Весьма вероятно, что Веддиген испортил свою атаку, достаточно долго держа перископ на виду при столь тихом море. Вахтенный начальник «Дредноута» немедленно изменил курс на перископ.

«Полный ход вперед!» — крикнул он в переговорную трубу машинного отделения.

Через несколько минут раздался сильный удар от столкновения. «Дредноут» шел со скоростью 19 узлов, и лодка вероятно была разрезана прямо пополам. Она прошла по правому борту «Дредноута», ее нос поднялся из воды, затем постоял несколько секунд вертикально, пока корабль шел вперед. С последнего простым глазом можно было рассмотреть цифру «U-29». Затем все исчезло под волнами.

Наши эсминцы бросились к этому месту, разыскивая уцелевших. Ничего не было видно, за исключением плававших вокруг деревянных обломков. Человек, уничтоживший «Хуг», «Абукир» а «Кресси», присоединился к своим жертвам на дне Северного моря».

Иоганн Шписс, который передал нам драматический рассказ о том, как маленький сигарообразный корабль «U-9» добился первой большой победы в мировой войне на море, продолжает историю своих приключений.

«4 февраля 1915 года, за шесть недель до того как Веддиген предпринял свое последнее погружение на дно Северного моря, в Вильгельмсгафен прибыл кайзер. Он инспектировал морские силы, и мы все были ему представлены. В заключение церемонии нас информировали, что кайзер подписал декларацию, объявлявшую «воды вокруг Великобритании и Ирландии военной зоной». Это было начало так называемой «неограниченной подводной войны», которая должна была вестись против всех неприятельских коммерческих судов, встреченных в тех водах, которые были объявлены военной зоной.

Я вступил в командование «U-9», и мы вышли в свое первое крейсерство, целью которого являлось внесение расстройства в союзное торговое судоходство. Одна из наших задач заключалась в изгнании громадного британского рыбачьего флота с его обычных мест ловли. Мы захватили и утопили десятки рыбачьих смеков[12] у Доггер-банки. Это было менее почетно, чем сражение с вооруженными военными кораблями, и менее интересно. Но и это занятие доставляло много неожиданных волнений. Я припоминаю один захватывающий дух случай.

Мы заметили рыбачий пароход «Мери Ислингтон». Выстрел под нос, и его команда чуть не выпрыгнула из своих зюйд-весток, карабкаясь в шлюпки и уходя на них к берегу. Прежде чем мы подошли к покинутому кораблю, они были у отмелей. Наш старший механик со своим отрядом уже готов был вскарабкаться на борт этого судна, чтобы открыть его кингстоны, как наш квартирмейстер закричал:

«Эсминец!»

Над морем висел густой туман, и Эсминец подкрался прямо из мглы. Он шел полным ходом, направляясь на нас. «U-9» не принадлежала к числу проворных лодок, и времени для погружения у нас не было.

«Правая машина полный назад, левая — средний вперед!» — крикнул я. К этому маневру меня вынудил простой инстинкт.

Еще момент, и мы скользнули за корпус рыбачьего корабля. То, что мы еще не обнаружены — являлось одним шансом из тысячи. Если бы мы только смогли держаться вне видимости приближавшегося эсминца! Быстроходный корабль летел мимо нас, вспенивая воду. Когда он проходил совсем близко, наша лодка была совершенно укрыта за рыболовной вехой. Какое счастье! Он нас совершенно не заметил, промчался мимо и быстро исчез в тумане. Затем мы начали топить свой приз.

Шел июль 1915 года, и из четырнадцати старых лодок, которые мы имели в начале войны и к типу которых принадлежала «U-9», семь единиц уже погибло.

«U-9» к тому времени стала старейшим подводным кораблем германского флота. Мы произвели на ней переборку механизмов, а затем нам приказали отправиться в поход в Балтийское море. Из России в это время пришел ряд военных новостей. Русские нанесли тяжелое поражение Австрии, и мы должны были чем-нибудь помочь нашим союзникам. Кроме того, активность наших подводных лодок в Северном море сильно понизилась.

Проникновение в неприятельскую гавань является одним из редких и наиболее смелых действий, которые можно потребовать от командира подводной лодки. Итак, 25 августа 1915 года застало нашу старую «U-9» увертывающейся от мин и пробирающейся украдкой в укрепленную русскую гавань Утэ. Эта русская морская твердыня только-что подверглась бомбардировке нашей эскадрой бронированных крейсеров. Наш большой линейный крейсер «Фон дер Танн» обменялся выстрелами с русским крейсером «Макаров», стоявшим под защитой укреплений. А теперь мы на «U-9» находились на пути прямо в гавань Утэ, в надежде подойти поближе к «Макарову», чтобы угостить его торпедой. Мы прошли через минное поле, осторожно пользуясь своим перископом. И вдруг — о чудо! — крейсера «Макаров» в гавани не оказалось.

Когда я разочарованно разглядывал очертания бухты и берега, то внезапно увидел подводную лодку[13]. Она была еле заметна на фоне каменистого берега, но тем не менее находилась там, стоя в маленьком заливе. Около нее стоял небольшой паровой катер такого типа, который мы часто видели на русских военных кораблях, посещавших Киль. Обстановка стала ясна. Русские офицеры-подводники покидали свою лодку, чтобы провести ночь на берегу или на борту базы подводных лодок, стоявшей на некотором расстоянии в стороне.

Подводная лодка должна была остаться на ночь там, где она стояла.

«Здесь есть рыба, вроде нас, для нашей дневной добычи», — сказал я своему вахтенному офицеру.

Все, что нам оставалось теперь делать, сводилось к тому, чтобы войти в тот канал, где стояла наша русская кузина, затем повернуть на четверть циркуляции я, наведя на нее торпедный аппарат, произвести выстрел. Я вошел в канал и приказал поставить торпеды носовых аппаратов на малую глубину хода.

Паровой катер отошел от русской подводной лодки и направился к тендеру.

«Ах, я так и думал, — прошептал я себе. — Мы заставим эту морскую черепаху немного потанцевать».

«U-9» шла по каналу, пробираясь вдоль ближайшей каменистой банки. Я бросил в перископ неторопливый взгляд кругом, чтобы убедиться, что в гавани внезапно не появится какой-нибудь Эсминец или не произойдет какая-либо подобная этой неприятность. Ни малейшей опасности.

Когда я снова повернул «глаз» на неприятеля, то!.. Волосы мои вдавились в дно фуражки. Эта подводная лодка шла прямо на нас! Мой замысел был ошибочным. Каким дураком я оказался! Мой единственный шанс заключался в быстром повороте и в прямом выстреле по лодке с фланга. «U-9» ворочалась очень медленно. Выполнение быстрых балетных поворотов было не в ее характере.

«Лево руля!» — приказал я в переговорную трубу. «Левой машине полный назад, правой — полный вперед. Опустить перископ!»

Мы разворачивались наиболее мощным поворотным маневром, и в то же время я наблюдал за медленным приближением к нам русской лодки. Затем вдруг сильный толчок, крен и ужасный скребущий шум. Описывая циркуляцию, мы коснулись каменистого препятствия сбоку узкого канала.

Я остановил обе машины, не зная, что произойдет в дальнейшем. Уже слышалось падение снарядов в воду.

Старший механик по своей инициативе удиферентовал лодку до восьми метров и сделал попытку стащить ее со скалы. Мне казалось невозможным, чтобы удар нашей кормы о каменистую гряду не повредил винтов и горизонтальных рулей и не вывел их из действия. В боевой рубке послышался голос рулевого:

«Лодка слушается рулей».

Одно это радостное заявление казалось вывело меня из состояния безнадежности. Я поднял перископ и осторожно дал ход левой машине. Лодка пошла! Мы снялись с камней.

Теперь наступило худшее. Для того чтобы наблюдать, как мы сойдем со скалистой банки, я принужден был смотреть в перископ. Русские, конечно, сразу же заметили его. Последствия не замедлили сказаться. Я увидел идущий на нас след торпеды. Торпеда, как мне казалось тогда, шла исключительно медленно. Я никогда не думал, чтобы торпеда могла быть столь неторопливой. Но, конечно, такой тихоходной она только казалась мне. Я управлял лодкой как мог, чтобы избежать попадания. И, к счастью, торпеда не попала в цель![14]»