Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Значит, будем сражаться?

— Рано или поздно. Между тем мы, по настоянию Ратледжа, пока тянем время. Я послал другое письмо, в котором отказался принять их условия, но написал, что был бы счастлив рассмотреть менее смехотворные предложения, если Превост отрядит офицеров на переговоры.

— То есть, менее нелепые условия…

— Нет-нет. Мы не сдадимся ни на каких условиях. Во всяком случае, пока командую я. Но ведя переговоры, мы выгадываем время.

— А какой в этом смысл?

Молтри позволил себе подмигнуть.

— Чтобы укрепить оборону. Пока суд да дело, мы продолжаем нашу работу, и каждый выигранный час нам на руку.

Они поравнялись с палаткой полковника Бикмена, командующего артиллерией. Стоя напротив нее, они разглядели внутри группу людей, в большинстве своем облаченных в синие мундиры Континентальной армии; среди них на походном стуле восседал в цивильном платье Ратледж.

Подъехал конный офицер и, остановив лошадь перед Молтри, снял шляпу.

— Сэр, полковник Превост передал через парламентера, что если работы на укреплениях не будут приостановлены на время перемирия, он прикажет своим солдатам немедленно наступать.

Сначала лицо Молтри омрачилось, затем он беззлобно рассмеялся:

— Разгадали наш трюк, черти. Право слово, бывают моменты, когда британцы демонстрируют толику ума. Капитан Данбар, передайте мое почтение полковнику де Камбрэ, и пусть он прикажет своим саперам прекратить работу.

Капитан Данбар отдал честь и поскакал выполнять поручение.

Молтри хотел было продолжить свой путь, но из палатки выглянул другой офицер.

— Почтение его светлости, сэр. Он будет рад вашему участию в Тайном совете в штабе полковника Бикмена, где обсуждается ответ генерала Превоста.

— А, так он уже получен? Дьявол, они не теряют времени даром. — Молтри быстро спешился. — Пойдем, Гарри. Клянусь жизнью, это обсуждение обещает быть занятным.

Они передали поводья солдату, и тот привязал лошадей к балке, выступающей из завала.

В палатке собрались восемь членов Тайного совета и с ними полковник Джон Лоренс, сын старого друга Ратледжа — Генри Лоренса. Этот способный и предприимчивый молодой офицер пользовался особой популярностью среди солдат за свою беззаветную храбрость, но Молтри питал к нему легкое недоверие за его столь же выдающееся самовольство. Его безрассудство и отступление от приказа в ходе отступления Молтри от Саванны привело к тяжелым неоправданным потерям в бою под Кузохэтчи.

Однако сейчас Молтри был рад присутствию Джона Лоренса, полагая, что найдет в нем надежного союзника в противовес необъяснимому малодушию, проявляемому с недавних пор губернатором.

Генерал сел на краешек походной кровати Бикмена. Ратледж уже занял единственный стул у квадратного столика с письменными принадлежностями. Трое или четверо членов Тайного совета притулились в самых разнообразных местах; Гедсден оседлал ящик с боеприпасами, содержимое которого было под стать его нраву.

Ратледж зачитал вслух письмо, полученное от британского генерала. Тот объявлял о своей готовности вести переговоры, предложенные генералом Молтри; он уже имел честь назначить для их проведения двух офицеров, из которых один

— его брат, полковник Превост. Они будут ждать двух уполномоченных генерала Молтри. Провести переговоры британский командующий предлагает на ничейной территории между позициями британских и американских войск.

Губернатор отложил письмо и обвел собравшихся своими совиными глазами.

— В отсутствие генерала Молтри я счел своим долгом вскрыть эту депешу, хотя она, конечно, адресована ему. — Он сделал паузу. Никто ничего не ответил; сам Молтри только кивнул. — Итак, генерал Превост согласен вести переговоры, а это уже кое-что. Теперь генералу Молтри остается сказать, какие условия он согласен обсуждать с британцами, дабы мы могли принять решение.

— Условия чего? — гаркнул Гедсден.

— Условия капитуляции, разумеется, — угрюмо сказал Ратледж. — Другие вопросы перед нами не стоят.

В палатке наступила мертвая тишина. То была тишина потрясения и оцепенения, длившаяся несколько секунд; наконец ее нарушил один из штатских членов Тайного совета, чарлстонский торговец Джон Эдвардс. Дрогнувшим голосом, со слезами на глазах, он высказал неуверенный протест:

— Как? Неужели мы без боя сдадим город?

— Сдадим город? — эхом отозвался Молтри, и палатку наполнил его недобрый смех. Он впился глазами в Ратледжа. — И ваша светлость осмелится сказать об этом его жителям?

Гедсден поддержал своего генерала:

— Народ настолько полон решимости и спокойствия, насколько этого вообще можно ожидать от людей в столь критической ситуации. Они готовы стоять насмерть и защищать свою родину. — Он уставился в переносицу губернатора, почти угрожая ему взглядом. — Человека, который скажет им, что мы должны сдаться, разорвут в клочки, как предателя.

Гул одобрения и враждебные взгляды в сторону Ратледжа подтвердили, что все разделяют мнение Гедсдена. Но Ратледжа это ничуть не тронуло. Он был спокоен, когда начал ровным голосом выстраивать цепь аргументов, которые уже приводил ранним утром в своем Совете. Он описал ужасы штурма, разрушений и убийства горожан, которые начнутся, если на улицы ворвутся разъяренные солдаты врага. Он напомнил о женщинах и детях, оставшихся в городе, напомнил также — хотя это было излишним — что у него нет здесь ни жены, ни ребенка, поэтому он беспокоится не за своих родственников. Затем он напомнил, что во время войны бывают ситуации, когда и храбрейший может сдаться, не теряя чести, и, более того, когда доблесть и честь требуют сдаться во имя спасения других.

— Вы говорите, что смело умрете за вашу страну, и считаете, что это высочайшее выражение мужества. Вы не правы. Часто смерть — желанный и самый простой выход для человека, столкнувшегося со страшным выбором — вроде того, что сейчас стоит перед нами. И еще я скажу, что нужно больше мужества, чтобы сидеть там, где я сижу, и говорить вещи, которые я вам говорю, нежели чтобы пойти навстречу врагу и принять британскую пулю, которая избавила бы меня от ответственности.

Он редко тратил свое красноречие впустую — оно и на этот раз подействовало; магнетизм его суровой личности все-таки подчинил их всех — всех, кроме Молтри. Генерал был не только добродушен, но трезв и практичен, а потому демагогическим призывам предпочитал убедительные факты.

— Одни слова, — сказал он, — сотрясение воздуха, черт побери! Я слыхал то же самое, когда меня назначили в форт Салливэн. Тогда мне тоже уши прожужжали о резне и поругании соотечественников, однако — я снова напоминаю

— Джон Ратледж настолько же твердо стоял тогда за меня, насколько сейчас он против. Тогда, благодаря его твердой поддержке, я победил и нанес британцам первое поражение в этой войне. И я могу повторить: наше положение не хуже и не лучше, чем было тогда.

Эффект ораторского искусства губернатора был сведен на нет. Люди охотнее верят в то, во что желают верить, и это желаемое они услышали сейчас из уст своего генерала. Его слова вызвали взрыв одобрения, и Ратледжу, застывшему, как сфинкс, пришлось пережидать, пока не стихнет эта буря. Лишь тогда зазвучал негромкий голос, исполненный презрительного сожаления:

— Не мешало бы вам вспомнить, господа, какие силы у британцев и какие у нас. У Превоста двойной, да что там — почти тройной перевес в численности.

— В форте Салливэн, — парировал Молтри, — соотношение было чуть ли не десять к одному.

— Здесь недопустимы аналогии! — губернатор возвысил голос, силясь перекричать остальных. Его ярость, непривычная горячность немедленно их приструнили. — Ваши бойцы были укрыты стенами форта, сложенными из вязкой пальметтовой древесины, с которой противник раньше не сталкивался, не подозревал о ее свойствах, а кроме того, на нашей стороне была удача. Вы сами знаете, Молтри: если бы три корабля, которые шли, чтобы атаковать вас с запада, не запутались снастями, когда маневрировали в проливе, бой мог бы закончиться совсем иначе. Я вспоминаю это не затем, чтобы принизить вашу доблесть и доблесть, сражавшихся рядом с вами, но чтобы обратить ваше внимание на разницу в условиях. Вспомните о наших ничтожных фортификациях, о хилых земляных укреплениях, служащих прикрытием нашим солдатам — они будут сметены при первом же энергичном натиске. Половина защитников города — это необстрелянные новобранцы и ополченцы. Им противостоит почти втрое превосходящая армия, в которой есть и шотландские горцы, и гессенские наемники; их поддерживает артиллерия, против которой никто не устоит.

71
{"b":"23784","o":1}