Несколько минут спустя Загарте, заглянув в спальню, застал Беатрис в слезах.

— Что случилось? — обеспокоился он. — Этот долговязый мерзавец обидел вас?

— Нет, нет. И не смей так называть его.

— Зря вы его защищаете. На вашем месте, Беатрис, я бы не тратил на него столько времени. Как мне сказали, за душой у него ничего нет. Он даже не придворный, а иностранный авантюрист, живущий на подачки. Добра от него не жди. Да ещё он ухлёстывает за женщинами. Вот и маркиза Мойя…

Продолжить она ему не дала.

— Прикуси свой злобный язык, Загарте. А не то тебе его укоротят. Оставь меня одну. Уходи.

— Успокойтесь, моя девочка. Я ещё не успел сказать, зачем пришёл. Вас хочет видеть очень важный идальго.

— А я никого не хочу видеть.

— Ш-ш! Ш-ш! Послушайте меня. Ему нельзя отказать. Он — племянник главного инквизитора Кордовы. Только что вернулся в Испанию и утверждает, что он — ваш давний друг, граф Арияс.

Её глаза широко раскрылись.

— Кто?

Загарте потёр руки.

— Вижу, вы его знаете.

— Знаю. И тем более не хочу видеть.

— Ну перестаньте. Проявите благоразумие. Он…

— Я знаю, кто он такой. Он полностью соответствует тому описанию, которое ты дал сеньору Колону.

— Но тут же другой случай. Важный идальго. Так что мне ему сказать?

— Пусть убирается к дьяволу.

— И это всё? — в голосе Загарте сквозило раздражение.

— Слова подбери сам, но смысл должен остаться тем же.

Загарте открыл было рот, чтобы возразить, но Беатрис вскочила с дивана с таким сердитым лицом, что мориск отшатнулся.

— Ни слова больше. Уходи! Вон отсюда!

Загарте попятился к двери.

— Хорошо, хорошо. Обойдёмся без скандала. Попытаюсь всё уладить. Скажу, что вам нездоровится. Такому гостю нельзя отказать безо всякой на то причины. И ушёл, бормоча себе под нос, что только мусульмане знают, как указать женщине её место.

Беатрис же неожиданный визит в Кордову дона Рамона живо напомнил о подземелье, в котором сидел её брат. И венецианские агенты едва ли нашли бы лучшее средство ускорить дело. Тем более что Колон сам открыл ей дорогу к своему сердцу.

В тот вечер она избавилась от дона Рамона. Загарте уговорил его не тревожить девушку, поскольку ей нездоровится. Но назавтра дон Рамон появился вновь, посмотрел спектакль и опять пожелал увидеться с Беатрис.

Загарте поднялся к ней и передал просьбу посла.

— Не желаю его видеть. Ни сегодня, ни завтра. Вообще не желаю. Так ему и скажи, — ответила она.

— Я не посмею, — насупился Загарте. — Поймите это. Не посмею. Я и так зашёл слишком далеко. Заикнулся о том, что не знаю, захотите ли вы принять его. Он же заявил, что не потерпит отказа. Или уговори её, сказал он, или пеняй на себя. Так что деваться некуда, Беатрис. — Он прокашлялся. — Да и как можно отказывать идальго, испанскому гранду, отдавая предпочтение бедному иностранцу. Где же тут здравый смысл?

— Не желаю я видеть это чудовище! — воскликнула Беатрис.

Загарте пошёл на крайнюю меру.

— Тогда вам тут ни петь, ни танцевать.

Она рассмеялась ему в лицо.

— И кто от этого проиграет? Сколько народу приходило посмотреть спектакль до того, как я появилась на сцене?

— Проиграем мы оба. Но для меня лучше прикрыть спектакль, чем остаться без головы, если они найдут в нём ересь. Я не хочу участвовать в аутодафе. А одного намёка графа Арияса достаточно, чтобы отправить меня на костёр. Разве вы этого не понимаете? Я всего лишь мориск. — И после короткой паузы добавил: — Я прошу от вас лишь немного благоразумия, Беатрис! Ради нас обоих.

Монолог его оказался достаточно убедительным. Она, конечно, злилась на дона Рамона, но не хотела навлечь беду на маленького мориска.

— Хорошо, — вздохнула Беатрис. — Пусть он приходит.

Но её согласие ещё больше встревожило Загарте.

— Но вы встретите его доброжелательно?

— Раз я принимаю его, ты его поручение выполнил. Что будет дальше — моё дело.

Вот так дон Рамон попал в покои Беатрис, чтобы сыграть ту маленькую роль, что уготовила ему судьба.

Он постоял в дверях, оглядывая Беатрис. На его губах играла лёгкая улыбка. Тёмно-оливковый камзол свободного покроя, расшитый золотом, прибавлял массивности его слишком тощему телу. Голову украшала шапочка того же цвета с чёрным плюмажем и пряжкой с драгоценными камнями.

— Что вам угодно, сеньор? — сердито спросила Беатрис. — Почему вы столь назойливы?

Дон Рамон непринуждённо шагнул вперёд, улыбка его стала шире.

— Я, конечно, понимаю, что вы боитесь принять меня…

— Боюсь?!

— …После того как, ничего не сказав, убежали из Венеции. Так, моя дорогая Беатрис, не поступают с друзьями, которые не жалеют сил, чтобы помочь вам, — в голосе его слышался упрёк. — Благодарите Бога, что я не злопамятен. Во всяком случае, видя доброе ко мне отношение, я обо всём забуду.

Он взял её руку и, несмотря на слабое сопротивление, поднёс к губам. Мгновение спустя Беатрис выдернула руку и ответила сухо и бесстрастно:

— Я не считала нужным отчитываться перед вами. Я вам ничего не должна. Вы предлагали мне сделку… грязную сделку. Вот и всё.

— Как неблагодарно! И сколь далеко от истины, — нисколько не смутившись, продолжал дон Рамон. — Хотя ничего не пообещали, я сделал всё, что мог. Повидался с дожем. Попросил его об освобождении вашего брата, поступившись при этом достоинством посла, и даже добился обещания выпустить несчастного Пабло из тюрьмы. К сожалению, после нашего разговора, открылись новые обстоятельства. И так как речь шла о безопасности государства, дож, как он сам сказал мне, не смог выполнить своего обещания. Но вы даже не поблагодарили меня за участие. Вы поступили нехорошо, Беатрис, покинув Венецию без моего ведома. И это после того, как я делом доказал свою преданность.

— Вы хотели использовать моё несчастье в собственных целях, — напомнила она дону Рамону. — Но теперь всё это в прошлом.

— Отличная мысль. Перевернём страницу и подумаем о будущем.

— Будет лучше, дон Рамон, — холодно ответила она, — если вы сразу уясните для себя, что вам нет места в моём будущем, как и мне — в вашем.

— Если я в это поверю, у меня разорвётся сердце.

— Рвите его поскорее и уходите. Вы чересчур назойливы.

— Разве я так противен вам? — Он всё ещё улыбался, но теперь улыбка его скорее пугала Беатрис.

Дон Рамон пододвинул к себе стул и сел, положив ногу на ногу.

— Вы, кажется, не услышали меня. Я попросила вас уйти.

Он покачал головой, всем своим видом выражая сожаление.

— С давними друзьями так не поступают. Тем более с теми, кто может помочь и теперь, как помогал раньше.

— Я не прошу вас о помощи, дон Рамон, и не нуждаюсь ней.

— Напрасно так думаете. Этот спектакль, в котором вы играете. Довольно рискованная, знаете ли, трактовка некоторых эпизодов жизни святых. Кое-кто может задуматься, нет ли тут ереси, а сцены с вашим участием могут показаться святотатством. Решение по таким вопросам выносит Святая палата, а Загарте к тому же мориск. К ним инквизиторы относятся с особым подозрением. Конечно, ваше наказание может ограничится публичным покаянием, но кто знает, вдруг Святая палата сочтёт, что преступление ваше куда серьёзнее. Надеюсь, теперь вы начинаете понимать, сколь необходим в такой ситуации верный друг, готовый заступиться за вас?

И дон Рамон улыбнулся, видя, как смертельно побледнело лицо Беатрис.

— И в чём же выразится ваше заступничество? — спросила она.

— Вы хотите знать, чем я смогу вам помочь? Извольте, — он распахнул камзол, чтобы она увидела вышитый на жилете кинжал с рукояткой в форме цветка лилии. — Я не только пользуюсь немалым влиянием в ордене святого Доминика, но и мой дядя, фрей Педро Мартинес де Баррио — главный инквизитор Кордовы. Мои свидетельские показания могут стать вам надёжной защитой. Теперь вы понимаете, что…

— …Что Ваше влияние может как спасти меня, так и погубить. Именно это я должна понять. Не так ли, дон Рамон? Будем откровенны.