— Теперь мне разбудить остальных, Огерн?

— Только Дариада и его людей, — ответил Огерн. — Чернокожих воинов уже будит их шаман.

— Да, конечно… А что за заклинание ты произнес, шаман?

— Такое, какое укроет нас от глаз Улагана и его приспешников и даст нашему отряду возможность передвигаться тайно, — отвечал Огерн.

— Но ведь как только мы выйдем из пещеры, он сразу узнает, где мы находимся!

— Только в том случае, если он вдруг увидит нас самолично. Мое заклинание скроет нас от глаз его слуг и лазутчиков. Безусловно, Улаган видит все остальные племена и видит, что его окружили, но он не придает этому значения, не видит угрозы ни себе, ни Куру. Поэтому он станет ждать, а тем временем попытается выудить из наших рядов тех, кто его наиболее заинтересует, дабы помучить.

Лукойо передернуло.

— Как же ты можешь говорить про такое так спокойно?

— Могу, потому что мы ему ничего такого не позволим, — отозвался Огерн. — Разбуди Дариада.

Проснувшись, Дариад велел своим людям готовиться к походу, и они собрались почти так же быстро, как африканцы. Вскоре отряд покинул пещеру и ушел по тропе между холмов — той самой тропе, по которой пришел сюда пять дней назад.

Послышался всхрап верблюда. Огерн сказал Дариаду:

— Верблюды должны молчать. Доносчиков у Улагана множество, и, хотя я закрыл нас заклинанием, внимания к себе лучше не привлекать.

Дариад кивнул и передал приказ Огерна своим людям. Как уж кочевники этого добились, Огерн не понял, однако до самого конца пути верблюды не издали ни единого звука.

Через некоторое время тропу пересекла дорога — белая, сверкающая под лучами луны. Огерн развернул верблюда и повел отряд по дороге между холмами.

Проход был слишком широк для того, чтобы тут можно было ожидать засады, однако Огерн видел дозорных на вершинах холмов. Он шепнул Дариаду:

— Если нас пока не заметили, то заметят непременно, как только мы выйдем из-за холмов. Вели своим людям быть наготове.

Дариад тихо произнес несколько слов. Ответом ему было еле слышное металлическое царапанье — это бихару обнажили мечи.

— Почему ты так спокоен? — спросил юношу Лукойо.

— Мы молились и просили у Создателя звезд победы, — ответил Дариад.

Огерн смутился. Лукойо ошарашенно выпучил глаза. Да, Улаган был одним из созданий Творца, но это не означало, что бог, в которого верил Дариад и его сородичи, оправдывал деяния Улагана. Судя по тому, что рассказывал Дариад Огерну о своем божестве, Создатель звезд прекрасно разбирался в том, что такое хорошо, а что такое плохо, и Огерн был уверен, что Творец по крайней мере не станет помогать Улагану.

Но если Творец не хотел, чтобы Улаган принес миру столько страданий, почему Он до сих пор не вмешался и не положил этому конец? Верно, именно этим и собирались заняться Огерн с Дариадом, и, если они действовали от имени Творца, они должны были победить. Но все равно Лукойо казалось, что божество, способное создавать звезды, могло бы прекратить бесчинства Улагана быстрее людей. Но в глубине души Лукойо знал, что бы ответил на это Ломаллин: «Люди должны сделать свое дело. Они не младенцы, чтобы кто-то все делал за них».

Ответ, конечно, был не полный, но и его хватало. Вероятно, существовало что-то еще. Не исключено, что всех их выковали, словно мечи, ради того, чтобы они стали орудием Создателя звезд. Может быть, они участвовали в осуществлении более грандиозного плана. Но что бы то ни было, сейчас все это значения не имело. Значение имело предстоящее сражение с войском Улагана и осада города Куру.

И хорошо, что Лукойо понимал это: как только отряд покинул холмы, все увидели равнину, запруженную всевозможными чудовищами. Тут были полуптицы-полузвери, полунасекомые-полурыбы, гигантские пауки и карликовые вепри со стальными клыками. У многих страшилищ были человеческие головы, грудь и ноги. С одной стороны подошло войско клайя, с другой — подползла целая армия злобствующих ламии. Позади, переходя от одного края войска к другому, расхаживал ульгарл и погонял тварей тяжелой цепью. Чудовища визжали, и ревели от страха и боли, и бежали вперед, толкая друг друга. Вся эта волна катилась навстречу Огерну и его спутникам, и наконец передние ряды чудовищ бросились на них.

Огерн издал боевой клич, кочевники погнали вскачь своих верблюдов. На несколько мгновений Огерн-шаман исчез, и появился Огерн-воин. Он обнажил меч и врубился в гущу страшилищ. А они взвизгивали, рычали, и шипели, и пытались дотянуться до Огерна длинными когтями, ухватить острыми зубами, языками пламени, пытались обвить змеиными кольцами, Но каждое нападение Огерн встречал меткими ударами кинжала или меча и не считал полученных ран. Позади Огерна сражался Лукойо. Этот рубил направо и налево, яростно вопил и усеивал землю вокруг себя телами чудовищ. Кочевники поддержали Огерна и Лукойо одобрительным ревом и бросились на врагов, решив, что ни за что не позволят северянам обойти себя в боевой доблести. Но за ними следом в бой бросился отряд лесных африканских охотников — охотники тоже решили, что не позволят, чтобы их в боевой удали обошли простые пастухи из пустыни! Плечом к плечу белокожие и чернокожие люди прорубались в середину вражеского войска, оставляя позади бессильно извивающиеся обезглавленные змеиные тела, груды убитых чудовищ, рассеченных на части гигантских пауков, вепрей с отрубленными головами, поджаривавшихся на собственном огне.

А Дариад бился в одиночку. Он оглушительно кричал и пробивался сквозь ряды чудовищ, обуреваемый жаждой битвы, граничащей с безумием. То и было безумие — божественное безумие, ибо Дариад прокладывал себе путь к ульгарлу, предводителю войска страшилищ.

Получеловеческий отпрыск Улагана слишком сильно увлекся тем, что неустанно погонял чудовищ цепью, и не замечал человека до тех пор, пока меч Дариада не воткнулся ему в бок. Тогда ульгарл яростно взвыл, резко развернулся и размахнулся цепью, готовясь убить дерзкого малявку.

Цепь взлетела и опустилась, но не настигла Дариада.

Его верблюд отскочил в сторону, наступил на что-то скользкое, оступился и упал. Дариад вылетел из седла, но, приземлившись на ноги, мгновенно размахнулся мечом, изо всей силы вогнал его лезвие в лодыжки ульгарла и перерубил сухожилия. Великан упал наземь, издавая испуганный и изумленный рев. Поднявшись и встав на одно колено, ульгарл снова занес над головой цепь, звенья которой были утыканы острыми как бритвы шипами. Еще мгновение — и цепь могла ударить Дариада. Кочевник отступил, но недостаточно быстро: шипы зацепили за его одежду и прочертили по его телу красные полосы. Однако Дариад, не обращая внимания на боль, наступил ногой на цепь и не дал ульгарлу отдернуть руку. Дариад изо всех сил ударил мечом по руке великана. Брызнула кровь, отпрыск Улагана вскрикнул, но успел дернуть за цепь левой рукой, от чего Дариад не устоял на ногах, упал и покатился по земле. Снова высоко взметнулась цепь, снова с шипением рассекла воздух, но опять только зацепила Дариада. Кочевник вскочил и нанес новый удар. Ульгарл поднял руку, намереваясь закрыться бронзовым браслетом, но Дариад в последнее мгновение развернул свой меч так, что лезвие врубилось на дюйм выше браслета. Ульгарл вновь завопил, а Дариад, не теряя времени даром, нанес удар с другой стороны прямо в шею великана. Крик сменился бульканьем, из раны хлынула кровь, ульгарл повалился на спину, выпучив полные страха глаза. Дариад сверху вниз глянул на искаженное ужасом, но еще живое лицо ульгарла и прикончил врага одним милосердным ударом. Тело ульгарла последний раз дернулось, и цепь, которую он продолжал сжимать в руке, подлетела и обхватила плечи Дариада. Юный бихару вскрикнул от боли и сжал зубы: По спине его ручьями стекала кровь.

— Отруби ему голову! — крикнул судья, мчась к Дариаду по прорубленному юношей проходу. — Отруби голову, чтобы точно знать, что ему конец!

Дариад выхватил меч из груди ульгарла, но тут к поверженному великану подскакал другой кочевник. Он на скаку размахнулся и нанес отчаянной силы удар по шее ульгарла. Меч, звеня, отскочил, и кочевник в полном изумлении замер.