«Ныряй, — загремел капитан, — ныряй!»

Действительно, на самой середине океана случилось что-то неожиданное. Этот пароход, видимо, обладал храброй командой. Для корабля, находившегося вдали от берега и без поддержки истребителей, увидеть торпеду и попытаться охотиться за выпустившей ее подводной лодкой являлось действительно мужественным поступком. Пароход бросился по направлению к нам и теперь сбрасывал на «U-151» свой запас глубинных бомб.

Мы в подводной лодке имели только одну мысль — вниз и вниз. Вода была принята во все цистерны. Машины работали полным ходом, уводя нас на глубину. Бомбы взрывались непрерывно, некоторые вдали от нас, а некоторые довольно близко. Лодка дрожала от детонации. Вся команда, не занятая исполнением обязанностей по подводному ходу, столпилась у дверей в центральный пост, вслушиваясь в команды. Люди были бледны. Мы быстро тонули. Звуки взрывов становились слабее.

Вдруг грянул оглушительный взрыв. Лодка сильно затряслась. Мы были уверены, что в нас попали, но мы видели еще друг друга. Свет все еще горел. Первое, что случается, когда подводная лодка поражена — это тухнет электрический свет. Теперь все разбежались по лодке, тщательно осматриваясь в отсеках.

В отсеки не поступало воды. Швы были прочны, и заклепки не ослабли. Лодка не была повреждена.

С каким облегчением мы вздохнули! Затем я взглянул на глубомер. Шестьдесят два метра. Наша лодка была испытана только на пятьдесят. В своем стремлении уйти на глубину мы продолжали уходить все глубже и глубже и ушли слишком глубоко. Даже теперь я не могу понять, как наша лодка могла выдержать столь огромное давление, но я знаю, что она могла быть раздавлена в любой момент.

«Всплыть!» — завопил шкипер. Система сжатого воздуха начала действовать, но вместо того, чтобы зарегистрировать снижение давления, глубомер показывал, что мы продолжаем тонуть. Мы находились на шестидесяти пяти метрах, семидесяти, семидесяти двух, семидесяти пяти. Давление воды над нами было столь велико, что сжатый воздух не мог выдавить водяного балласта из нашего корпуса.

«Бесполезно», — раздался голос квартирмейстера.

«Помпы, — закричал тогда капитан, — и воздушное давление в цистерны номер 3 и 4!»

Помпы начали работать, и новая струя сжатого воздуха громко засвистела и зашипела. Но все это оказалось недостаточным. Восемьдесят два метра глубины.

«Продуть все цистерны!» Я видел полное отчаяние на лице фон Ностица. Если даже теперь воздух и выдавит воду из цистерн и мы вырвемся на поверхность, то останемся без всякого резерва сжатого воздуха. При отсутствии же его лодка не сможет больше погружаться. А что нас ждет на поверхности? Правда, разрывы глубинных бомб прекратились, но наш противник мог еще оставаться на том же месте и обстрелять нас артиллерийским огнем. Тем не менее, если мы могли, то должны были всплыть. Лучше выйти наверх и драться даже с риском быть утопленным, чем быть раздавленным на глубине.

Последний запас сжатого воздуха входил в цистерны, но мы продолжали тонуть. Восемьдесят три метра. Казалось невозможным, что лодка уцелеет. Затем падение остановилось. Когда я наблюдал за глубомером, то мое сердце колотилось, как молоток. Не были ли мы осуждены остаться навсегда на этой глубине? Ужасная мысль! Наконец, мы начали медленно всплывать. Скорость нашего подъема постепенно увеличивалась. Теперь мы находились уже на пятидесяти метрах. Если бы мы только могли здесь на некоторое время задержаться, но задержать всплытие было уже невозможно.

«U-151» вырвалась на поверхность. Когда мы вышли на палубу, то на наших лицах заиграл дневной свет. Парохода не было видно. Каждый из нас свалился на ближайшую опору, и некоторое время все мы лежали в изнеможении.

Спасательные шлюпки потопленного нами английского транспорта все еще виднелись на горизонте. Мы направились к ним.

«Разве пароход не видел вас?»

«Видел, — отвечали они, — и прошел около нас. Они сказали, что не рискуют остановиться, имея поблизости подводную лодку, но позже пришлют за нами шлюпку».

Корабль, сбросив на «U-151» все свои бомбы, ушел полной скоростью, которую только мог дать. Это нас спасло. Тот факт, что в момент нашего всплытия на поверхность он уже скрылся из вида, указывает, как долго длилась наша агония на глубине.

Теперь «U-151» продолжала свой путь. Мимо нас проходило много пароходов, но мы были не в состоянии уничтожить ни одного из них. Однажды утром среди густого океанского тумана внезапно появился гигантский силуэт. Он направлялся прямо на нас. Мы сразу же погрузились. Взгляд в перископ показал нам, что это была «Мавритания», исчезавшая в тумане с громадной скоростью.

Мы обогнули северную оконечность Шотландии и пошли дальше, прорывая английскую блокаду. Когда мы ночью проходили Хельсингборг, я увидел снова ту же красную висячую лампу в столовой, на которую мы обратили внимание, идя в свой поход. И, как раньше, веселая компания сидела за праздничным столом, смеясь и мало помышляя о находившемся вблизи них гигантском подводном крейсере, возвращавшемся из своего трансатлантического рейса.

На рассвете мы побрились и оделись по форме. 20 июля 1918 года, в 9 часов 30 минут утра «U-151» ошвартовалась у пирса.

С тех пор, как мы вышли на север в свой поход, прошло девяносто четыре дня. Мы сделали 9015 миль, потопив 23 корабля, общим тоннажем 61 000 тонн».

Поход в Америку, который должен был совершить фон Арно де ла Перьер на своей новой большой лодке, оказался незаконченным, будучи прерван крупным боевым эпизодом — последним в войне под водою.

«Я оставался в Средиземном море до весны 1918 года, — говорит он, — когда был отозван в Германию и получил в командование один из этих подводных крейсеров «U-139». Все эти большие лодки были названы именами командиров-подводников, погибших на войне. Моей лодке было присвоено имя командира Швигера, того самого Швигера, который потопил «Лузитанию».

«U-139» отличалась от моей старой лодки «U-35», как линейный крейсер отличается от эсминца. «U-35» имела менее двухсот футов длины и насчитывала 40 человек команды. Ее внутренние помещения были тесны. Моя маленькая командирская каюта была едва ли больше шкафа для посуды. На других трех офицеров лодки приходилась всего лишь одна каюта, в которой едва хватало места, чтобы повернуться кругом. Они не имели даже индивидуальных спальных мест. На трех имелось только две койки. Поскольку один из них всегда стоял на вахте, то в этой каюте никогда не бывало одновременно больше двух человек. С другой стороны, «U-139» имела размеры небольшого надводного крейсера. Длина ее равнялась четыремстам футам. Ее тоннаж был 1930 тонн над водою и 2480 под водою. Внутри прочного корпуса имелось две палубы. Моя каюта была просторна и хорошо оборудована, как и каюта всякого командира надводного военного корабля; прочие офицеры были комфортабельно размешены подобным же образом. Вместо одной 10,5-сантиметровой пушки «U-35», на «U-139» было два больших 15-сантиметровых орудия: одно в носу и другое в корме. «U-35» имела два торпедных аппарата в носу и два в корме. «U-139» имела четыре торпедных аппарата в носу и два в корме. Она несла на себе двадцать торпед и тысячу снарядов. Лодка делала на поверхности тринадцать узлов и погружалась в две минуты. Короче говоря, она была действительным боевым кораблем, способным вести серьезный морской бой как при помощи артиллерийского огня, так и торпедами. Дефектом этих подводных крейсеров, в сравнении с лодками меньших размеров, являлась их чрезмерная громоздкость. В надводном бою они могли победить при помощи больших орудий, но в погруженном состоянии из-за их неповоротливости командиру было трудно маневрировать для производства торпедного выстрела.

Я получил распоряжение произвести боевой поход на своем подводном гиганте к восточному берегу Соединенных Штатов Америки. Большое наступление во Франции потерпело неудачу, и наши армии откатились назад. Мы потеряли всякую надежду на победу. В перспективе было полное поражение. Тем не менее наши подводные лодки продолжали делать свое дело.