Разумеется, потомственный русский интеллигент Капица не был "Люсей Б.", он это письмо не направил в "самиздат", не передал иностранным корреспондентам. Андропов понял это и совершил поступок, весьма необычный для его замкнутой жизни: он ответил Академику письмом. Тоже личным. Приводим его полностью:

"Уважаемый Петр Леонидович!

Внимательно прочитал Ваше письмо. Скажу сразу, оно меня огорчило. Огорчило смешением некоторых философских и политических понятий, которые смешивать никак нельзя... Первый принципиальный вопрос. Он касается оценки инакомыслия... Как я понимаю, Вы поднимаете философский вопрос о роли идей в развитии общества. Если это так, то правильнее было бы, очевидно, говорить о роли передовых и реакционных идей, а не использовать термин, который по воле или вопреки воле автора сглаживает это различие, берет в общие скобки качественно различные явления в общественной жизни. Как коммунист я, естественно, признаю только конкретный подход к любым идеям и явлениям в области политики или культуры и могу оценивать их лишь с точки зрения того, являются ли они прогрессивными или реакционными. Поддерживая прогрессивные идеи, коммунисты всегда боролись, борются и будут бороться против идей реакционных, которые тормозят общественный прогресс. Что же касается Ваших утверждений, что Сахаров наказан за "инакомыслие", то, очевидно, Вы стали жертвой чьей-то недобросовестной информации. Известно, что в нашей стране не судят за "инакомыслие", и советский закон не предписывает всем гражданам мыслить в рамках каких-то однозначных стереотипов. Почитайте высказывания по этому поводу Леонида Ильича Брежнева. Он неоднократно подчеркивал, что у нас не возбраняется "мыслить иначе", чем большинство, критически оценивать те или иные стороны политической жизни. "К товарищам, которые выступают с критикой обоснованно, стремясь помочь делу, - указывал Леонид Ильич, - мы относимся как к добросовестным критикам и благодарны им. К тем, кто критикует ошибочно, мы относимся как к заблуждающимся людям". Так обстоит дело с "инакомыслием".

Третье. Касаясь фактической стороны вопроса о Сахарове и Орлове, хочу сказать следующее. Академик Сахаров, начиная с 1968 года, систематически проводит подрывную работу против Советского государства. Он подготовил и распространил на Западе более 200 различных материалов, в которых содержатся фальсификация и грубейшая клевета на внутреннюю и внешнюю политику Советского Союза.

Его материалы используются империалистами для разжигания антисоветизма, для осуществления политики, враждебной нашему строю и государству. Как видите, тут уж не "инакомыслие", а действия, наносящие ущерб делу безопасности и обороноспособности Советского Союза.

Надо ли в этом вопросе делать, как Вы говорите, "задний ход", видно из всего сказанного выше. Собственно говоря, поставленные Вами вопросы не являются компетенцией ни моей, ни организации, которую я возглавляю. Откликаясь на Ваше письмо, я руководствовался, Петр Леонидович, чувством уважения к Вам.

Ю. Андропов.

19 ноября 1980 г.".

Тут мы снова готовы извиниться перед читателем за длинную цитату. Да, читать эти водянистые словеса скучновато, нет сомнений. Одна почтительная цитата из Леонида Ильича чего стоит! И это в письме, которое выглядит как частное! Но этот самый Ильич поминался не для почтенного академика, а на всякий случай: чтобы Цвигун или Цинев не шепнули тому же Ильичу, что не ценит, мол, вас наш начальник-то. И плевать было Андропову, что почтенный академик отлично все понимал, пожал плечами, небось, во время чтения. Таков был, таким всегда и оставался Юрий Владимирович - честолюбец, циник и молчальник.

А с Сахаровым еще долго возились, перекидывая его с ладони на ладонь, как горячий блин: и уронить нельзя, и съесть горячо. Но вот в декабре 1979 года наши войска вдруг ввели в Афганистан, о чем подробнее далее. В мире поднялся такой грохот, что нашему руководству стало уже все равно - одним воплем больше или меньше. Пусть уж будет больше: и сослали Сахарова в Горький. Выглядела эта ссылка странновато - огромный го-

род в сердце России, старейший образовательный, культурный и научный центр. А миллион его жителей, они что, тоже были ссыльными? Но Брежневу и Андропову плевать на все было, лишь бы прикрыть дело: въезд в город иностранцам был наглухо закрыт. И решили. Теперь сахаровское дело с андроповского ведомства не снималось, но уже в основном не для шефа, ибо принципиальный вопрос был решен.

На этом и закончим затянувшийся сюжет с участием Андропова в решении судеб Сахарова и Солженицына. Деятели они были весьма разные, побеги от них пошли в расходящихся направлениях, от первого - прямо к нынешним "реформаторам", разрушившим Советскую державу, второй в общем и целом был и остается русским патриотом. Но Андропов одинаково равнодушно преследовал обоих, выполняя указания Генсека. Как всегда, он ждал своего часа.

Теперь следует сделать совершенно необходимое пояснение для современного читателя про эти уже довольно далекие от него политические истории. Немало говорилось о двурушниках с партийными билетами и высокими постами. И не только о тех сомнительных деятелях, которых подбирал в свое окружение Андропов и которые так явно проявили себя во времена "перестройки" и "реформ". Таких, к сожалению для нашего народа, немало находилось и за пределами непосредственного влияния Юрия Владимировича. Но зададимся немаловажным вопросом: а имелись ли тогда в правящих верхах Советского Союза деятели, которые стояли на русско-патриотической почве? Те, кто сопротивлялся, каждый в меру своих способностей и возможностей, начавшемуся тогда же наступлению антирусских и антигосударственных сил?

Попытаемся ответить. Да, бесспорно, таких деятелей было много - и в Центральном комитете партии, и в Совмине, и в Минобороне и Г енштабе, в КГБ, но особенно - в провинциальных подразделениях названных ведомств, столь серьезных для жизни государства и его граждан. Подробнее об этом - когда-нибудь позже, ибо это отвлекло бы нас от "андро-повского" сюжета. Но об одном деятеле высшего партийного руководства той поры, который не скрывал своих патриотических убеждений и даже пытался действовать в этом направлении, мы расскажем.

Владимир Николаевич Ягодкин (1928-1985), коренной москвич, русский, окончил, и прекрасно, исторический факультет МГУ, потом, как и многие выпускники тогдашних гуманитарных факультетов столицы, попал в обновляемый Хрущевым комсомольско-партийный аппарат. Твердо верил тогда в возможность истинного обновления страны на благо народа. (Могу подтвердить из собственного опыта: меня тоже еще до окончания исторического факультета в Ленинграде в 1958 году направили на службу в райком комсомола, не очень хотелось, но тоже, как и многие мои ровесники, воспринимал это как нечто весьма серьезное и нравственно ответственное: мол, было у нас не очень, а мы-то все поправим...).

Ягодкин вступил в партию в 1950 году, а уже в конце шестидесятых стал секретарем по пропаганде столичного (!) горкома КПСС. Влияние его на идеологию не только Москвы, с которой тогда все брали пример, а тем самым на всю гигантскую страну, было очень сильным. И только потому, что он сам был личностью сильной и целенаправленной в сторону советско-русского патриотизма. В 1971 году на XXIV съезде КПСС Ягодкин стал кандидатом в члены ЦК. Это была неслыханная честь, ибо молодой по тем временам московский идеолог был в ЦК уже четвертым деятелем городского комитета столицы: шеф Гришин, второй секретарь Л. Греков, секретарь Р. Дементьева и Ягодкин. Поясним, что разница между членом ЦК и кандидатом в члены была весьма условной. Ягодкин был моложе и образованнее едва ли не всех своих сотоварищей, значит. Тем паче что Гришин, человек простой, весьма ему благоволил.