— Лучше бы не приезжал ты, Павел Лукоянович,— сказала она вслух и медленно пошла домой.

 Прошло полмесяца с того дня, когда Ольга предложила работать одновременно на двух станках. За это время еще три человека перешло на два станка.

Но все это были одиночные и слабые попытки изменить привычный ход производства. Люди обслуживали два станка до тех пор, пока сосед по какой-нибудь причине не вышел на работу.

Судин десять дней прекрасно справлялся с работой на двух станках, но, как только в цех вернулся Белов, он опять стал работать на одном станке.

Ольга не раз просила мастера дать ей второй станок, но он не мог удовлетворить ее желание. Нужно было совсем по-иному расставить все станки, образовать бригады, а это было сложное дело, на которое мастер не мог решиться без разрешения директора.

Ольга понимала его нерешительность и потому обратилась за содействием к секретарю партийного бюро Антипенко. Тот внимательно выслушал ее и сказал:

— Отстаивай, а мы зараз тебя поддержим.

Решено было в ближайшие дни созвать цеховое производственное совещание и поставить на нем этот вопрос. Ольга вышла от секретаря окрыленная. Ее немного беспокоило предстоящее выступление. Ни разу, нигде она не выступала на собраниях, а тут сразу чуть не доклад. Но это затруднение вскоре разрешилось благополучно. Мастер Сафронов согласился изложить предложение и рассказать, как Судин работал на двух станках.

Производственное совещание открылось в кабинете директора завода. Ольга пришла раньше всех. Богато обставленный кабинет подавил ее. Украдкой разглядывала она стены, выкрашенные масляной бирюзовой краской, потолок, пол. Вверху под строгими карнизами блестела золотая кайма, с лепного потолка свисала люстра, унизанная множеством электрических лампочек, а по потолку рельефно раскинулись гроздья винограда и букеты каких-то неведомых роскошных цветов. На подоконниках, на столе лежали куски пробного железа и меди, а среди них блестел массивный железный узел, завязанный из толстого шлифованного круглого железа.

Смущал ее и директор. Он сидел за большим письменным столом и, нахмурившись, перебирал бумаги. Директор почему-то напоминал ей управителя медного рудника, к которому они ходили с матерью за пособием после смерти Сидора. Такой же пухлый, чистенький и равнодушный.

В кабинет поодиночке входили люди, присаживались, и все старались убраться подальше — к задней стене. Пришел мастер Сафронов. Увидев Ольгу, он хотел пройти к ней, но, кивнув ей головой, сел в угол. Пришла Шурышкина. Она обвела присутствующих своим ястребиным взглядом и присела поближе к директорскому столу. Торопливо вошла Шурка Кудрявцева. Увидев Ольгу, она почти бегом подошла к ней, схватила ее руку и присела рядом.

— Ух! и торопилась же я... Думала, что опоздаю.

— Наверно торопилась и десять раз воротилась?..— пошутила Ольга.

— Ну, ясно. У меня разве так, как у людей. Что-нибудь да забуду. Я всю комсомольскую ячейку на ноги подняла.— Шурка обернулась и обвела взглядом присутствующих,— Пришли,— проговорила она удовлетворенно и поманила кого-то пальцем.

К ним подошел молодой токарь Миша Широков. Это был среднего роста паренек, с густой шапкой мягких русых волос, закинутых назад, и спокойными умными глазами.

— Миша, смотри, чтобы не подкачать,— шепнула ему Шурка.

— Постараемся как-нибудь,— спокойно отвечал Широков, поглядывая на директора.

— А ты что, Оля, как будто невеселая?

— Нет, я ничего...

— Переживает,— подмигнув, сказал Миша.

— Подумаешь... А ты будь сегодня на все сто.— Шурка подняла большой палец.

Вошел Судин, снял картуз, расчесал пятерней свою бороду, молча поклонился и, присутулившись, прошел в темный угол. Ольга его еще не видела без картуза. Голый череп его оброс венчиком черных густых волос.

— Ой!.. подь ты к чорту, скорее бы,— нетерпеливо шептала Шурка, ерзая на стуле.

— Шурша,— тихо сказал Широков, лукаво улыбаясь,— а ты будешь выступать?

— Потребуется — буду.

— Только чур, уговор.

— Какой?

— Не чертыхаться. Ладно?

— Экая беда, если и чертыхнусь одинова.

— Я думаю, мы, товарищи, начнем наше совещание?..— поднимаясь с кресла, проговорил директор.— Собралось порядочно.

— Конечно, начинать надо,— послышались голоса.

— Хорошо. Я думаю, мы не будем избирать президиум. Секретарь у меня есть,— проговорил директор, указав на присевшую к столу белокурую женщину в очках.

— Я, товарищи, думаю, что президиум нужен. Как же без президиума,— сказала Шурышкина и обвела всех строгим взглядом.

— Не надо, ближе к делу,— отозвался хор голосов.

— Выдумывает, сидит тут.

— Ей самой охота в президиум,— тихо сказала Шурка.

Совещание началось. Первым выступил, как и ожидала Ольга, мастер Сафронов. Ольге вдруг стало холодно, по телу пробежала дрожь. Шурка, заметив волнение подруги, погладила ласково ее руку и переложила к себе на коленку. Ольга как-то сразу успокоилась и стала внимательно слушать мастера. Сафронов неторопливо рассказал, как Ольга предложила работать на двух станках и как в течение десятидневки работал токарь Судин.

— Надо сказать, товарищи, что товарищ Ермолаева пришла с этим делом во-время. У меня зарез был. Работа спешная, а токарей не хватало. И мы вышли из положения. Потом еще несколько человек перешли на два станка. Теперь она предлагает большое дело — перестроить всю работу в цехе. Она предлагает сделать перестановку станков так, чтобы каждый токарь мог с успехом обслуживать два, три станка и даже больше.

— Не каждый,— поправила Ольга,—а большая часть.

— Ну, так... Извиняюсь. Вот... Этот вопрос мы передали сюда — в техническое бюро, потому как своими силами мы ничего сделать не сможем.

— А ты скажи, Митрий Семеныч, будет ли от этого польза рабочим и как на это смотрит дирекция? — спросил кто-то.

Сафронов пожал плечами, посмотрел на директора, который что-то писал и будто не слушал.

— Я потом скажу, Митрий Семеныч,—отозвался Судин.

— Ну вот,—оживился Сафронов, — товарищ Судин лучше моего скажет, потому как он на себе все это испытал. А насчет того, как на это дело смотрит дирекция, я пока что не знаю.

— Мы скажем,— сказал директор.

И опять Ольга почувствовала в директоре что-то чужое — и в улыбке и в голосе сквозил острый холодок.

— Есть какие вопросы? — спросил директор.

— У меня вопрос к товарищу Ермолаевой,— отозвался высокий токарь Боков.— Вот непонятно. У токаря не всегда свободное время, чтобы сходить к другому станку и присмотреть за ним. Как это она хочет время распределить?

— А вот у меня еще,— заговорил старый токарь Алыпов.— Вот, к примеру сказать, я на двух станках работаю, ладно. А вдруг такое дело: у меня нету ходовой работы, а на другом станке я настраиваться должен — другую штуку вставлять. У меня, значит, и этот и тот станки будут стоять.

Директор согласно кивал головой, улыбался.

— Товарищ Ермолаева, вы записываете вопросы? — спросил он.

— Записываем,— отозвалась Шурка.

— У меня вот такой вопрос,— заговорила Шурышкина.— Учла ли товарищ Ермолаева такое обстоятельство, которое касается не одних токарных станков, а всех — и строгальных, и других? Вот первое,— Шурышкина заглянула в свою памятную книжку.— Теперь. Как оценивает товарищ Ермолаева настроение масс? Какие соответствующие мероприятия она думает провести в цехе среди масс в смысле агитации и пропаганды по данному вопросу, чтобы получить надлежащую оценку этого мероприятия и соответствующий отклик на сегодняшний день?

— Все?..— спросил директор, бросив на нее доброжелательный взгляд.

— Да, я кончила.

— Слава богу,— вздохнула Шурка.

Ольга вышла к столу. Директор налил в стакан воды из графина и пододвинул к ней. Ольга машинально взяла стакан и отпила. Она мучительно вспоминала, с чего ей начать. Все, что она хотела сказать, вдруг вылетело из головы. Под ногами как будто колебался пол. Она взглянула на свой листок бумаги, но ничего не поняла в торопливо написанных строчках и растерянно посмотрела на передний ряд. Ей показалось, что люди насмешливо улыбаются.