Ольга, не помня себя, вышла во двор. Все было ясно и понятно... и как все это страшно!  

Афоня скоро выздоровела и снова вышла на работу. К ней вернулась прежняя говорливость, смех. Ольга не расспрашивала ее ни о чем.

Вечерами, после работы, они гуляли вместе. Однажды Афоня, придя к Ольге домой, сообщила таинственно, со счастливой улыбкой на лице:

— Нас с тобой сегодня приглашали на вечеринку. Пойдем... Просись у матери.

Ольга мечтательно вспыхнула, но, подумав, грустно сказала:

— Я ведь не умею танцевать. Да и мама меня не отпустит.

— У! Пустое дело. Танцевать там научат. А мать я спрошу. Я скажу ей первая, а потом ты просись... Ладно?

Вошла Лукерья.

— Морковь-то надо пропалывать еще раз,— сказала она,— вся заросла. Я хотела было, да не могу. Поясница у меня опять заныла, наклониться не дает.

— Мы выполем,— сказала Афоня.

Ольга ткнула ее в бок и прошептала:

— Говори...

— Лукерья Андреевна! — громко сказала Афоня, кашлянув,— Опусти Ольгу... На вечеринку нас сегодня приглашали.

— Ты что за адвокат?.. У нее и у самой язык-то не отсох сказать.

— Ну, не все ли равно, я приглашаю, я и прошу.

— Рано ей еще по вечерам ходить, пусть дома посидит,— сурово отрезала Лукерья.

Ольга, потупившись, перебирала кисти скатерти у стола.

— Мама, я пойду?..

— Я сказала толком вам, что рано. Ишь, выдумали! Будет время — нагуляетесь.

Лукерья ушла в кухню и загремела горшками.

Подруги понуро примолкли. В избу вошла Степанида.

— Что это вы какие?.. Будто кислого квасу напились,— спросила она веселым голосом.

— Лукерья Андреевна Ольгу на вечеринку не отпускает.

— Ишь ты, пришла пора...

— Выдумывают с этих пор шляться по вечеринкам,— сердито отозвалась Лукерья.

Степанида плутовато подмигнула девушкам и с решительным видом прошла на кухню.

— А тебе что, жаль? Девчонка-то ведь на возрасте, слава богу, стает. Охота ей али нет, как по-твоему?! Отпусти-ка девку.

— А ты что больно хлопочешь?..

— Что мне хлопотать? Мы с тобой измочалили молодость свою ни за грош, ни за копейку. Не видели свету, и она так же, что ли? Что тебе жалко? Девка работает что есть мочи и погулять нельзя?.. Вот тебе, матка, свет! Да пусть идет потрясется. Людей посмотрит, себя покажет. А то сидит дома, как таракан в щели. Кому охота? Молодость-то раз в жизни дается.

— Я ничего, да кабы грех какой не вышел.

— А ты об этом думай, а не говори,— строго сказала Степанида.— Что у нее на плечах капустный кочан торчит вместо головы?.. Слава богу, в уме. Ступай, Ольга, что тут, слава тебе, господи, что мы в угол рожей, что ли, по-банному крыты, по-рогожному шиты?.. Не хуже прочих.

— Пусть идет,— согласилась, наконец, Лукерья,— только у меня не допоздна. К ночи, чтобы дома быть.

Афоня обрадованно вскочила со стула и, подсучив рукава кофты, весело сказала:

— А морковь мы, Лукерья Андреевна, сейчас выполем. Пойдем, Ольга, успеем еще. до вечера далеко.

В огороде, пропалывая грядку, Афоня спросила:

— Ты еще ни разу на вечерах не была?..

— Нет.

— А я была один раз. Как мне понравилось! Я уже кадриль знаю с первой до шестой. Польку скоро танцевать научусь... Погоди и ты научишься, покажут, и ты сразу поймешь. А потом играют там играми. Каждый кавалер себе барышню пригласит, встанут кругом и поют. А то в столбики играют. Встанешь посредине избы, стоишь, а к тебе кавалеров подводят. Которого тебе не надо, ты возьмешь и топнешь ногой, другого выведут, опять топнешь до тех пор, пока не выведут кавалера, который тебе нравится. Ты его пригласишь и поцелуешь. Когда будут играми играть, ты смотри на меня. Что я буду делать, и ты так делай...

Вечером, когда Ольга оделась в лучшее свое платье, Степанида с довольной улыбкой заметила:

— Всех статей девка выправилась. И чернобровая и черноглазая. Хоть сейчас под венед.

Ольга залилась краской. Когда девушки ушли, Лукерья сказала:

— С радостью хоть сейчас отдам, только бы добрый человек нашелся.

— Не торопись, сестра. Успеет еще слезами кулаки промочить. Годы невелики еще. Пятнадцать-то минуло ли?

— Нонче шестнадцать минуло.

— Ну, какие еще эти годы? Сразу свернется, как былинка. И Афонька тоже повеселела, как из этой черной дыры вышла, из монастыря-то.

Девушки подходили к небольшому дому Гальцова, где была вечеринка.

Ольгу подмывал жутковатый трепет. Она несмело шла, хотелось отсрочить момент, когда они придут. У ворот дома стояла группа молодых парней. Один из них ухарски сбекренил на голове картуз и с озорной улыбкой толкнул на Ольгу белобрысого парня. Ольга отшатнулась, а парень, делая вид, что споткнулся, налетел на Афоню, обхватил ее и проговорил деланно виноватым тоном:

— Ах, извиняюсь, пожалуйста.

Афоня сердито оттолкнула парня.

— Я вот съезжу тебе по роже, станешь знать. Хулиганы!

Кто-то из парней пропищал визгливым женским голосом:

— Фу-ты, ну-ты, пятки гнуты.

Парни захохотали.

— Черти не нашего бога,— ворчала Афоня, заходя во двор.

В передней толпились парни, курили, о чем-то спорили. В соседней комнате вскрикивала и гудела басами гармошка. Высокий парень, улыбаясь, приставал к пожилой женщине — хозяйке дома.

— Анисья Федоровна, ну продай, говорю, крынку молока.

— Я сказала, молока нету.

— Ну, полкрынки.

— Отвяжись!

— Ну, стакан.

Хозяйка взяла из угла ухват и угрожающе проговорила:

— Ты отстанешь от меня? Я вот как начну тебя отсюда ухватом выпроваживать, подставляй, где зудит.

— Уй, сердитая...— проворчал парень и крикнул, выйдя во двор: — Ребята, закрыли буфет — молока нет.

К девушкам подошел рослый молодой человек в темносинем костюме. Русые волнистые волосы на его голове свободно рассыпались, спустились на лоб и затеняли ласковые открытые синеватые глаза. На нем была бледнорозовая шелковая рубашка. Он приветливо улыбнулся.

— Пришли?.. Вот хорошо, здравствуйте.— Он пожал руки девушкам, затем бережно снял с Ольги ватную кофту и унес за печку.— Проходите вперед... Идите за мной... А я думал, вы не придете.

Ольга растерянно улыбалась, Афоня дернула ее за рукав и шепнула:

— Смелей держи себя.

Молодой человек пошел вперед, осторожно расталкивая молодежь.

— Ребята, пропустите барышень,— крикнул кто-то.

Девушки прошли в просторную комнату, где кружились парни и девушки. Ольга робко присела на подставленный ей стул и шепнула Афоне:

— Ты не отходи от меня... А это кто, который нас встретил?

— Гальцов, Григорий Николаич... Он славный. Ристократ. Он токарем работает на нашем заводе.

К Ольге подскочил широкоплечий приземистый парень.

— Позвольте вас, барышня, пригласить.

— Куда? — краснея от смущения, спросила Ольга.

— На кадрель.

Парень наклонился к ней и, сделав руку кренделем, шаркнул по полу начищенным сапогом с высокой подклейкой.

— Я не танцую,— пролепетала Ольга и растерянно оглянулась на Афоню.

— Не умеет она, в первый еще раз,— сказала Афоня.

— Научим.

— Ольга, иди,— сказала Афоня и ободряюще улыбнулась,— отказываться здесь не полагается.

Ольга покорно вышла в круг. Парень с горделивым видом вел ее за руку. На белом лице его чернели хвастливо подкрученные усики. Вышитая красная рубашка была опоясана круглым плетеным поясом, тяжелые кисти которого били парня по правому боку. Ольге казалось, что все смотрят на нее и насмешливо улыбаются. Парень хлопнул в ладоши и крикнул:

— Музыка! Первая фигура!

Весело заиграла гармоника. Парень взял Ольгу за руку и повел, притоптывая каблуками. Она заметалась среди танцующих, не зная, что делать. Прошла на другой конец комнаты, отыскивая глазами своего кавалера. Вокруг нее кружились, топали, шаркали подошвами. Какая-то девушка сказала ей на ходу:

— Иди теперь к своему кавалеру.

Натыкаясь на танцующих, Ольга прошла к парню, а тот, протягивая к ней руки, крикнул: