Огерн выпучил глаза, не в силах поверить в то, что ему на выручку идет клайя. Но он быстро совладел с собой и бросился навстречу Гракхиноксу, выкрикивая боевой клич и размахивая мечом. Крестьяне завизжали и расступились, и наконец между Огерном и его спасителем не осталось ни души.

— Не дайте им удрать! — верещала Лабина. — Остановите их, иначе на вас обрушится гнев Алики!

Крестьяне колебались, но вот из задних рядов послышались восклицания: «Клинки! Клинки!», а вслед за ними — звон металла, означавший, что на подмогу спешат вооруженные жители деревни. Какой-то мужчина бросился на Огерна, вооружившись медным серпом. Огерн разозлился и легким ударом выбил серп из руки крестьянина. Однако его место тут же заняли двадцать человек с серпами и косами. Некоторые размахивали цепями. Клайя завыл, завертелся на месте, принялся орудовать пикой, но стоило ему прикончить одного, как на него тут же бросались еще двое. Клайя заметался, не успев выдернуть пику из тела павшего. Но тут на этих двоих крестьян набросился дверг и отшвырнул их прочь. Тем временем Огерн и Лукойо яростно дрались, отбивая клинок за клинком, серп за серпом, но они уже тяжело дышали и понимали, что совсем скоро крестьяне одолеют их числом.

— Сто-о-о-о-ойте! — вдруг послышался громкий голос, перекрывший шум драки. Голос этот прозвучал со всех сторон сразу вместе с ударом гонга.

Все остановились. Замерли с широко раскрытыми глазами, не бросив, однако, оружия и не спуская глаз со своих противников. Огерн рискнул, быстро оглянулся и увидел…

Увидел высокого человека, охватившего рукой шею Лабины. Лицо старухи побагровело, мерзкое тело, выкрашенное алой краской, задергалось. А от высокого человека, стоявшего у нее за спиной, исходило зеленоватое сияние, и жители деревни трусливо попятились назад, постанывая от суеверного страха.

Огерн смотрел на удивительного человека без страха, он смотрел на него с изумлением и восторгом, потому что это был… Манало!

— Ваша богиня повержена! — провозгласил Манало. Он не кричал, но голос его слышали все. — Сила Ломаллина показала истинное лицо вашей Алики — она всего лишь плод больного ума, извращение, насмешка над улинской госпожой Рахани!

Все стояли не двигаясь, а Манало швырнул Лабину на землю. Старуха в ужасе смотрела на Манало, на его гневное лицо, и ей стало до того страшно, что она свернулась в клубок.

— Но у Алики есть сила и власть! — вскричал старик.

— Это сила Улагана! — громом прогремел ответ Манало. — Это сила смерти! Он послал вам жрицу Лабину тогда, когда ваши урожаи были хороши сами по себе! Он послал Лабину для того, что совратить ваших девушек и уничтожить бесчетное число чужеземцев! — Манало обвел взглядом крестьян, стараясь заглянуть в глаза каждому, и продолжил: — Откажитесь от поклонения Смерти и поклонитесь Жизни! Только Ломаллин и Рахани смогут дать вам щедрые урожаи! — Затем Манало обернулся к Огерну и его друзьям и повелел: — Идите!

Проход, образовавшийся тогда, когда к Огерну пробирался дверг, чудесным образом открылся вновь, Огерн понял, что бежать ни к чему, и потому гордо прошествовал вперед, высоко подняв голову. За ним шел Лукойо, сияя улыбкой, за ним — Гракхинокс, а за тем — зубастый, ухмыляющийся клайя. Как только они добрались до дальнего края толпы, за ними последовал Манало. По пути он сурово вглядывался в лица крестьян и говорил:

— Отвернитесь от смертоносной Лабины! Прокляните лжебогиню Алику! Покиньте богиню, которой на самом деле нет, и поклонитесь богине-матери Рахани!

Но как только мудрец оказался с краю толпы, Лабина вдруг ожила, стала выкрикивать ругательства, воплями призывать народ напасть на чужеземцев, грозить им проклятием, гибелью урожая, рождением мертвых младенцев, пропажей молока у скота и его бесплодием. Толпа, застонав от страха, повиновалась. Крестьяне бросились вслед за чужеземцами, и очень скоро испуганный стон перерос в крик погони.

Манало не пришлось говорить Огерну, что делать. Огерн побежал.

— Быстро в сторону! — И Огерн прыгнул в оросительную канаву.

Его спутники прыгнули следом за ним, не особо смущаясь тем, что угодили в грязь, покрытую слоем воды. Жители деревни промчались мимо, выкрикивая проклятия. Свет факелов выхватывал из тьмы красноватые полумесяцы медных серпов.

Манало склонился к Огерну и прошептал:

— Поймай мне одного из них!

Огерн изумленно глянул на мудреца, но все же повернул голову в ту сторону, откуда бежали крестьяне, прищурился и стал ждать подходящий минуты. Большая часть жителей деревни уже убежала далеко, и позади ковыляли лишь трое отставших. Как только последний поравнялся с канавой, Огерн выскочил и схватил мужчину поперек туловища. Одной рукой он вывернул ему назад руки, другой зажал рот. Крестьянин извивался, пытаясь вырваться, но Огерн держал его крепко и не давал вымолвить ни звука. Только кузнец развернулся, чтобы спуститься вместе с пленником в канаву, как оттуда вышел Манало. Подол его мантии был испачкан грязью. Он поманил Огерна.

Огерн пошел за мудрецом и прошептал:

— Лукойо! За нами!

Полуэльф выскочил из канавы. Как ни странно, его вовсе не смущало то, что он до сих пор был в чем мать родила, зато он очень нервничал из-за присутствия клайя и постоянно оглядывался через плечо.

Между тем шакалоголовое существо вело себя в высшей степени дружелюбно, и вдобавок от Лукойо его отделял враг. Полуэльф поспешил за Огерном, проклиная тот час, когда они решили остановиться в этой деревне.

Манало привел всех к приземистому, круглому, довольно большому строению посреди поля. Там он повернулся лицом к лицу к пленному.

— В этом амбаре мы сможем спрятаться, — сказал мудрец, — а от деревни досюда достаточно далеко, так что никто не услышит, даже если ты станешь кричать. И все же, Огерн, держи его крепче и рта раскрыть не давай.

Глаза пленного крестьянина сверкнули. Огерн нахмурился — прежде он никогда не видел, чтобы Учитель бывал так жесток.

Но Манало уже отвернулся, протянул руки к деревне и заговорил нараспев. И вновь вспыхнуло зеленое сияние, оно окружило руки Манало. Огерн почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Что творил мудрец? Какое волшебство?

Манало медленно поворачивался на месте, обращаясь лицом то к одному полю, то к другому. Затем он даже отошел от амбара, дабы обратиться лицом к тем полям, которые от него заслоняли постройку. Огерн наблюдал за Манало, и ему казалось, будто бы от заклинаний Манало его пробирает озноб. Кузнецу хотелось бежать, только бы не видеть мести Манало.

Но вот они вернулись к тому месту, с которого ушли. Манало опустил руки, зеленоватое сияние угасло. На мгновение он ссутулился, испустил долгий, протяжный вздох, после чего расправил плечи и обратился к крестьянину.

— Ваш урожай спасен, — проговорил он. — И при этом не понадобилось убивать ни чужеземцев, ни кого-нибудь из ваших. Пойди и скажи об этом жрице и жрецу, но прежде всего скажи крестьянам.

Мужчина лупал глазами, видимо, не веря своим ушам. Неужели его никто и пальцем не тронет? Примерно таким же взглядом взирал на мудреца и Огерн.

— Отпусти его, — велел кузнецу Манало.

Огерн убрал руку, крестьянин судорожно вдохнул.

— Вы… вы… вы мне ничего… не сделаете?

— Нет. Ты здесь побывал только для того, чтобы было кому рассказать жителям деревни о моем заклинании. — Манало поднял указательный палец. — Но ваши всходы дадут урожай благодаря улинке Рахани, а не вашей ложной богине Алике.

Крестьянин попятился, ощупывая глазами землю так, словно оттуда могла вылететь шаровая молния и покарать богохульника, но никакая молния ниоткуда не вылетела.

— Но и Рахани нужны маленькие жертвы, — сурово проговорил Манало. — Вы должны засеять семенами холмы и на каждом холме должны закопать небольшую рыбу.

— Рыбу? — Глаза крестьянина выпучились так, что он сам стал похож на рыбу. — Только рыбу, и все?

— Одну на каждую полудюжину семян, — уточнил Манало. — Но Рахани нужен именно такой обмен. Пища за пищу, а не жизнь за жизнь.