Но существовал ли он в действительности, или Керенский создал его в своем тревожном воображении для са-мореабилитации, для доказательства того, что он был свергнут «коварными» ударами как слева, так и справа в тот самый момент, когда под его руководством «демократический режим», казалось, вот-вот стабилизируется?

Если бы такой план существовал, какие-то следы его, несомненно, обнаружились бы в тех или иных исторических источниках. Но значит ли это, что Керенский так уж был неправ в своих обвинениях, в подозрении о наличии оиределенной тенденции у правых сил?

Один из активных деятелей ВЦИК и Предпарламента — меньшевик Ф. Дан, сомневаясь в наличии у правых сил плана борьбы с правительством и теми, кто его еще поддерживал, в то же время считал, что в лагере реакции крепла определенная политическая тенденция, суть которой сводилась к следующему: в момент, когда Временное правительство окажется под ударом большевиков, контрреволюционно настроенные военные получат возможность «спасти» его, а затем продиктовать ему свою волю.

Вчерашние корниловцы не только не были готовы подставить свое плечо правительству в случае нового подъема революционной волны и большевистского восстания, но и не желали этого делать. «Над Россией, -писал видный правый кадет А. Изгоев,— повис рок, и пусть скорее придут большевики. Царствие их будут считать если не неделями, то месяцами». Наш знакомый «петербургский чиновник», внимательный свидетель предоктябрьских и октябрьских событий, сделал в дневнике, правда уже через несколько дней после победы Октябрьского восстания, весьма примечательную запись. Она настолько любопытна, что ее хотелось бы привести целиком. «Я лично,— записывал «чиновник»,— смотрю очень мрачно. Впереди еще много несчастий. Катастрофическое повальное бегство солдат из окопов, все разрушающее и уничтожающее на своем пути и распространяющее еще большую анархию по всей стране. Голод всеобщий, но в особенности в Петрограде... Жестокая безработица... В результате банды голодных, безработных, озлобленных и не удовлетворенных пресловутой свободой товарищей. В виде апофеоза — повсеместные жидовские погромы, которые, конечно, несмотря на всю привлекательность для души, нельзя приветствовать разумом. В этом апофеозе выльется вся безграничная злоба, которая во всех накопилась, без различия сословий и партий, и после бури наконец наступит успокоение страстей. Так мне представляется ход событий. Отдельные части России будут самоопределяться, донедже это им сами не омерзеет, и пока они не сольются снова в русском море, возглавляемом монархией ».

Такова картина, которую рисовали себе контрреволю-_

циониые элементы, люто ненавидевшие революцию. Было ли это миражом, рожденным их умами, затуманенными злобой? Послушаем В. И. Ленина. В канун Октября он отмечал, что черносотенцы иногда злорадно желают победы большевиков, «уверенные, что большевики не удержат власти»^я0. Буржуазно-помещичья реакция, писал он, «всегда будет злобно кричать: „лучше бы всего сразу и на „долгие годы“ избавиться от большевиков, если бы подпустить их к власти и затем разбить наголову¹⁵. Такие крики — тоже „провокация¹¹, если хотите, только с противоположной стороны» ⁵¹.

Ленинский политический гений улавливал тончайшие нюансы в настроениях и расчетах контрреволюции. В «Письме к товарищам», написанном в канун Октября, анализируя и опровергая доводы противников восстания и колеблющихся, В. И. Ленин остановился, в частности, и на таком доводе: «„...Вот если бы корниловцы опять начали, тогда мы бы показали! А начинать самим, к чему рисковать?..¹¹ ...А если корниловцы второго призыва научились кое-чему? Если они дождутся голодных бунтов, прорыва фронта, сдачи Питера, не начиная до тех пор? Что тогда?» ⁵².

Л. Троцкий дает на этот вопрос предельно четкий ответ: «Если бы большевики не взяли власть в октябре-ноябре, они, по всей вероятности, не взяли бы ее совсем. Вместо твердого руководства массы нашли бы у большевиков все то же, уже опостылевшее им расхождение между словом и делом и отхлынули бы от обманувшей их ожидания партии в течение двух-трех месяцев, как перед тем отхлынули от эсеров и меньшевиков. Одна часть впала бы в индифферентизм, другая сжигала бы свои силы в конвульсивных движениях, в анархических вспышках, в партизанских схватках, в терроре мести а отчаяния. Полученную таким образом передышку буржуазия использовала бы для заключения сепаратного мира с Гогенцоллериами и разгрома революционных организаций». Ориентируя партию на вооруженное восстание, В. И, Ленин призывал не ждать повторения «корниловских попыток», не «ждать, пока буржуазия задушит революцию» ⁵³.

* ❖ *

Мы должны вспомнить, что в первых числах сентября

генерал Алексеев по поручению нового Верховного главнокомандующего А. Керенского «безболезненно» ликвидировал корниловскую Ставку, с конца июля являвшуюся центром консолидации всех правых сил. Но эта ликвидация была проведена именно «безболезненно:», с такими наименьшими потерями, которые только и были возможны в условиях провала, который постиг корниловский путч. Корнилов и другие видные генералы, как мы знаем, были переведены в Быхов. Режим, установленный для главарей путча в «быховской тюрьме», по их собственным позднейшим признаниям, мало напоминал тюрьму. Л. Новосильцев в своих воспоминаниях даже называл Быхов «курортом». Вставали поздно, после завтрака до обеда прогуливались вокруг костела. По ту сторону забора часто собирались группки солдат, с любопытством рассматривали генералов. Однажды Корнилов, сопровождаемый одним из «быховцев», вдруг подошел к забору, остановился напротив нескольких глазеющих солдат, отрывисто спросил: «Вы с какого фронта — с Юго-Западного?» Солдаты от неожиданности вытянулись, дружно ответили: «Так точно!» Корнилов помолчал, пожевал сухими губами и отрывистым, «лающим» голосом крикнул: «Пошли прочь, сволочь!»

По вечерам собирались в одной из комнат, вели долгие беседы. По дневнику генерала С. Маркова видно, что наиболее популярными темами были мистика, масонство. Бывало и выпивали: вино передавали в «тюрьму» тайно. Сидевший в Быхове генерал Ванновский впоследствии рассказывал, что некоторые генералы вели себя там «слабо: держали градус». Связи с внешним миром были почти неограниченные. На квартире адъютанта Корнилова — ротмистра Хана Хаджиева организовали «почтовую станцию»: отсюда уходили письма «на волю», сюда приходили письма, посылки, газеты. Главными пунктами связи являлись Могилев (духонинская Ставка), Новочеркасск (донской атаман Л. Каледин) и Петроград («алек-есевская организация», «Совещание общественных деятелей» и др.). Установить прочную связь со всеми этими адресатами было не так уж сложно: везде были свои люди. В Ставке осталось немало корниловских офицеров; в Новочеркасск еще до приезда Алексеева в Могилев были направлены несколько человек: В. Завойко, некий офицер, имя которого осталось неизвестным, и младший брат генерала Корнилова — штабс-ротмистр Петр Корнилов.

Завойко, как мы знаем, по пути был арестован, но два других посланца, по-видимому, добрались до места назначения. Связь с Петроградом поддерживалась через офицеров Могилевской Ставки и ... членов Чрезвычайной комиссии, почти открыто сочувствовавших Корнилову.

В оживленном обмене мнениями и планами, проходившем в этом «четырехугольнике», и выкристаллизовывалась, как представляется, первоначальная идея того, что позднее получило название «белое дело». Очень важно хотя бы приблизительно датировать начало этой «кристаллизации».

В октябре 1927 г. в газете П. Струве «Возрождение» была напечатана статья, посвященная десятилетию возникновения «белого движения». Автором ее почти наверняка был сам П. Струве, тесно связанный с этим движением с самых его истоков. В статье отмечалась почти полная синхронность победы Октября (7 ноября н. ст.) и возникновения Добровольческой армии на Дону (15 ноября н. ст.). «Сама краткость промежутка между этими событиями,— говорилось в статье,— определенно показывает, что они подготовлялись одновременно. Несомненно, что основатель Добровольческой армии генерал Алексеев отлично знал, куда ему надо идти, чтобы противостоять тому, что готовилось России... Несомненно, что и генерал Корнилов, покидая во главе своих текинцев быховскую тюрьму... тоже знал, куда он идет, знал, где начнет движение против красных...»