— Позвольте пояснить мою точку зрения. Открытые мною земли останутся владениями Испании на долгие времена, если не навечно, и я хочу сохранить причитающуюся мне долю. Но раз я смертен, она должна достаться моим потомкам.

Едва ли они смогли придраться к логике его рассуждений, но их возмущала сама мысль о том, что иностранец, да ещё низкого происхождения, требует родовых привилегий.

— Согласиться с этим, — вскричал Фонсека, — означает уравнять вас с знатнейшими грандами Испании.

— Ни один гранд не сослужил Испании столь добрую службу, как я.

— Матерь Божья! Вы рассуждаете так, словно ваши открытия уже явь, а не грёзы.

— Когда они станут явью, я потребую кое-что ещё.

— Ещё? — Талавера нахмурился, Ресенде рассмеялся. — Что же вы ещё можете потребовать?

— Звание вице-короля на всех открытых мною территориях.

На какие-то мгновения все просто лишились дара речи. Первым пришёл в себя Фонсека.

— Наверное, только скромность мешает вам потребовать корону Испании.

Архиепископ сумел воздержаться от комментариев.

— Других требований у вас нет, сеньор Колон? — сухо спросил он.

— Вроде бы я сказал всё.

— Не теряю надежды, что со временем вы придумаете что-нибудь ещё, — ухмыльнулся Фонсека.

Талавера тяжело вздохнул.

— Слава Богу, мы с этим покончили. Буду с вами откровенен, сеньор. Ваши требования превосходят всё то, что я мог бы порекомендовать их величествам. Присутствующие здесь мои коллеги, похоже, придерживаются того же мнения. Решение, разумеется, будут принимать их величества. Но я не сомневаюсь, вам откажут, если вы не умерите ваши притязания.

Колон резко встал, стройный, высокий, посмотрел на них сверху вниз, гордый, как Люцифер.

— Я не сниму ни единого из моих требований. Сделать это — значит принизить величие затеваемой экспедиции. С вашего разрешения, господа, позвольте откланяться. — Небрежно поклонившись, он повернулся и вышел из комнаты.

Над столом повисла тишина.

— Вот к чему приводит необузданное воображение, — пробурчал Талавера.

— Наглый выскочка, раздувшийся от гордости, словно мыльный пузырь, — поддакнул Фонсека.

— Проявим в наших суждениях хоть немного милосердия, — попытался образумить священнослужителей Кинтанилья.

Талавера аж вспыхнул.

— Милосердие, сеньор? Милосердие не означает, что наглость надо принимать со смирением. И нет нам нужды подавлять праведное негодование, лицезрея гордыню, за которую ангелов низвергнули в ад.

— Не стоит удивляться тому, что он высоко ценит предлагаемый товар, — заметил Ресенде. — Каждый торговец ведёт себя точно так же, утверждая при этом, что ни на йоту не снизит цену. Если их величества откажут ему, он станет куда благоразумнее.

— Если? — возмущённо переспросил Талавера. — Да в этом не может быть ни каких сомнений.

Прошла целая неделя, прежде чем король и королева, занятые проблемами, связанными с Гранадой и евреями, смогли принять архиепископа и его коллег.

Кинтанилья, глубоко уважающий Колона, сохранял полный нейтралитет. Ресенде придерживался мнения, что назначенная Колоном цена может стать предметом переговоров. Но Фонсека и Талавера требовали решительного отказа.

— Таковы его требования! — Талавера весь кипел от негодования. — Как ясно видят ваши величества, наглость его не знает пределов.

Фердинанд зло рассмеялся.

— Хитрая тварь, я понял это с самого начала. Терять ему нечего, поэтому и требует по максимуму.

Но королева не согласилась с ним.

— Он может потерять жизнь, — не зная того, она повторила слова Колона. — Он может не вернуться из путешествия в неведомое.

— То есть вы поддерживаете его авантюру, хотя у нас на счету каждый мараведи.

— Мы обещали поддержать его.

— Обещали. Но его чрезмерные требования освобождают нас от ранее принятых обязательств. Я усматриваю в этом руку проведения.

— Вы выразили мою мысль, ваше величество, — вставил Талавера.

— Думаю, неудачную мысль, — одёрнула их королева. — Провидение нельзя использовать как предлог для того, чтобы не сдержать данное нами слово.

Талавера не стал возражать, но в бой вступил Фонсека.

— Ваше величество, и речи нет о том, чтобы не сдержать слово. Просто вы не можете выполнить обещанного при поставленных условиях. Если бы этот человек попросил корону Испании, едва ли вы согласились бы на это только потому, что обещали поддержать его экспедицию.

— Но он же не просит корону Испании.

— Не просит, — кивнул король. — За что, похоже, мы должны быть ему безмерно признательны. Но он же хочет стать вице-королём со всеми полагающимися привилегиями. Разве чувство собственного достоинства позволит нам вознести его так высоко?

Королева сидела, глубоко задумавшись. Талавера решил, что её величество колеблется, и рискнул прийти на подмогу Фердинанду.

— Мадам, речь идёт о чести и достоинстве вашей короны. Я убеждён, что такой титул, пожалованный безвестному авантюристу-иностранцу, унизит и то, и другое. Триумф креста над полумесяцем принёс заслуженную славу вашим величествам. И сейчас не следует оказывать поддержку этой экспедиции, которая, наверняка, закончится провалом.

Брови королевы сошлись. Глаза стали холодными, как лёд.

— Вы ставите под сомнение мои действия?

Талавера разом сник, вспомнив, что и духовник королевы остаётся подданным.

— Рвение услужить вам подвело меня, ваше величество.

— И не только рвение. Ваши доводы. Что они, основываются на зыбком песке, если вы столь легко изменяете их? Сначала говорите, что этому человеку надо отказать, потому что нет денег. Потом причиной становятся затребованные им привилегии.

Фердинанд громко рассмеялся.

— Нет, нет, мадам. Не делайте козла отпущения из моего архиепископа. Причины для отказа выдвигаю я, а он меня поддерживает, как и должно верноподданному. Этот авантюрист требует слишком многого. Тут уж ничего не попишешь. И я рад, что он выдвинул неприемлемые требования, поскольку этим освобождает нас от ноши, которую мы не можем взвалить на себя.

Изабелла покачала головой.

— Я не могу разделить с вами эту радость. Экспедиция эта имеет очень важное значение. Если она завершится успешно, мы выполним волю Божью, распространив Его учение среди тех, кто блуждает во тьме.

— Если завершится успешно, то да, мадам, — пробормотал Талавера. — Но пока это всё ещё не более как мечты.

На губах королевы заиграла улыбка.

— Мечты? Ему уже говорили об этом прямо в глаза. В вашем присутствии, господин мой архиепископ. Вы помните его ответ? Как вам показалось, граничащий с ересью.

Талавера покраснел, но король вновь поспешил ему на подмогу.

— Архиепископ прав в том, что мы станем посмешищем для всего мира, если поддержим Колона, а его мечты останутся нереализованными.

— Я думаю, что победа над маврами, увенчавшая многолетнюю войну, убережёт нас от этих насмешек. Итак… — Она повернулась к четырём советникам. — Мы поняли, что вы хотели нам сказать. Теперь его величество и я должны принять решение. Вы можете идти.

Принятие решения затянулось надолго. Верность королевы данному слову боролась с нежеланием короля согласиться с условиями Колона. Последний всё это время находился в Санта-Фе, безо всякого удовольствия принимая участие в празднествах победы над маврами.

Наступил февраль, в воздухе запахло весной, и только тогда король и королева смогли нащупать взаимоприемлемый вариант. К Колону послали Талаверу. Королева, поддерживаемая маркизой Мойя, настояла на том, чтобы выйти к мореплавателю со встречным предложением.

Колон получал требуемую десятую долю и титул адмирала до конца своих дней. Но его потомкам не доставалось ничего. Не могло быть и речи о титуле вице-короля.

Более выгодного для Колона решения Талавера, пожалуй, одобрить не мог. Придя в дом Кинтанильи, высокий, худощавый, в простом монашеском одеянии, несмотря на сан архиепископа, ровным бесстрастным голосом он изложил королевское послание.