки его были стянуты за спиной кнутом из воловьей шкуры. Пятеро товарищей тоже были тут, связанные таким же образом. Фе— руццио, которому разбили голову, в полубессознательном состоянии то и дело тихо стонал от боли. Ему достало глупости оказать сопротивление, и мусульманская дубина прошлась по нему. Трое из четверых оставшихся в целости спали, сморенные усталостью. Смуглые корсары в тюрбанах, болтая и смеясь, кружком сидели рядом с ними.

Медленные шаркающие шаги на палубе приближались. Вскоре вздернутый носок турецкой туфли грубо ткнул Просперо в бок. Он узнал омерзительного толстяка Синана.

— С возвращением, синьор Просперо! — издевательски произнес евнух.

— Не думал я, что свидимся так скоро. Драгут-реис обрадуется. Он захочет узнать о Якубе-бен-Изаре и о выкупе, за которым тот был послан. А пока я кое о чем спрошу. Расскажи-ка, что тебе известно об Андреа Дориа.

— На это я могу ответить одним словом — ничего.

— Ну, тут ты врешь, как и следовало ожидать. Доказать это? Во-первых, ты знаешь его племянницу…

Просперо заморгал, приходя в себя.

— Да, это так. И я знаю еще кое-кого из его семейства. Но тебя интересует, где он. Мне известно лишь, что он болтается по морю, охотясь за вами. Вы сами знаете не меньше моего.

Синан осклабился, отчего стал еще более омерзительным. В его писклявом голосе зазвучали елейные нотки.

— Не кажется ли тебе, что горящие лучины между пальцами освежат твою память?

— Ты зря теряешь время. Я ничего не могу тебе сказать. Но могу дать совет, если ты выслушаешь меня.

— Совет мне?

— Как оградить себя от гнева Дориа, когда ты попадешь в его руки…

— Давай рассказывай.

— У тебя есть бесценный заложник в лице адмиральской племянницы. От твоего обхождения с ней зависит твоя судьба. Если ты удовольствуешься ролью ее спасителя, Дориа будет милосердным к тебе. Но если ей будет нанесен ущерб, тебе это дорого обойдется. Дориа не брезгует вашими варварскими методами. Ты, наверное, слышал, как ваши турки живьем содрали кожу с венецианца Брагадина. Подобная участь может ждать и тебя. Интересно, как ты будешь выглядеть, Синан, если с тобой поступят таким же образом.