"Диагноз и принципы лечения Андропова были предельно ясны. Подагра, которой он страдал несколько десятилетий, привела к полной деструкции обеих почек и полному прекращению их функции. Андропов, его окружение, в основном руководство КГБ, ставили вопрос о возможной пересадке почек. По мнению советских специалистов, это было невозможно и нецелесообразно, а учитывая состояние Андропова, выраженные атеросклеротические изменения сосудов, и опасно. Вот почему первый вопрос, который был поставлен перед А. Рубиным, был вопрос о возможности пересадки почек. Причем окружение Андропова просило, чтобы консультация проходила без участия советских специалистов, которые, по их мнению, могли оказывать определенное "психологическое", "коллегиальное" давление на А. Рубина в оценке состояния и рекомендациях методов лечения. Я понимал, что эта просьба исходит от Андропова, и просил А. Рубина быть предельно откровенным и беспристрастным. Мне понравилось, как он держался во время консультации -общительный, вежливый, очень пунктуальный и в то же время с чувством достоинства, присущим специалистам высокого уровня. Он полностью подтвердил правильность тактики лечения, избранной советскими специалистами, и отверг возможность пересадки почек".

Андропову, пораженному неизлечимыми недугами, оставалось жить полгода. Улучшения здоровья, даже временного, уже не наступило. Но именно в самом начале осени ему пришлось быть втянутым в грандиозный международный скандал, который стал самым громким и, к несчастью, печальным эпизодом его короткого пребывания у власти.

...В ночь на 1 сентября в советское воздушное пространство над полуостровом Камчатка вторгся иностранный самолет. Несмотря на многократные предупреждения, предусмотренные в таких случаях международными соглашениями, он на все поданные ему сигналы не отвечал. Все средства ПВО были приведены в боевую готовность, самолеты-перехватчики подняты в воздух. Понятно почему: именно там находились основные базы атомных подводных лодок Тихоокеанского флота, основной ударной силы нашего ракетно-ядерного щита. Было о чем тревожиться.

Меж тем самолет продолжал полет теперь уже над Сахалином, это был американский громадный лайнер "Боинг747", но ведь никто не знал, был ли он гражданским или военным. На выходе из нашего воздушного пространства на западном берегу острова Сахалин самолет-перехватчик выпустил две ракеты класса "воздух-воздух", пилот доложил на командный пункт: "Цель поражена". Обломки огромного самолета рухнули в море. Вскоре выяснилось, что это был пассажирский лайнер Южнокорейской авиакомпании с 269 членами экипажа и пассажирами на борту, совершавший рейс из Аляски в Сеул. Среди погибших оказался и один американский сенатор. А вот командир воздушного корабля, кореец, был, как скоро промелькнуло в печати, полковником спецслужб. Только вот неизвестно, чьих именно.

Кто непосредственно принимал решение о том, чтобы сбить самолет, до сих пор точно не известно, но в любом случае Андропов по конституции был Верховным главнокомандующим наших Вооруженных сил.

Ему официально доложили о случившемся утром 1 сентября, когда он проводил очередное заседание Политбюро, как оказалось - последнее в своей жизни, которой вскоре суждено было оборваться. Как всегда, рассматривалось множество вопросов: о созыве в ноябре очередного пленума ЦК и сессии Верховного Совета, о производстве самоходных колесных шасси и цветных телевизоров новых моделей, о мерах по обеспечению роста производительности труда, социально-демографическом обследовании населения, о торговле между СССР и Египтом, помощи Афганистану, о докладчике на торжественном заседании, посвященном 66-й годовщине Октябрьской революции, и многие другие вопросы.

Накануне заседания к Андропову подошел Устинов и сказал:

- Самолет сбит. Оказался не американским, а южнокорейским и притом гражданским... Все выясним и доложим подробнее.

- Хорошо. Но мне докладывали, что над Камчаткой был самолет-разведчик. Я сегодня после заседания Политбюро улетаю в Крым. Нужно отдохнуть и подлечиться. Ас самолетом - разберитесь.

Инциденту с южнокорейским "Боингом" Андропов не придал вначале особого значения. Сколько мы сбили американских самолетов-нарушителей и на Востоке, и на Балтике, над Баренцевом морем, и в Армении, даже под Свердловском. Десятки. Немало и наших воздушных кораблей бесследно исчезло в самых разных точках земного шара.

Вечером того же дня Андропов в очень плохом самочувствии улетел в Крым. Перед отъездом он позвонил Черненко, который в качестве неофициального второго секретаря оставался "на хозяйстве", то есть вел заседания Политбюро и Секретариата, и "попросил" завтра же созвать членов Политбюро и представителей необходимых ведомств для рассмотрения "самолетного дела" и принятия необходимых решений.

2 сентября члены Политбюро Черненко К.У, Горбачев М.С., Гришин В.В., Громыко

A. А., Романов Г.В., Тихонов Н.А., Устинов Д.Ф., Воротников В.И., Демичев П.Н., Долгих

B. И., Кузнецов В.В., Соломенцев М.С., Зимянин М.В., Капитонов И.В., Рыжков Н.И., а также приглашенные председатель КГБ Чебриков, начальник Генерального штаба Огарков и замминистра иностранных дел Корниенко собрались в зале заседаний. "Правда" уже обнародовала первое сообщение об инциденте: "В ночь с 31 августа на 1 сентября с. г. самолет неустановленной принадлежности вошел в воздушное пространство СССР над полуостровом Камчатка, а затем вторично нарушил воздушное пространство над островом Сахалин. Поднятые навстречу самолету-нарушителю истребители ПВО пытались оказать помощь в выводе его на ближайший аэродром. Однако самолет-нарушитель на подаваемые сигналы и предупреждения советских истребителей не реагировал и продолжал полет в сторону Японского моря". Ничего не говорилось об уничтожении самолета и числе жертв. Сообщение было в высшей степени туманным и содержало поразительно странное умолчание, что самолет-то сбит! По нормам международного права мы вполне могли так поступить в интересах защиты безопасности своих воздушных границ. Дряблая половинчатость заявления была явным выражением дряхлой слабости Андропова и его сотоварищей по партийному ареопагу. Это отчетливо видно из протокола заседания Политбюро, состоявшегося на следующий день.

"Устинов. Вопрос состоит в том, как лучше сообщить о наших выстрелах. Другими словами: как оправдаться и переложить всю вину целиком на другую сторону.

Громыко. Отрицать то, что наш самолет стрелял, нельзя.

Чебриков...Американцы признают, что самолет был обстрелян на нашей, советской территории, а затем упал в океан в наших водах. Фактически это произошло в нейтральных водах. У нас сейчас там действуют корабли и один самолет. . Нами подобран ряд вещей. Глубина моря там около 80- 100 метров.

Громыко. Значит, "черный ящик" из самолета они поднять могут, и мы тоже.

Тихонов. Ясно, что рано или поздно они полезут за остатками самолета.

Долгих. А если полезут, то получат данные о том, что самолет сбит.

Горбачев. Зафиксировали ли они боевой выстрел?

Чебриков. Нет, не зафиксировали. Но я еще раз хочу подчеркнуть, что наши действия были совершенно законными...

Тихонов. Если мы поступили правильно, законно, то надо прямо сказать, о том, что мы сбили этот самолет.

Громыко. Мы должны сказать, что выстрелы были произведены. Это надо сказать прямо, чтобы не позволить противнику бросать нам обвинения в обмане.

Гришин. Прежде всего, я хочу подчеркнуть, что нам надо прямо заявить, что самолет сбит. Одновременно необходимо жестко выступать против всякого рода антисоветских провокаций.

Горбачев. Прежде всего, хочу сказать о том, что я уверен, что наши действия были правомерными. Нам надо четко показать в наших заявлениях, что это было грубое нарушение международных конвенций. Отмалчиваться сейчас нельзя, надо занимать наступательную позицию. Подтверждая существующую уже версию, надо ее развить.".