Белов проговорил это внушительно и мрачно. Ольга поняла, что ему не понравилась ее мысль, и отошла. А Белов подошел к Судину и стал что-то ему рассказывать, поглядывая в сторону Ольги. И удивительно, как ясно было видно на этот раз его бельмо; оно белело, как оловянная пуговка, под правой немного приподнятой бровью. Судин слушал и почесывал щеку, густо обросшую темнорыжей шерстью.
Чем больше Ольга думала о возможности работать на двух станках, тем сильнее укреплялась в ней эта мысль, тем живее представляла себе, как это можно сделать.
Случилось так, что вскоре после этого Белов не вышел на работу. Ольга, заметив, что его станок бездействует, подошла к Судину.
— А где Белов? — спросила она.
— Белов?..— Судин ухмыльнулся.— Ты, Оленька, уж не влюбилась ли в него?
— Влюбилась.
— Захворал Андриан Матвеич, на бюллетень сел... А что?
— Так я спросила,— уклончиво сказала Ольга и отошла к своему станку. Она с нетерпением стала поджидать, когда в цех придет мастер. Наконец, не выдержав, пошла сама в конторку к мастеру.
В конторке толпились люди. Мастер был чем-то озабочен.
— Дмитрий Семеныч, мне с вами поговорить нужно.
— Подождите минуточку... Тут дела, чорт их возьми! Вот и выполни план,— возбужденно проговорил он, обращаясь к секретарю партийного бюро Антипенко.— Хочется так, чтобы все шло гладко, а тут через пень-колоду идет. Тот заболел, тот не пришел, того взяли на общественную работу.. Вертись как знаешь.
— От этого толку будет мало, если мы будем нервничать,— сказал Антипенко, спокойный, тяжелый человек.— Давай пойдем до цеха, разбегаемся и вдаримся у стену лбами — может, лучше будет.
— Шутки в сторону,— проговорил Сафронов,— тут не до шуток. Вы скажите, как это сделать? Самому что ли встать за станок и работать?.. Говорить хорошо: «выходите из положения», а что-нибудь существенное сказать — вас нет.
Ольга насторожилась. Она поняла, что сегодня у Сафронова не вышли на работу несколько токарей:
— Дмитрий Семеныч,— сказала она,— у меня к вам срочное дело.
— Что у вас?..— недовольно спросил Сафронов и направился в цех, без надобности ощупывая что-то в карманах замасленного жилета.
— Я, быть может, помогу вам,— говорила на ходу Ольга.
— Ну-у... чем вы поможете?.. В чем дело? — спросил он нетерпеливо, подходя к ее станку.
— Вот в чем, Дмитрий Семеныч. Вон тот станок у нас сегодня гуляет?
— Да, гуляет. Сегодня много станков гуляет.
— Знаете, что я хочу вам предложить,— Ольга на мгновение замялась.— Давайте я на нем буду работать.
— Как это так? — удивился мастер.— А здесь кто?..
— Я и здесь и там поспею.
Сафронов задумался, потом безнадежно сказал:
— Ничего не выйдет.
— Почему-у?
— Там нужно вставлять новую вещь. Патрон-то пустой. А когда вы будете?.. Отрываться от своей работы я вам не позволю.
— Я и не буду.
— А кто будет? Я, что ли? — недовольно спросил Сафронов.
— Пусть кто-нибудь вставит вещь, пустит станок наход, а я потом справлюсь и со своим и с этим,— Ольга говорила уверенно. Ей представлялось ясно, как получится это дело.
— Но у меня же некого заставить, товарищ Ермолаева. Вы поймите, наконец, что сегодня много токарей не явилось на работу,— взмолился Сафронов.
— Как некого?.. А вон в углу, видите? — Она показала на Судина, который спокойно сидел около станка и с аппетитом ел хлеб, запивая его молоком из бутылки,— Ему нечего делать. Стряхните его с тюфячка-то. Он, наверное, его насквозь просидел. Работа у него ходовая.
Мастер задумался, потом лицо его прояснилось. Он подмигнул Ольге и, щелкнув пальцами, направился решительно к Судину.
Ольга издали наблюдала, как он говорил что-то Судину, показывая на беловский станок. Судин отрицательно мотал головой и показывал на свой станок. Видя, что дело может кончиться неудачей, Ольга, запустив новую стружку, пошла к ним.
— Отказывается?..— спросила она.
— Не хочет.
— Нет, нет, я хочу, Митрий Семеныч,— поспешно проговорил Судин,— только видишь, какое дело, как я свой-то станок оставлю?
— Ничего, товарищ Судин,— сказала Ольга.— Станок у тебя на ходу — стружка идет, я присмотрю за ним.
— Это ты выдумываешь все, ты и настраивай.
— Я настроила бы, да работа у меня, видишь ли, сегодня неходовая.
— Ишь ты!..
— Ничего, ничего, Василий Ерофеич,— ласково говорила Ольга,— ты вот сегодня на строгальном у Шляпникова накатался, время было, и тут время будет.
— У тебя уж больно глаза-то острые, во всякую щель таращатся.
— Что поделаешь. Ну-ка пойдем,— Ольга взяла Судина под руку и повела к беловскому станку.— Чего, Дмитрий Семеныч, вставлять велите?
— Да вот шестерню бы надо эту,— подходя к огромной шестерне, сказал мастер,— размечена она.
— Ну, вот. Давай-ка, Василий Ерофеич, настрой, голубчик.
— Так я право...— ежась подошел Судин к шестерне.
— Шестерню настроить надо,— сказал мастер строго.
— Ладно, Дмитрий Семеныч, идите, мы управимся здесь без вас,— сказала Ольга.— Ну, давай, Василий Ерофеич, а я за всем присмотрю.
Она махнула рукой крановщику и отошла к своему станку. Судин постоял возле шестерни, потом посмотрел в сторону своего станка и стал подцеплять шестерню цепями крана.
Работая на своем станке, Ольга время от времени подходила к станку Судина и следила за работой резца. Вал медленно вращался, иногда вздрагивал, но стружка шла хорошо. А Судин, настраивая шестерню в патрон беловского станка, ворчал, но ворчал так, чтобы его слышала Ольга:
— Моду нашла. Тоже, туда же. Умники! Сдергивать с работы людей. Нет, раз ты сама придумала, так сама и делай. А на людях-то не выезжай. Эк-то всяк может.
— Вы все ругаетесь, Василий Ерофеич,— подходя к Судину, сказала Ольга.
— Да как на вас не ругаться.
— Не по-старому надо работать, а по-новому.
— По новой методе?.. Знаем мы эти ваши методы. Только какой от них прок нашему брату будет? Советска власть, а на деле выходит хуже старого режиму.
— Ну-у?..
— А вот тебе и ну-у. Прежде этого не было.
Судин, должно быть, рассердился не на шутку.
— Скоро так наладим, что не дыхнешь. Покурить некогда будет, даже в нужное место не сходишь.
— На все хватит времени, Василий Ерофеич. Ты только не волнуйся.
— Да как не волноваться, ядрена гуща, прости ты меня, милостивый господи.
Наконец, Судин кончил настройку и с ехидцей сказал:
— Идите, мадам, принимайте, господин ударник.
— Готово?! Ну, вот. А сколько шуму было... Сейчас, Василий Ерофеич, приду принимать.
Ольга перекатила суппорт, уверенно, привычной рукой придвинула резец к вращающейся медной болванке и подошла к беловскому станку.
— Проверять, пожалуй, я не буду, Василий Ерофеич. Я надеюсь, что вы настроили хорошо.
— Нет, проверяй, уж коли на то пошло.
— Хорошо, только, пожалуйста, не бунтуйте. Давайте резец приготовьте.
— Резец?
— Ну...
— И это я?.. Оказия ты, а не баба,— проворчал Судин и, подойдя к ящику Белова, загремел резцами.
Ольга с улыбкой наблюдала за ним. Старик так забавно сердился. Замасленный картуз его съехал на бок, из-под него выбились спутанные густые пряди черных, тронутых сединой, волос. На кончике мясистого носа висела мутноватая капелька. И когда он говорил, во рту его, под голой верхней десной, мелькал красный язык.
— Ворчите вы, Василий Ерофеич, а мне даже смешно. Ей-богу.
— Ну, ясно. Вам, молодым, все хиханьки да хахоньки.
— Смешно потому, что не умеете вы по-настоящему сердиться, уж лучше не сердитесь.
— Да как на вас не сердиться,— вставляя резец в зажим суппорта, продолжал ворчать Судин.
— Подождите, чего вы вставляете?..— воскликнула Ольга.
— Резец.
— Но это не резец.
— А что?
— Пешня, а не резец. Я таким резцом работать не буду.
— Опять неладно, опять нехорош.— Судин сердито бросил резец и торопливо направился к инструментальной.