Но торжества в Барселоне по размаху не знали себе равных. На подъезде к городу Колона встретила кавалькада придворных, среди которых были и самые титулованные дворяне. Триумфальные арки, украшенные гобеленами балконы, грохот орудий, цветочный дождь отмечали его продвижение от городских ворот до дворца.

Их величества ожидали его в главном зале под навесом из золотой материи. Тут же собрался весь двор: гранды Испании в бархате и парче, рыцари Калатравы и Сантьяго, прелаты в лиловых сутанах, кардинал Испании, весь в алом, военачальники выстроились по обе стороны навеса. Придворные дамы встали за спиной королевы и справа от неё.

Трубачи возвестили о прибытии Колона, и придворные возбуждённо загудели.

Два служителя отдёрнули портьеры, закрывающие ведущую в зал арку. И Колон выступил вперёд, высокий, с гордо поднятой головой. Бесстрастное его лицо скрывало внутреннее волнение. Одет он был в роскошный красный камзол, отороченный собольим мехом.

На мгновение застыл на пороге, сосредоточив на себе взгляды всех, кто находился в зале.

Не отрывала от него глаз и прекрасная маркиза Мойя, стоявшая за спиной королевы. Она гордилась успехом человека, который, будь на то её воля, принадлежал бы ей душой и телом. У Сантанхеля даже затуманился взор. Колон с блеском оправдал его надежды и ожидания. А около принца Хуана широко улыбался высокий для своих двенадцати лет юноша, Диего Колон, последние недели купавшийся в отсветах славы своего великого отца.

Выдержав паузу, Колон направился к навесу, и тут произошло событие, не знающее прецедента на памяти старейшего из придворных. Их величества поднялись, чтобы встретить Колона стоя.

Колон ускорил шаг, взлетел на возвышение под навесом, где и преклонил колено, чтобы поцеловать протянутые ему королевские руки под доброжелательными взглядами их величеств. Эти же руки незамедлительно подняли Колона, и не только с колен. Королева повернулась к Фонсеке, стоявшему рядом с возвышением.

— Дон Хуан! — И последовала невероятная команда: — Будьте так добры, принесите стул для дона Кристобаля.

Жёлтое лицо Фонсеки пожелтело ещё больше, чуть выпученные глаза сверкнули злобой. Мало того, что этот иноземный авантюрист будет сидеть в присутствии их величеств, так его, потомственного кастильского дворянина, заставляют, как лакея, принести стул. Но дону Хуану не оставалось ничего иного, как проглотить своё негодование и исполнить приказ.

— Пожалуйста, садитесь, дон Кристобаль, — улыбнулась королева и сама опустилась на трон.

Тут дрогнул даже Колон.

— Слишком большая честь, ваше величество, — отклонил он предложение королевы.

Но её поддержал король Фердинанд.

— Слишком большая для всех, кроме великих, — такой тёплой улыбки на его лице Колон ещё не видал. — Садитесь, мой вице-король.

И Колон с душевным трепетом сел, ибо понял, что для владык Испании он уже не подданный, но равный им. Сел, и взгляд его прошёлся по стоящим полукругом грандам, прелатам, военачальникам, на мгновение задержался на маркизе Мойя, которая чуть подмигнула ему.

— Мы собрались здесь, дон Кристобаль, — улыбнулась королева, — чтобы услышать рассказ о вашем великом путешествии.

Колон не замедлил с ответом, заранее подготовив его.

— К радости вашего величества, милосердием Господа, в чьих руках я не более чем инструмент, исполнитель воли Его, о чём я всегда и заявлял, хотя мне и не верили, я кладу к подножию вашего трона империю, богатства которой невозможно измерить.

После этого, ещё раз подчеркнув свою роль в открытии Индий, он перешёл непосредственно к рассказу.

Всё, что довелось ему увидеть, не могло не поразить воображение даже искушённого человека. И Колон стремился не упустить мельчайших подробностей. Он повторил, как уже указывал в письме их величествам, что длиной побережья Куба сравнима с Англией и Шотландией, вместе взятыми, а Эспаньола площадью не уступает Испании, не говоря уже о меньших островах вроде Сан-Сальвадора, который они увидели первым из всех. Не забыл упомянуть о чудесном мягком климате островов, удивительном плодородии почвы, богатстве и разнообразии фруктов и прочей растительности, бескрайних лесах с могучими деревьями, хлопке, специях и, конечно, туземцах, по невинности своей не знающих одежды, послушных и работящих, жаждущих принять христианскую веру. А напоследок подчеркнул, сколь богаты тамошние земли золотом, жемчугом, драгоценными камнями. Золото, утверждал Колон, там можно добывать, как глину в Испании. Нужно строить рудники, а рабочей силы будет вдосталь, ибо новые подданные их величеств с радостью потрудятся во славу королевства. Жемчуг, продолжал он, на островах собирают корзинами, драгоценных камней тоже хватает. И при этом нужно не забывать, напомнил Колон присутствующим, что побывал он лишь на границах новой империи и дальнейшим открытиям помешала гибель «Санта-Марии», после чего он счёл за благо вернуться домой и доложить о достигнутом. И множество островов как он понял со слов лукаянцев, ещё ждут своего открытия и освоения, а за ними лежит целый материк.

О том, что Эспаньола, по его убеждению, и есть Сипанго Марко Поло, Колон предпочёл не упоминать. Какие-то сомнения у него всё же остались, и ему не хотелось делать однозначные выводы.

Рассказ неоднократно прерывался ахами и охами восторга. Новый Свет уже блистал перед слушателями всеми цветами радуги, когда Колон попросил у их величеств дозволения показать малые образцы того, что в избытке имелось за океаном.

И то, что вслед за полученным дозволением продемонстрировал Колон придворным, потрясло их сильнее слов, хотя, казалось, что рассказ уже поразил их до глубины души.

Шесть индейцев, трое мужчин и трое женщин, вошли в зал. Уважая чувства их величеств и придворных, пояснил Колон, он не мог показать туземцев в их девственной наготе, а посему попросил прикрыть тела одеялами. Но и так испанцы смотрели на них, вытаращив глаза.

Жёсткие чёрные волосы мужчин украшали красные и зелёные перья попугаев. Чёрные круги у глаз и полосы на щеках придавали им свирепый вид. Ещё больше удивления вызвали женщины, стройные, гибкие, с золотистой кожей.

Неторопливой, лёгкой кошачьей походкой мужчины приближались к трону, пока их не остановила поднятая рука Колона. Тогда они опустились на колени, а затем распростёрлись перед их величествами, касаясь лбами пола. Женщины склонились в глубоком поклоне.

Потом шестёрку индейцев отвели в сторону, и в зал вошёл седьмой, в одной лишь набедренной повязке, с разрисованным лицом и телом, с пёрышками в чёрной гриве волос. В правой руке он держал золотую пластину, свёрнутую в хомут. На ней сидел большой зелёный попугай.

Индеец подошёл к возвышению, опустился на колено, почесал головку попугая, что-то прошептал. Птица взмахнула крыльями, а затем громко и отчётливо произнесла:

— Вива эль рей дон Фердинандо и ла рейна донья Исабель!

Услышав, как птица говорит человеческим голосом, королева даже отпрянула в испуге, а придворные начали изумлённо перешёптываться.

Белые зубы индейца блеснули в улыбке, он встал.

— Вива эль Адьмиранте! — прокричал попугай. — Вива дон Кристобаль!

— Да здравствует! — отозвался король. — Увидеть такое чудо мы не ожидали, дон Кристобаль.

— Это только начало, ваше величество, — заверил его Колон. — Я привёз вам многое, многое другое.

Знаком он предложил лукаянцу присоединиться к первой шестёрке, а в зал вошли моряки с коробами в руках. Из них он доставал золотой песок, самородки, грубые золотые украшения, камни с прожилками золота и передавал их величествам.

— Это лишь образцы. Малая толика того, что там есть. Будь у меня в трюме достаточно места, я бы завалил золотом весь этот зал.

— Клянусь Богом, мы позаботимся о том, чтобы в следующий раз места вам хватило. — Король Фердинанд заворожённо смотрел на тускло блестящие самородки.

Голос королевы дрожал от волнения.

— Какое же могущество, дабы было оно употреблено на добрые дела, передали вы в наши руки, дон Кристобаль.