— Мендвилл, отвечайте на мой вопрос, или, ей-Богу, через десять минут вас поставят к внутренней стене этого сада перед командой с мушкетами. Я расстреляю вас своей властью и приму на себя всю ответственность за этот поступок.

— Ответственность — не то слово. Безусловно, друг мой, безусловно, губернатору будет что сказать вам. Неудобный человек этот Ратледж. Он начнет доискиваться причин… И где, как вы думаете, он будет искать? Он приволочет к себе сэра Эндрю Кэри, а тот ему кое-что объяснит… То же самое, кстати, произойдет, если вы предадите меня суду военного трибунала. Впрочем, даже если Ратледж не станет этого делать, будьте уверены — я принял свои меры. Не воображайте, что я шел сюда по вашему вызову, в цели которого трудно было ошибиться, не приняв на крайний случай надлежащих мер предосторожности. Я слишком старый солдат, дорогой мой Лэтимер, чтобы, собираясь в бой, не подготовить пути к отступлению. Вам следовало бы помнить об этом. Видимо, в прошлом я переоценил ваши умственные способности. Ваше поведение не подтверждает мою старую оценку. Правда, вы чрезмерно возбуждены, поэтому позвольте призвать вас к спокойствию, дабы вы могли трезво все обдумать.

Лэтимер сделал над собою усилие, но дело было не в этой язвительной речи. Пожалуй, ему действительно необходимо взвесить создавшееся положение на холодную голову. Он убрал пистолет, сел за стол и попытался говорить спокойно:

— Только что здесь была моя жена. Она знает, кто вы?

— Ну, конечно. Она знает это три месяца — с тех самых пор, как мы впервые встретились на Трэдд-стрит. Вы с генералом Молтри находились тогда в Пьюрисберге. Первый же допрос сделает этот факт достоянием гласности — старый Кэри позаботится об этом.

— Вы собираетесь меня убедить, что Кэри желает погибели своей собственной дочери? — крайне недоверчиво спросил Лэтимер.

— Прежде всего он желает погибели вам, майор, но чтобы добиться этого, он без колебаний пожертвует своей дочерью. А с нею он уничтожит и вас, потому что вы неизбежно будете впутаны — это вам должно быть понятно.

Но Лэтимер не понимал, да сейчас он и не стремился понять. Для него во всем этом заключалось нечто гораздо более ужасное, чем угроза его доброму имени. Пока его мысли были заняты чем-то одному ему известным, Мендвилл развивал наступление.

— Она регулярно сновала между штаб-квартирой Молтри и отцовским домом. Кэри поклянется — и его не понадобится принудительно приводить к присяге, — что она приносила сведения для передачи британцам.

— Ну уж это, по крайней мере, вранье!

— Да? В таком деле доказательства мало чего стоят. Ложь это или правда

— все охотно в нее поверят, и здесь наивно рассчитывать на непредвзятость судей.

И Лэтимер с горечью понял справедливость этих слов, вспомнив оскорбительную рекомендацию Ратледжа запретить Миртль посещать Трэдд-стрит. Рекомендацию, которую он с негодованием отверг.

Мендвилл вкрадчиво возобновил свою речь:

— Если ее отец поклянется в этом — а он поклянется — то трибунал сделает вывод, что переданная ею информация могла исходить только от вас. Как вам нравится такая перспектива, а, Лэтимер?

— Пф-ф, это меня не волнует. — Лэтимера и впрямь терзало другое.

— Допустим. Пусть собственная судьба вас не волнует. Но здесь замешана Миртль. Вы думаете, я забочусь о себе? Думаете, я распинаюсь, чтобы спасти свою шкуру? Нет. Я делаю это потому, что если я предстану перед судом, то перед ним неизбежно окажется и Миртль; и какова бы ни была уготованная мне судьба, ее судьба будет не легче. А уж насколько в эту историю окажетесь втянуты вы, лично меня, разумеется, ни на грош не интересует.

Лэтимер тяжело навалился на стол локтями и прикрыл ладонями лицо. За эти несколько минут оно успело осунуться и словно бы постареть.

Мендвилл, наблюдая за ним из-под полуприкрытых век, продолжал:

— Интересно, верно ли вы себе представляете, как сильно ненавидит вас Кэри. Помешав отомстить вам законным способом, вы нанесли ему смертельное оскорбление. Вы связали ему руки, оставив за собою выстрел в ту ночь на балу у Брютона. Способны ли вы представить, как его это бесит? Он не мог драться с вами как мужчина с мужчиной; невозможность повторного вызова непрерывно и со временем все сильнее подхлестывала его ненависть. Чтобы расправиться с вами, он заставил себя пойти на мировую с Миртль. Грубая комедия. Его отвращение к ней лишь немногим уступает отвращению к вам. В его представлении она — неблагодарная, бессердечная дочь, предавшая отца ради его злейшего врага. Если угодно, считайте его сумасшедшим — ей-ей, я тоже склоняюсь к этому мнению. Только не рассказывайте обо всем этом Миртль.

Мендвилл закончил, а Лэтимер сидел неподвижно, продолжая отрешенно смотреть в пространство. Пауза затянулась; Мендвилл тихонько застегнул рубашку и, глядя в зеркало над камином, повязал на шею косынку.

— Так что вы решили? — нарушил он наконец молчание. — Больше нельзя тянуть, это вызовет подозрение.

Лэтимер пробудился от мрачных раздумий, судорожно вздохнул и поднялся.

— Я не имею права дать вам уйти. Не в моих правилах спасать себя путем предательства интересов страны.

— А, вы об этом, — сказал Мендвилл. — Можете не беспокоиться. Любые ваши действия не отвратят неизбежного. Завтра или, самое позднее, послезавтра Превост вступит в Чарлстон. Я — агент, но не связной, а связных у меня несколько. Одного из них вы утром захватили, но есть и другие, которых вы не поймали и не поймаете. Они будут, как и раньше, передавать важные сведения. Город обречен, сэр, и мой провал положения не спасет.

— Может быть. Но, слава Богу, мне дан приказ задержать вас при любых обстоятельствах.

— Задерживайте сколько вздумается. Но если вам хоть сколько-нибудь дорога жизнь Миртль, не говоря уж о вашей собственной, не предпринимайте ничего сверх того.

— Я должен подумать, — через силу выдавил Лэтимер. Затем, совладав со своим голосом, он объявил: — Вы временно задержаны — согласно приказу губернатора.

Ни проблеска торжества не отразилось в глазах Мендвилла; ничто не выдавало его облегчения. Однако он еще раз остановил Лэтимера, когда тот взялся за колокольчик.

— Минутку, прошу вас! Мне нужно послать записку — всего пару строк — на мою квартиру. Я должен сообщить, что пока не вернусь и… мне нужно предотвратить то, что должно случиться, если от меня не поступит известий.

Лэтимер кусал губы, преодолевая свои колебания.

— Ну, посудите сами, — убеждал Мендвилл, — допустим, меня задержали просто как подозрительную личность из обычной в военное время предосторожности — моя просьба и ваше согласие должны выглядеть вполне естественными. — Он помолчал и, не дождавшись ответа, добавил: — Скажу больше: если вы этого не сделаете, можете с равным успехом сразу меня выдать, ибо Кэри начнет действовать, как мы с ним условились на случай моего провала.

Лэтимер еще целую минуту никак не мог решиться.

— Ладно, — произнес он, сломленный страхом и какой-то смутно шевельнувшейся в мозгу мыслью, — здесь все, что нужно для письма.

Мендвилл быстро набросал на листке бумаги несколько строк. Когда он сложил записку, Лэтимер протянул руку через стол:

— Дайте мне.

Шпион с удивлением поднял глаза, затем подчинился.

Записка была короткой: «Меня задержали дела. Возможно, сегодня вернуться не успею. Джонатан Нилд».

— Условный код, надо полагать.

— Конечно, — сказал Мендвилл. — Я объясняю мое положение, но сообщаю, что поводов для тревоги пока нет.

— Очень хорошо. — Лэтимер сложил записку. — Надпишите адрес. — Когда это было сделано, он спрятал ее в карман. — Что бы с вами ни случилось, она будет вручена до наступления ночи.

— Что?! — Мендвилл вскочил на ноги. — Вы нарушаете уговор!

— Нет. Я с вами пока ни о чем не договаривался. Однако мне необходимо подумать над своим выбором. Мне требуется время, чтобы поразмыслить.

Мендвилл глубоко вздохнул. Он даже чуть-чуть улыбнулся.