Не могу скрыть, что я ему очень обрадовался. Прежде, чѣмъ я успѣлъ вскрыть его. на меня повѣяло чѣмъ-то близкимъ, роднымъ н вмѣстѣ съ гі.мъ ушедшимъ куда-то въ грустную даль.
Содержаніе письма меня, однако, въ значительно# степени разочаровало. Оію было коротко и написано на. очень сдержанномъ топѣ. Отъ шк ьма у меня получилось такое впечатлѣніе, что Троцкій боялся, какъ бы не очутиться въ объятіяхъ совершенно чужого человѣка или еще больше, чтобы дружески протянутая рука не повисла въ воздухѣ безъ отвѣтнаго пожатіи: вѣдь мы такъ давно не видѣлись, и онъ обо мпѣ давно ничего не слыхалъ. Въ одномъ мѣстѣ письма опъ прямо такъ и спрашиваетъ: не “американизировался*’ ли я (опять пачекъ на пресловутую “измѣну”). Не сообщая О себѣ ровно ничего, ОІІЬ проситъ меня подробно сообщить о себѣ, оставляя, невидимому, за собою право поступить ігь дальнѣйшемъ со мною въ зависимости отъ моего отвѣта.
Что побудило (*го написать ото письмо: потребность ли возобновить старыя дружескія отношенія, пли какое-либо другое соображеніе, м111; труню было тогда рѣшить. Позже, когда оііь пріѣхала, въ Америку, въ бесѣдѣ со мной, опъ сообщилъ мнѣ, что какъ-то написалъ (судя по всему, это было около того времени, когда онъ написалъ мпѣ) письмо Францу ПІіпігонскому. Но. совершенно неожиданно и къ величайшему еіюечу изумленію, получилъ отъ него такой грубый отпора., что о продолженіи переписки не могло быть и рѣчи.
Для меня, хорошо впавшаго благородство, чутко* ть и деликатность Фрища. такое его поведеніе было совершенно непонятно, нт. особенности но отношенію къ человѣку, са. которымъ онъ былъ така, близокъ и друженъ. Когда же я про себя сопоставилъ исторію этого письма съ письмомъ Троцкаго ко мпѣ, миЬ стало я» но. что Троцкій чего-то пе договариваетъ. Очень возможно, что въ письмѣ своемъ къ Францу (также, вѣроятно, предусмотрительно сдержанномъ и холодномъ) онъ еще рѣзче, чѣмъ въ письмѣ ко мнѣ, намекнулъ ему объ “измѣнѣ”.
Встрѣтивъ Франца, уже по пріѣздѣ въ Россію, въ 1918 г., я спросилъ его объ этомъ письмѣ. Точно содержанія письма Троцкаго онъ не помнилъ. Онъ помнилъ только, что оно было написано въ такомъ оскорбительномъ духѣ, что другого отвѣта, кромѣ того, который онъ ему далъ, оно не заслуживало.
Я не сомнѣваюсь, что у Троцкаго не было намѣренія въ письмѣ къ Фрапцу оскорбить послѣдняго, какъ у него не было намѣренія оскорбить меня. Я склоненъ думать, что письмомъ къ Францу, какъ и письмомъ ко мнѣ, онъ искренно хотѣлъ возобновить дружескія отношенія. Но не обладая ни чуткостью, ни деликатностью, ни благородствомъ Франца, онъ, въ эгоистическомъ стремленіи обезопасить себя отъ возможности непріятнаго для его гипертрофированнаго самолюбія отпора, слишкомъ перегнулъ палку въ противоположную сторону и добился, — какъ это часто въ такихъ случаяхъ бываетъ, — какъ разъ того, чего такъ старательно хотѣлъ избѣгнуть. Что касается меня, то я, съ одной стороны, очень хотѣлъ отвѣтить Троцкому и завязать съ нимъ переппску; съ другой стороны, какой то непріятный осадокъ отъ письма меня каждый разъ удерживалъ. И я такъ ему п не отвѣтилъ. Возможно, что это было записано мнѣ въ иаспвъ не менѣе, чѣмъ Францу его “грубый” отпоръ.
Я считалъ нужнымъ остановиться на этомъ незначительномъ по себѣ эпизодѣ потому, что онъ характеризуетъ Троцкаго, какъ друга. Какъ бы Троцкій ни былъ привязанъ къ другу, онъ никогда не является для него самоцѣлью. Другъ существуетъ для него п цѣненъ только до тѣхъ поръ, пока такъ пли иначе даетъ возможность для проявленія его (Троцкаго) индивидуальности. Онъ, дѣйствительно, любптъ его, привязанъ къ нему, п пр. Какъ самостоятельная индивидуальность, внѣ указанной служебной роли, другъ не имѣетъ для него значенія. Поэтому, какъ только другъ пересталъ пграть эту роль, дружба сразу отпадаетъ, какъ будто ея никогда не было, безъ всякой внутренней борьбы, безъ трагическихъ переживаній.
Онъ говорилъ о разрывѣ съ Францемъ такъ легко, какъ о совершенно чужомъ, съ которымъ онъ пикогда не былъ близокъ; то же онъ проянилъ по отношенію ко мнѣ послѣ моей критики его брошюры нъ Домѣ Предварптель-наго Заключенія; то же было по отношенію къ Дейчу; къ женѣ, Александрѣ Соколовской, которую онъ оставилъ съ двумя дѣтьми, съ легкостью прямо изумительной, п т. д., и т. д.
Глава девятая ВОЙНА.
Троцкій въ Цюрихѣ и Парижѣ. — Парижскій “Голосъ” и “Наше Слово”. — “Интернаціонализмъ” и пораженчество. — Полемика съ оборонцами. — Арестъ и высылка Троцкаго изъ предѣловъ Франціи.
Прошло два года. Въ 1914 году вспыхнула война, раздѣлившая почти всю Европу на два враждующихъ лагеря. Но п нейтральныя страны, естественно, никоимъ образомъ не могли оставаться равнодушными къ исходу войны и, болѣе или менѣе откровенно, становились на ту пли другую сторону. ‘
Населеніе нейтральныхъ Соединенныхъ Штатовъ въ громадномъ большинствѣ было рѣшительно на сторонѣ Англіи и ея союзниковъ.
На сторонѣ Центральныхъ Державъ были, главнымъ образомъ, патріотически настроенные выходцы пзъ Германіи и Австро-Венгріи, въ томъ числѣ многочисленные въ Америкѣ галпціискіе евреи. Массы этихъ выходцевъ, не способные стать на болѣе широкую общую точку зрѣнія, естественно желали побѣды своеГГ родинѣ*.
Но были и такіе, которые сочувствовали Центральнымъ Державамъ только потому, что желали пораженія своей родинѣ. Къ нимъ принадлежали ирландцы, всегда имѣвшіе зубъ противъ Англіи; а также выходцы пзъ Россіи, большинство которыхъ эмигрировало въ Америку въ поискахъ за убѣжищемъ отъ политическаго и національнаго гнета на родинѣ. Онп были проникнуты ненавистью къ деспотическому русскому правительству, которое онп, въ своемъ невѣжествѣ, смѣшивали съ Россіей. 1І потому они, естественно, желали Россіи пораженія и всяческихъ бѣдъ, и питали враждебныя чувства къ связавшимся съ нею Англіи п Франціи.
Газеты, заботясь, главнымъ образомъ, о тиражѣ, отражали настроеніе своихъ читателей. Громадное большинство ихъ было на сторонѣ Англіи, Франціи и пр. Тѣ же, главный контингентъ читателей которыхъ с вставляли нѣмцы, ирландцы или пораженчески настроенные русскіе выходцы, были за побѣду Германіи и ея союзниковъ.
Соціалистическія газеты, большинство читателей которыхъ были тѣ же нѣмцы и выходцы изъ Россіи, были настроены рѣзко германофильски. Гакоиь былъ англійскій “Коллъ", нѣмецкій “Фолксцайтупгъ”, русскій “Новый Міръ". Такою же была газета “Русское Слово", редактировавшаяся тогда Иваномъ Окунцовымъ.
Особенно въ игомъ отношеніи отличалась еврейская соціалистическая газета “Форвертсъ”. Эта газета всегда имѣла всѣ типичны я черты желтой газеты. Ростъ тиража всегда былъ основной цѣлью и предметомъ гордости ея редактора Абрама Кагана, который даже хвастался отнмъ вт, своихъ передовицахъ.
“Форвертсъ” сначала занялъ было позицію сочувствія Англіи и ея союзникамъ. Но, увидѣвъ, что его конкурентъ (“Варгайтъ"') потерпѣлъ крахъ вслѣдствіи такой политики, пт. короткій срокъ потерявъ большинство своихъ галиційскихъ читателей, — онъ быстро повернулъ фронтъ. Вѣдь его читатели тоже наполовину состояли изъ галиційскихъ евреевъ, а другую половину составляли русскіе эмигранты, враждебно настроенные къ царскому правительству. Эта газета не только открыто завяла германофильскую позиціи), во и вт. шумно крикливыхъ сообщеніяхъ снопхъ прибѣгала къ пріемамъ, свойственнымъ желтой пюішппстпчсской прессѣ самаго низкаго пошиба, съ рекламнымъ восхваленіемъ “геройскихъ” подвиговъ германскихъ іюйскд,, командировъ, отдѣльныхъ солдатъ и шпіоновъ, и всяческою хулою па такого же рода подвиги противной стороны.
Въ 1010 году Л. Г. Дейчъ, давно устраненный отд, редактированія “Новаго Міра”, сталъ издавать ежемѣсячный журналъ “Свободное Слово”, въ которомъ послѣдовательно развивалъ точку зрѣнія соціалистовъ, оставшихся вѣрными споимъ освободительнымъ тенденціямъ; онъ рѣшительно и со леею анергіей возставалъ противъ германофильства мѣстныхъ соціаліп’тнческнхъ изданій, все равно, принадлежали ли они къ откровеннымъ пораженцамъ, въ
духѣ Ленина, пли прикрывали свое германофильство благозвучной кличкой “интернаціоналистовъ”.