Стрела угодила в спину гоблина. Страшилище взвизгнуло и отцепилось от несчастного странника. Один из его товарищей рубанул мечом по шее другого гоблина. Тело чудища брякнулось наземь, пасть раскрылась в последнем оскале. Его тут же затоптали.

А по краю кольца дерущихся один за другим падали гоблины, разимые стрелами Лукойо. Один из монстров обернулся, чтобы позвать товарищей на помощь, увидел позади груду упавших тел и дико завизжал. С десяток его сородичей обернулись, увидели то же самое, взвыли от злости и принялись обшаривать глазами скалу в поисках злоумышленника. Лукойо вжался в камень, замер, недвижим, но гоблины все равно разглядели его, и дюжина страшилищ, издавая мстительный писк, рванулась вверх по склону. Они прыгали и бегали гораздо быстрее людей.

Между тем один из людей все-таки побежал за ними — то был Огерн, оставивший путников добивать врагов. Предательства он не совершил: гоблинов там осталось немного — с полдесятка, а людей — четверо. При этом у троих чудищ копья были сломаны.

Лукойо понял, что обнаружен и что другого выхода, как только принять бой, у него нет. Он вышел на край уступа и стал стрелять. Рой стрел устремился к гоблинам. Увидев это, они принялись отскакивать, падать, прятаться за камни, но все равно, перебегая от одного камня к другому, продвигались вперед — ну, может, чуть медленнее.

Вот их догнал Огерн. Вот одна гоблинская голова слетела с плеч. Шей у чудищ не было, но топору и мечу было куда ударить, чтобы обезглавить их. Была бы, как говорится, голова. Как только упал первый обезглавленный гоблин, Огерн размахнулся, намереваясь проделать то же самое со вторым, но чудище его заметило и успело громко завизжать. Остальные гоблины обернулись, Огерн взревел и бросился вперед. Гоблины, испуганно пищя, прятались за камнями, чтобы он не настиг их. Но за камнями их настигали стрелы Лукойо.

Один из гоблинов запрокинулся назад, издав предсмертный вопль. Остальные, увидев это, поняли, что могут теперь только нападать, и поскакали дальше вверх по склону, мстительно подвывая. Лукойо подстрелил еще одного гоблина и еще…

Полез рукой в колчан, чтобы достать новую стрелу. Колчан был пуст…

Проклиная судьбу, полуэльф бросил лук и выхватил нож. Притаившись на обрыве, он сжал нож в левой руке, а правой нашарил камень и швырнул его.

Камень попал первому гоблину прямо в морду. Чудовище упало, но еще двое побежали дальше. Еще один камень — еще один поверженный гоблин.

Остался последний. Он прыгал вперед, не догадываясь, что остался в одиночестве. Он высоко подскочил, и его острые зубы вонзились в предплечье Лукойо. Лучник вскричал от дикой боли и ударил чудовище ножом. Зубы гоблина разжались. Из руки Лукойо хлестала кровь.

Но вот подоспел Огерн.

— Сильно ранен, Лукойо? Будь проклята моя медлительность!

— Кость не задета, — отвечал полуэльф, не отводя глаз от раны. — Думаю, он не задел вену. Но он такой урод — вдруг у него зубы ядовитые?

— Пойдем, надо спуститься к этим путникам! — воскликнул Огерн. — У них большие мешки — может, найдется какое снадобье.

Лукойо подобрал лук, перебрался через уступ, окинул глазами товарища.

— Я бы не сказал, что ты в порядке, Огерн.

— Ты про что? Про это? — И Огерн обвел рукой уйму порезов и царапин на груди, плечах, бедрах. — Так, царапины. Мне и не больно пока. Пошли, Лукойо. Если у них для тебя найдется снадобье, значит, найдется и для меня.

Взявшись за руки, они побежали вниз по склону. Правда, около первого упавшего гоблина Лукойо остановился и захотел выдернуть и его спины стрелу.

— Хочу забрать ее обратно!

— Это смогут сделать и путники — попросим их, если они не ранены.

Но Огерн все-таки наклонился, выдернул стрелу из тела гоблина и вытер наконечник о песок. По пути Огерн точно так же поступил со всеми стрелами, которые торчали из тел убитых. А когда они спустились на равнину, кузнец нашел и на земле несколько стрел.

— Всякий лучник время от времени промахивается, — шутливо проговорил кузнец.

— Ага, когда его цель видит летящую стрелу и отпрыгивает от нее или когда эта самая цель уворачивается от меча в самый неподходящий момент.

— Думаю, мы сегодня заночуем здесь, Лукойо. Остальные стрелы поищем завтра с утра.

Так, разговаривая, друзья подошли к путникам. Те уже собрали с земли гоблинские факелы и устроили костер, а теперь обрабатывали и перевязывали друг у друга раны. Как только Огерн и Лукойо подошли к костру, один из путников вскочил и воскликнул:

— Добро пожаловать и благодарим вас, наши отважные спасители. Как вы узнали, что нам нужна ваша помощь?

— Счастливая случайность, — отвечал Огерн, а Лукойо залился соловьем:

— Это бог подсказал его сердцу. Сердцу — это точно, никак не голове. Будь в голове мозги, она бы еще подумала, стоит ли ввязываться в драку с такими страшилками. Скажи, путник, а нет ли у тебя какого-нибудь зелья от гоблинского укуса?

— Найдется, найдется, сколько угодно! Идите же, садитесь!

Подойдя поближе к костру, Огерн всмотрелся получше и увидел, что один из путников лежит на спине. Лицо у него посинело, он задыхался. Огерн решил, что несчастному конец. Одна нога путника была перевязана чистой тканью, но кровь сочилась сильно. Кузнец понял: порвана крупная вена. Рядом с ним хлопотали двое товарищей. Они переговаривались между собой и старались, как могли, хотя один из них был весь изранен — тут и там белели повязки, и одна рука лежала в перевязи.

— Серьезно ранены только двое, хвала Ломаллину! — сказал седобородый путник, видимо, главный. Он взмахом руки предложил гостям садиться у огня. — Еще двое моих товарищей добивают раненых гоблинов и подбирают ваши стрелы. Итак… двое там, двое на страже, один покалечен, один… — Он глянул на умирающего друга, и лицо его омрачилось. — Плохо его дело. Но без вас нам было бы куда хуже… — Седобородый обернулся к гостям и закатал рукав рубахи Лукойо.

Лучник чуть было не заорал от боли, но сумел сдержаться и только простонал… Странник поднес к ране маленький прозрачный сосуд с жидкостью и вынул пробку.

— Закуси губу. Будет жечь.

Жечь? Да такой боли Лукойо никогда еще не испытывал, даже тогда, когда его укусил гоблин! Его стиснутые зубы сами по себе застучали. Это был огонь, жидкий огонь! Он проник в руку Лукойо, пополз к плечу, а потом — к сердцу. Но минуло несколько секунд, и жар угас. Осталась только тупая боль.

А седобородый накапал огненной жидкости на чистую тряпку и приложил ее к ранам Огерна. Огерн от боли закусил губу, но, когда отпустило, спросил:

— Откуда у вас противоядие от гоблинских укусов?

— Мы постоянно странствуем. Такова наша жизнь, — объяснил седобородый, продолжая обрабатывать рану кузнеца. — Все, что у нас в мешках, мы меняем на то, что нам предлагают другие. Мы везем с юга разные безделушки, меняем их на меха и олово, на янтарь и золото. Когда нам удается выторговать столько, что можно нагрузить все это на трех ослов, мы снова идем на юг, и там горожане покупают у нас то, что мы привезем, а мы снова набираем всяких безделушек, да и для себя кое-что покупаем.

— Значит, вы купцы?

— Верно. И потому мы носим с собой снадобья на все случаи жизни — даже от гоблинских укусов.

— Мудро, — похвалил Огерн. — Раз вы такие предусмотрительные, вы должны процветать.

— Те из нас, кто возвращается домой целым и невредимым, могут себе это позволить, — печально отвечал седобородый. — Ну а вы, путники, кто вы такие и куда идете?

— Мы — люди с севера, а идем на юг, — пояснил Огерн, но не сказал зачем.

Купец, видимо, решил больше ни о чем не спрашивать. Наверное, он считал, что всякий, кто не живет в городе, должен просто-таки мечтать попасть туда.

— Что ж, раз вы идете на юг, берегитесь ваньяров.

— Ваньяров. — Огерн и Лукойо переглянулись. — Мы про них кое-что слыхали, но очень мало. Расскажите нам побольше. К примеру, почему они пришли в наши края!

Лукойо сдвинул брови и наклонился вперед.