О нет, не зря! Потеряв ложное божество, питавшее их злобой и ненавистью, ваньяры утратили силу. Бихару гнали их до тех краев, откуда ваньяры начали свои захватнические походы. Бывшие захватчики стали возделывать землю. Среди них появились шаманы и стали править ими, поучая и наставляя ваньяров в вере в бога, которому не страшна смерть. Так разве зря столько странствовал Лукойо, разве зря он потратил столько сил на борьбу со злом?

Огерн поднял мешочек с золотом и взвесил его в руке. Он решил, что отдаст его Лукойо, как только тот оторвется от возлюбленной. Приключения закончились, и полуэльф приобрел не только золото, но и опыт и мудрость. Он вернулся домой, вернулся достаточно богатым для того, чтобы жениться и завести детей, и даже для того, чтобы увидеть, как на свет родятся дети его детей.

— Значит, мы и есть дети тех детей, дедушка? — спросил старший мальчик.

— Да, озорник, и ты это отлично знаешь, — ответил Лукойо и, протянув руку, шутливо потрепал внука за ухо. — Отлично знаешь, потому что эту историю все вы слушали уже десяток раз.

— Но она нам не наскучила, — заверила деда старшая внучка.

— Вот это славно, — похвалил девочку Лукойо, ведь он всякий раз немного переиначивал свой рассказ, чтобы он был интереснее. — Я ведь намерен рассказать вам эту историю, чтобы вы никогда ее не забывали, чтобы потом как следует вколотили ее в уши ваших собственных внучат!

Но было кое-что, чего Лукойо своим внукам не рассказывал. Он не рассказал им о том, что Огерн некоторое время погостил в деревне и понаблюдал за тем, как растет его сын, которого взяла к себе пара бири. Огерн не стал говорить мальчику о том, что он — его настоящий отец: это было бы жестоко по отношению к тем людям, которые воспитывали ребенка, как родного. Огерн оставил бири, взявшим к себе его сына, несколько золотых безделушек, которые они могли бы продать, а потом заставил себя уйти из деревни.

Этого Лукойо внукам не рассказал. Свой рассказ он закончил, по обыкновению, так:

— Бири попросили Огерна стать их вождем и править всеми племенами. Но он видел, что они и сами, без него, переустроили свою жизнь, хотя, конечно, в том, что враги оставили бири в покое, была большая заслуга Огерна. К тому же он уже успел позаботиться, чтобы во всех племенах имелись и шаманы, и вожди, и потому сказал своим соотечественникам, что должен отправиться в странствия, на поиски своей возлюбленной. Сородичи поняли его, хотя и не знали, о какой возлюбленной говорит Огерн. Шамана проводили пышным пиршеством и не стали удерживать.

— Вот так Огерн ушел из деревни, — сказал Лукойо.

— Из нашей деревни, дедуля? — спросила вторая по старшинству внучка.

— Да-да, из нашей, из нашей, болтушка! — Лукойо любовно погладил девочку по голове. — Он ушел в лес, и с тех пор больше никто его не видел.

— Ха! — фыркнула самая маленькая. — Так ус и никто? А из длугой делевни?

— Нет, ну конечно, кто-нибудь его, может быть, и видел, но только мне про это никто не рассказывал!

— А может, он ходил, ходил, да умер оттого, что сердце его разорвалось от горя? — с глазами, полными слез, спросила средняя внучка.

— Ты уж слишком мягкосердечна, малышка, — пожурил ее Лукойо. — Надо укреплять сердечко, а не то вот вырастешь, и любой парень начнет мять его по своему вкусу. Да, конечно, Огерн мог и умереть с горя, хотя я в этом сильно сомневаюсь. У него ведь сердце было что столетний дуб. Нет, я думаю, что он просто стал жить один где-нибудь в лесу и, наверное, наяву отыскал тот сон, который привиделся ему тогда в пещере.

Внуки смотрели на деда широко раскрытыми, зачарованными глазами.

— Полно, муж мой, — урезонила Лукойо бывшая деревенская красавица, а ныне старушка. — Неужели ты хочешь, чтобы внучата думали, что герой стал отшельником!

— Да, он стал отшельником, он жил в уединении, но теперь наверняка многого достиг! Не сомневаюсь, он снова нашел свою богиню — ведь та, что являлась ему в видениях, была Рахани, которой прискучили улины и которой хотелось союза со смертными!

— О-о, — улыбаясь проговорила дочь Лукойо, — и, конечно, стоило ей попробовать Огерна на вкус, как она решила что он — ее любимое блюдо на всю жизнь!

— Зря шутишь, кстати. Не так уж это невероятно, — покачала головой Эллуэра, вспомнив Огерна молодым. — Он, конечно, был мужчина хоть куда. Вряд ли бы женщина захотела его с кем-то делить.

— И ты тоже? — угрожающе вопросил Лукойо.

— Нет, муж мой. — Эллуэра встала, выпрямилась, подошла к мужу и взяла его за руку. — Для меня у него был слишком тяжелый характер. Огерн не был весельчаком, а я люблю веселых.

— Ну, уж чего-чего, а этого у меня хоть отбавляй, — глядя в глаза жены, улыбнулся Лукойо. — Хоть это получила, если больше нечего.

— Не только это. — Эллуэра крепче сжала руку Лукойо. — Пусть там у Рахани слюнки текут при виде на Огерна, мне он никогда не нравился.

Пусть Эллуэра немного слукавила, но небольшое лукавство никогда не вредило счастливой супружеской жизни.

— А другие ребята говорят, будто тело Огерна лежит обледенелое в потайной пещере, — упрямо проговорил старший внук. — Но что его дух отыскал богиню в царстве духов и продолжает учиться у нее мудрости, живя рядом с ней и предаваясь всяким усладам. Вот только что такое «услады», я не понял.

Мать мальчика громко кашлянула, а Лукойо сказал:

— Ну, что касается его тела, в это я еще могу поверить.

— Значит, богиня в Огерна все-таки влюбилась, да? — почти шепотом спросила старшая внучка.

— Говорят, будто улины не способны влюбляться по-настоящему, — отозвался Лукойо. — Потому что вроде бы не умеют любить никого, кроме себя самих. Но не сомневаюсь, Рахани, видимо, до сих пор получает удовольствие от…

Тут уж громко кашлянула Эллуэра.

— …от общества Огерна, — выкрутился Лукойо. — Наверное, она продлевает его сон и учит его тому, в чем больше всего нуждается такой человек, как Огерн…

Теперь громко кашлянула дочка.

— Мудрости, конечно, — нашелся Лукойо.

— Значит, она делает так, чтобы он спал и во сне учился мудрости? — уточнила средняя внучка.

— А когда же он проснется? — потребовал ответа старший внук.

— Тогда, когда потребуется людям, — ответил Лукойо. — А он непременно нам потребуется, потому что все так, как сказал мне Огерн когда-то. Он сказал: «Все еще не окончено и никогда не будет окончено». И он был прав, потому что битва не окончена. Она будет длиться вечно.

Медведь сошел с Дерева и увидел ожидавшую его сияющую женщину.

— Значит, ты все-таки нашел меня, Огерн, — сказала она.

— Нашел, о госпожа моя, о возлюбленная! — Огерн тут же превратился в человека, упал на колени, протянул руки, стараясь коснуться одежд Рахани.

Одна из накидок упала к ногам Рахани. Она рассмеялась:

— Как ты нетерпелив, Огерн!

А шаман не отводил глаз от тела Рахани, испускавшего чудесное сияние.

— Как… как ты можешь снисходить до того, чтобы обнимать ничтожного смертного — меня?

— Никогда ты не был ничтожным! — возразила Рахани. — Ты нежен, добр и заботлив. — Она взяла Огерна за руки, и он поднялся с колен. — Для меня тут нет никакого унижения, никакой снисходительности — просто я так хочу. Хотя… нашлись бы улины, которые бы посмеялись надо мной из-за того, что я обхаживаю мужчину, которого могла бы без труда взять силой, если захотела бы.

— Ты уже взяла меня, — прошептал Огерн. — Даже если и не хотела.

Рахани, польщенная его словами, призывно улыбнулась и упала в его объятия. Когда они на миг отстранились друг от друга, Рахани проговорила:

— Кто осудит меня за то, что я избрала именно такой способ научить тебя тому, что не дается людям при рождении?

— Пусть только кто-то посмеет тебя осудить! — пылко отозвался Огерн.

— Ну, пусть не осудят, но могут спросить почему? — лукаво улыбнулась Рахани.

— Может быть, — с внезапной горечью проговорил Огерн. — Так ты мне платишь за труды? Может быть, это вознаграждение за то, что я исполнил все твои приказы, всегда являлся на твой зов? Может быть, и правда, я для тебя игрушка? Я и сам не понимаю, как я могу быть для тебя чем-то большим, чем игрушка! — Но он тут же взмолился: — О, молю тебя, не говори мне, что это так, ибо ни гордости, ни самолюбия мне не хватит для того, чтобы отвернуться от тебя!