И перед тем как отплыть из Байоны, Мартин Алонсо отправил письмо их величествам, сообщая о своём возвращении из Индий. Коротко перечисляя открытые острова, расписал обширность территорий, богатства тамошних земель, упомянул о гибели «Ниньи» и Колона на обратном пути. Указал, что лишь благодаря его мужеству и самообладанию экспедиция завершилась успешно, и смиренно просил их величеств принять его с дарами новых земель, над которыми развевается отныне испанский флаг.

Курьер повёз запечатанное письмо в Барселону, где, по сведениям Пинсонов, в те дни находился двор, а «Пинта» подняла якорь, взяв курс на Палос.

Преодолевая встречный ветер, они шли вдоль побережья Португалии, в полдень четырнадцатого марта обогнули, мыс Сан-Висенти и к вечеру пятнадцатого подошли к песчаной косе Солтрес.

Состояние Мартина Алонсо ухудшалось с каждым днём. Но его поддерживала мысль о славе.

Бодрый духом, ввёл он каравеллу в порт Палоса, и уже собирался дать команду запалить фитиль, чтобы выстрелом из бомбарды отметить возвращение в родной город, когда перед его глазами открылось зрелище, от которого кровь отхлынула от лица.

Прямо перед ним, на якоре, с парусами, подтянутыми к реям, покачивалось потрёпанное непогодой знакомое судно.

Франсиско Пинсон схватил его за плечо.

— «Нинья»! — со злостью выкрикнул он, забыв на миг, что на каравелле плыл его родной брат. — Как она здесь оказалась?

— Не иначе, с помощью дьявола, — прохрипел Мартин Алонсо.

Бомбарда так и не выстрелила, а он сам пошатнулся и упал бы на палубу, если бы Франсиско вовремя не поддержал его.

Жажда жизни покинула Мартина Алонсо. Надежда на божественную справедливость не оправдалась. Сердце его было разбито.

Мартина Алонсо перенесли на берег, в его большой и красивый дом, где он и скончался по прошествии нескольких дней.

Возможно, наиболее удивительным совпадением в этой истории является прибытие двух каравелл, разлучённых месяцем ранее штормом в родной порт в один и тот же день, с разницей лишь в несколько часов, куда они добрались разными курсами, после невероятных приключений.

«Нинья», ведомая твёрдой рукой Колона, с многими течами в бортах, восемнадцатого февраля вошла в порт Санта-Мария на Азорских островах. Встретили их не слишком приветливо. На следующий день португальский губернатор приказал арестовать двадцать матросов, когда те, босоногие и в рубищах, двинулись в церковь, чтобы прослушать мессу во исполнения данного на борту каравеллы обета. Колон и губернатор долго обменивались взаимными угрозами, но в конце концов адмирал взял верх и сразу же после освобождения матросов вышел в море. Опять попали в шторм, каравеллу отнесло далеко на север, и им пришлось искать убежище в устье реки Тежу. Здесь, на побережье Португалии, Колон представился кастильским адмиралом моря-океана и объявил о сделанном им великом открытии. Он знал, об этом незамедлительно сообщат королю Жуану, и радовался тому, что наглядно доказал властителю Португалии, какой шанс упустил тот, послушавшись невежд.

Как и рассчитывал Колон, ему предложили прибыть ко двору. Он поехал, взяв с собой индейцев, попугаев, золото, и так изумил португальскую знать, что те подобру-поздорову отпустили его из Лиссабона.

Перед отъездом он написал длинное письмо дону Луису де Сантанхелю с деталями высадки на Сан-Сальвадоре, подробным описанием Кубы, названной им Хуаной, длина побережья которой превосходит Англию и Шотландию, и рассказом об Эспаньоле, площадью превосходящей Испанию. Потеря «Санта-Марии», писал Колон, заставила его повернуть назад и доложить о достигнутых результатах. Он подчёркивал богатство открытых земель, плодородие почвы, наличие там золота, хлопка, пряностей, покорность и трудолюбие индейцев. Люди эти, писал он, станут верными подданными их величеств и с радостью примут христианскую веру. Письмо он просил передать их величествам, а в записке, предназначенной только для дона Луиса, добавлял, что плывёт в Палос, где будет ждать от него вестей в надежде, что Беатрис уже найдена, ибо без неё триумф не принесёт ему радости.

Отплыв из устья Тежу тринадцатого марта, утром пятнадцатого он достиг Палоса. До полудня ему пришлось подождать прилива, чтобы преодолеть песчаную косу Солтрес. Приближение небольшого судёнышка с вымпелом адмирала на бизани не осталось незамеченным. Сначала его заметили зеваки, от нечего делать разглядывающие море. Вскорости, однако, кто-то из них признал в «Нинье» одну из каравелл эскадры, несколько месяцев назад отправившейся в вояж за океан. Палос уже распрощался с надеждой на их возвращение.

Известие о появлении на рейде «Ниньи» передавалось из уст в уста, из дома в дом, и толпа тут же запрудила пристань. Над городом поплыл колокольный звон.

В полдень, при полном приливе, «Нинья» преодолела песчаную косу под восторженные крики собравшихся на берегу.

Взор Колона устремился к белым стенам Ла Рабиды, откуда, собственно, и началось его путешествие. На площадке перед зданием монастыря собрались монахи. Один из них стоял впереди, махая обеими руками.

Гордо выпрямившись, в роскошном красном плаще, надетом по случаю знаменательного события. Колон торжествующе поднял руку, приветствуя своего благодетеля, фрея Хуана Переса.

Они бросили якорь, спустили на воду шлюпку. Ещё несколько минут, и радостно галдящая толпа окружила Колона. Матросы, рыбаки, плотники, кузнецы, бондари, владельцы мелких лавочек, строители, даже состоятельные купцы — весь город сбежался встречать Колона. Более всех шумели женщины. Те, кто нашёл своих мужчин, пронзительно смеялись и висли у них на шеях. Другие, не видя мужей, возлюбленных, сыновей, братьев, озабоченно задавали вопросы.

С трудом адмирал добился тишины. Попытался остановить град приветствий и благословений. Сказал, что все, кто отплыл с ним, целы и невредимы. Сорок человек остались на открытых им землях, заложили основу колонии, которая обеспечит процветание всей Испании. Сорок приплыли вместе с ним. А остальные сорок плывут на борту «Пинты», с которой месяц назад его развёл жестокий шторм. Но, раз утлая «Нинья» выдержала его, есть все основания предполагать, что и более крепкая «Пинта» также осталась на плаву. И в самом ближайшем времени можно ожидать её прибытия в Палос. Наверное, Колон и сам не ожидал, что его пророчество сбудется столь скоро.

Пробившись сквозь толпу, в одиночку ступил он на тропу, вьющуюся меж сосен, по которой когда-то безвестным путником, ведя за руку сына, поднимался к Ла Рабиде.

Фрей Хуан поджидал его у ворот и поспешил навстречу с распростёртыми объятьями, сияя отцовской гордостью за сына, вернувшегося с победой. Он крепко обнял Колона.

— Придите, сын мой. Сюда, к моему сердцу. Мы уже слышали о том, что вы полностью оправдали надежды Испании.

— Надежды Испании! — Колон рассмеялся. — О Господи, да пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать тех испанцев, что верили в меня. Остальная Испания, включая и высокоучёную комиссию, держала меня за безумца.

— Сын мой, — запротестовал фрей Хуан, — уместна ли сейчас такая горечь?

— Горечь? Во мне её нет. Оставим её тем несчастным, которые не могут опровергнуть оппонента. Я же в ответ на насмешки Испании принёс ей Новый Свет. Так что никакой горечи я не испытываю.

Случилось так, что в те самые часы, когда Колон вкушал первые плоды победы, пусть и не без риска для себя, при дворе короля Португалии, с борта рыбацкого кеча в Малаге сошёл на берег мужчина, в котором и самые близкие родственники с трудом признали бы Пабло де Арану. Бородатый, с впалыми щеками, грязными, спутанными волосами, одетый в лохмотья, отданные ему рыбаками, которые двумя неделями раньше выловили его из моря.

Венецианцы, потеряв надежду заполучить карту Тосканелли, отправили Пабло на трирему, искупать прегрешения перед Богом и человеком.