— Зачем вы спрашиваете меня? — с болью в голосе отозвалась Беатрис. — Разве вам недостаточно их имён?

— Недостаточно, если возникнет необходимость задержать их. Тем более, как вы сами сказали, один из них пользуется дипломатической неприкосновенностью. — И тут же добавил: — Кристобаль знает об этом?

— Я не решилась сказать ему.

— Ага! — Его густые брови сдвинулись к переносице, но заговорил он очень мягко: — Почему же? Будьте со мною откровенны, дитя моё.

Колебалась она недолго.

— В Венеции мой брат брошен в подземелье Подзи. Его обвиняют в краже, и на то есть основания, и в государственной измене, хотя никакой он не шпион…

Беатрис рассказала всё, ничего не утаивая. Сантанхель слушал внимательно, с непроницаемым лицом, не упуская ни единого слова.

— …Я знаю, какой мерзавкой выгляжу в ваших глазах, — закончила Беатрис. — Я сама себе противна. Однако клянусь госпожой нашей девой Марией — я не хотела предать Кристобаля, когда Галлино вытянул из меня то, что хотел узнать. Ибо любовь, которую требовалось лишь изобразить, превратилась в настоящую.

— И не надо отказываться от неё, — улыбнулся Сантанхель. — Бедная вы моя. Какой жестокий выбор выпал на вашу долю — между братом и возлюбленным.

— Но так ли я выбрала? — взмолилась она.

— Вы поступили по справедливости, — твёрдо заявил Сантанхель. — Вы не можете нести ответственность за вину вашего брата. В тюрьме он оказался не из-за вас и не должен требовать, чтобы вы принесли себя в жертву ради его освобождения. Этим он лишь умножает свои грехи. Кристобаль же угодил в западню. Причём вас использовали как приманку. Ваша любовь к нему или его — к вам не имеет тут никакого значения. Ваш долг — любой ценой вызволить его из этой западни.

Облегчение отразилось на лице Беатрис. Доводы Сантанхеля показались ей убедительными.

— Вы так думаете? Какая тяжесть свалится с моих плеч!

— Это же легко проверить. Пойдите и исповедуйтесь. Ни один священник не отпустит вам грехи, пока вы не сделаете всё от вас зависящее, чтобы уменьшить нанесённый вами ущерб. Так что не терзайтесь угрызениями совести. Идите с миром. А я приму необходимые меры. Немедленно повидаюсь с алькальдом Кордовы, и мы займёмся этими венецианцами.

— Вам потребуются мои свидетельские показания.

Улыбаясь, Сантанхель покачал головой.

— Они-то мне как раз и не нужны. Ваши показания вынудят алькальда арестовать вас.

— Я знаю. Но меня это не волнует.

Улыбка Сантанхеля стала шире. Он видел, что Беатрис готова принести себя в жертву.

— Дитя моё, арест — это ваша погибель, а я не уверен, что Кристобаль поблагодарит меня, если узнает, какой ценой я спас его честь. Положитесь на меня. Я управлюсь без вас. Лучше не теряйте времени и расскажите обо всём Кристобалю. Ничего не утаивая.

По телу Беатрис пробежала дрожь.

— Я… я не решусь. По крайней мере, сейчас… — Она помолчала, затем продолжила: — А не могли бы вы… Ваше высочество, рассказать ему? Пусть он сам решит, как поступить со мной.

Сантанхель задумался.

— Если хотите. Но поверьте мне, дитя моё, будет лучше, если обо всём он узнает от вас.

Беатрис заломила руки.

— Я не решусь. Не решусь до тех пор, пока ему не возвратят карту.

— Ладно, ладно, — закивал Сантанхель. — Именно этим мы сейчас и займёмся. А остальное может и подождать. Не будем терять времени.

Дело оказалось не столь простым, как рассчитывал дон Луис. Дон Мигель де Эскобедо — верховный судья Кордовы — свято чтил дух и букву закона и не собирался что-либо предпринимать, не получив ответ на интересующие его вопросы.

— Нет смысла напирать на меня, дон Мигель, — запротестовал Сантанхель. — Считайте лучше, что эти сведения получены мною в исповедальне.

— С каких это пор вы стали священнослужителем, дон Луис?

— Не только священникам доводится выслушивать исповедь. Я обещал не выдавать человека, который передал мне эти сведения. Иначе он бы не заговорил. Неужели мне следовало оставить это преступление безнаказанным?

— Но где доказательства совершения преступления?

— Моё слово.

— Вернее, слово неизвестного человека.

— Я его хорошо знаю. Разве вам этого недостаточно?

— Ума не приложу, что и делать. Один из этих людей, как вы говорите, числится в венецианском посольстве. Даже при наличии неопровержимых доказательств его вины мне не хотелось бы связываться с ним — Алькальд погладил седую бороду. — Если искомых документов при них не окажется, мне грозят немалые неприятности. Не могли бы вы принести мне приказ от королевы?

— Нет. Но уверяю вас, когда всё будет кончено, она одобрит ваши действия.

— Непростую вы мне задали задачку. Пошлю-ка я за коррехидором [9].

Несколько минут спустя в кабинет вошёл мужчина, в котором за милю был виден военный. Дон Ксавьер Пастор обладал более богатым воображением, чем алькальд, и оказался не столь щепетилен.

— Говорите, карта и письмо? — Он помолчал, потом добавил: — А если мы найдём их у одного из венецианцев, как мы докажем, что они принадлежат не им?

— Сеньор Колон, несомненно, назовёт особые отличия и карты и письма.

— Тогда позвольте мне начать с сеньора Колона.

— А потом? — пожелал знать алькальд, несколько сбитый с толку такой прытью подчинённого. — Один из этой пары, не забывайте об этом, приписан к посольству.

— Мы же не обязаны действовать официально, — дон Ксавьер позволил себе подмигнуть Сантанхелю, — и не будем называть себя. Постараемся избежать огласки.

— Если вы напортачите, я выгоню вас со службы, — предупредил алькальд.

— Значит, я того заслужил, — рассмеялся дон Ксавьер, который всё больше нравился Сантанхелю.

Вдвоём они сразу отправились к Колону, причём он предупредил коррехидора, что тот вроде бы не знает, кто воры.

— Я принёс вам надежду, Кристобаль, — приветствовал его Сантанхель. — Это коррехидор, который займётся поисками вашей карты.

— Даже если нам неизвестно, кто её украл?

— Поиски, я думаю, и выведут нас на воров, — уверенно заявил коррехидор. — Положитесь на нас, сеньор. Мы знаем Кордову лучше, чем вы.

— Вы сотворите чудо, если вам удастся отыскать карту.

— Попробуем сделать это с вашей помощью. Как нам узнать, что карта — ваша, если мы её найдём?

— Вместе с ней у меня украли письмо, адресованное на моё имя, с подписью Тосканелли и его печатью: орёл с распростёртыми крыльями под герцогской короной. Те же печать и подпись имеются на карте.

— Это всё, что мне нужно. Надеюсь вскорости вновь увидеться с вами. Отдыхайте с миром, сеньор. — И он вышел из комнаты.

— Самоуверенный господин, — заметил Колон. — И очень уж легко даёт обещания.

Пожалуй, он недооценил коррехидора, который прямиком направился в «Фонда дель Леон».

Кисада, хозяин гостиницы, встретил его с должным почтением.

— Храни вас Бог, ваша милость.

— И тебе желаю того же, Кисада. У тебя есть свободные комнаты?

— Слава Господу, нет. Когда их величества в Кордове, моя гостиница всегда забита до отказа.

Дон Ксавьер покрутил длинный ус.

— Жаль, жаль. А никто из постояльцев не собирается уезжать?

— Уезжают. Завтра. Освобождается моя лучшая комната на втором этаже.

— Это точно? И кто уезжает?

— Два господина, венецианцы. Они приказали подать мулов к восьми утра.

— Мулов? — усмехнулся коррехидор. — Они собираются ехать верхом до самой Венеции?

— Нет, нет, ваша милость. Только до Малаги, а там пересесть на корабль.

— Конечно, конечно, — коррехидор рассмеялся. — Возможно, их комната подойдёт. Вечером я дам вам знать.

Узнав всё, что требовалось, коррехидор покинул гостиницу. И в тот же вечер он пришёл к алькальду, у которого застал Сантанхеля.

Казначей вернулся из Алькасара получасом ранее в глубокой озабоченности. Он присутствовал при докладе комиссии их величествам. Талавера, сопровождаемый Десой, Фонсекой и Мальдонадо, разнёс предложение Колона в пух и прах.